Рут Рейчл - Чеснок и сапфиры Страница 13

— Могу попросить вилку? — спросила Клаудия.

Соба в «Хонмура Ан» была такой же вкусной, как и та, которую я ела в Японии, но Клаудия не прониклась ее очарованием. Она бы предпочла тарелку с пастой «примавера». Ресторанные морские ежи тоже были сказочными: большие мягкие груды оранжевой икры, такой же сочной и душистой, как сочное манго. Клаудия наотрез отказалась их попробовать. Она буквально содрогнулась, когда я предложила ей сырые креветки, которые таяли на зубах, подобно роскошному молочному шоколаду. Категорически возражала она и против салата из морской капусты.

Принимая все это во внимание, я не удивилась, когда Клаудия первая позвонила мне в день публикации статьи, посвященной «Хонмура Ан».

— Ты с ума сошла? — спросила она без преамбулы. — Как можно восторгаться жалким ресторанчиком, в который ты меня водила? Знаешь, что об этом говорят?

И радостно меня просветила:

— Люди шокированы тем, что ты присвоила три звезды столовке, готовящей лапшу. Три звезды! Все говорят, что твои дни сочтены.

После паузы она добавила:

— Подожди, они еще не знают, что ресторан находится на втором этаже, а лифта там нет!

Рестораны

В Японии уважают предмет за высокую цену. Понятно поэтому, почему в Токио вам случается видеть, как люди покупают дыни по 100 долларов. Также понятно, почему все мои японские друзья с таким уважением отзываются о «Хонмура Ан». «Очень дорогая соба? — спрашивают они, услышав о ресторане в Сохо. — Должно быть, она и в самом деле хорошая».

Они правы. Гречневую лапшу, известную как соба, в Японии едят вот уже 400 лет. По мере возрастания числа ресторанов, готовящих собу, японцы требуют совершенства, и мастера соревнуются друг с другом в умении приготовить самую чистую лапшу. Гречневая мука чрезвычайно питательна, но она не желает превращаться в податливое тесто. Обыкновенную собу готовят по большей части из пшеничной муки, а вот чтобы сделать лапшу из гречи, да так, чтобы она не ломалась, нужна рука настоящего мастера. Японцы говорят: чтобы научиться готовить тесто, потребуется год, еще один учатся его раскатывать, а третий год уйдет на то, чтобы правильно обрезать лапшу. Повара в «Хонмура Ан», очевидно, не пожалели времени на учебу.

Если вы это знаете, то с самого начала вам обеспечен хороший настрой. Убранство помещения совпадет с вашим настроением: эта пустая, почти аскетичная комната обладает способностью умиротворять человека.

Обстановка такая спокойная, что, едва войдя в дверь, вы замедляете шаги и понижаете голос. Даже воздух кажется здесь чище, и, оглянувшись по сторонам, вы видите, что каждый предмет тут тщательно подобран и находится в гармонии со всем остальным. Со второго этажа вы с неожиданной отстраненностью смотрите на стремительное уличное движение Сохо, на торопливых пешеходов.

Хорошее начало. Вам тут же подают горячие полотенца, чтоб вы стерли со своих ладоней внешний мир. Затем предлагают холодное саке в кедровом бокальчике с солью на краешке. Ледяной напиток вобрал в себя сладость дерева, а соль подчеркивает его вкус. Я назвала бы этот вкус певучим, он вливается в вас, холодный и чистый, вместе с ароматом рисовой водки.

К саке подают маленькую чашку слегка подсоленных соевых бобов, не вылущенных из стручков. Если попробуете съесть бобы вместе со стручками, то обнаружите, что они довольно твердые. Первое ощущение — легкая солоноватость, но сквозь нее тут же прорывается маслянистая сладость боба. Если до сих пор вы считали, что соевые бобы — неинтересная пища, то здесь непременно измените к ним свое отношение.

Стоит попробовать и другие закуски — тори данго — подрумяненные шарики из куриного фарша, крепкие снаружи, мягкие внутри и при этом на редкость душистые. Вам поставят маленькие плошки с маринованными дикими травами и морскими водорослями. Все это по-новому раскрывает такую известную вещь, как «салат». А исо aгe — хорошо обжаренные креветки с лапшой, увенчанные приколотым листом шисо[13] и завернутые в морские водоросли. Здесь подают отличную темпуру. Но при этом ничто даже отдаленно не может сравниться с гречневой лапшой соба.

Чтобы в полной мере оценить, какой тонкой может быть соба, надо ее есть холодной. На квадратный лакированный поднос ставят бамбуковую подставку, а на нее выкладывают бежевого оттенка лапшу. Рядом с лапшой стоит чашка с соусом даши. В его состав входят: соевый соус, саке, ламинария, стружка сушеной пеламиды и сахар. В обычных ресторанах это — соленая бурда, а здесь — приятный, насыщенный, невероятно вкусный соус с дымком. Рядом с ним приправы — тертая редька дайкон, лук шалот, васаби, все это, в зависимости от ваших предпочтений, можно смешивать с даши. Потом палочками для еды берете с бамбуковой подставки собу, окунаете в даши и шумно всасываете. (Громкое хлюпанье приветствуется.) Лапша упругая, плотная на зубах и мягкая внутри. Вы опускаете ее в чашку с даши, и кажется, что в этот момент смыкаются друг с другом земля и море.

Собу можно заказать с разными добавками: морскими водорослями, грибами и далее с гигантскими жареными креветками. Можно ее есть и горячей. Лапшу опускают в чашку с куриным супом, морепродуктами или плавающими на поверхности зелеными овощами. В версии, называемой камоиамбан, собу опускают в благоуханный утиный бульон с кусочками утки, закрывающими поверхность чашки. Это блюдо очень вкусное и питательное, но настоящий любитель собы ест ее холодной и без приправ, особенно поздней осенью, когда снимают урожай гречихи. В этот период ее вкус особенно изыскан.

«Хонмура Ан» готовит также собственную удон[14] — жирную пшеничную лапшу, которая в других ресторанах обычно наводит на мысль о слизняках. Готовить удон не так трудно, поэтому знатоки не слишком ее ценят. Но удон в «Хонмура Ан» лучшая, которую я когда-либо ела. Ее подают холодной с соусом на основе кунжутного масла. Эта лапша такая упругая, что когда вы прижимаете ее зубами, кажется, что она пружинит. Лапша, поданная в горячем виде, приобретает название «набеяки».

Если попросите, вам подадут десерт. Впрочем, если не наелись, вам всегда принесут еще один поднос с лапшой.

Я знала, что многих читателей моя статья огорчит. За девять лет они привыкли к французским предпочтениям Брайана. Присвоение трех звезд японскому ресторану, специализирующемуся на собе, казалось невероятным событием. К тому же я заметила, что и сам Брайан выглядел обиженным. Едва ли не за ночь его отношение ко мне изменилось.

Когда я впервые появилась на работе, Брайан подошел к моему столу и сказал, что счастлив тем, что я согласилась принять такую должность. Он был самым красивым мужчиной в редакции, и когда я присмотрелась к его походке, поняла, что это ему известно. Его густые седые волосы странным образом подчеркивали молодость лица и подтянутость фигуры. Где бы он ни появлялся, на него обращались взгляды. «Как же он умудрялся сохранять анонимность?» — недоумевала я.

— Желаю удачи, — сказал он со снисходительной улыбкой. — Поначалу будет не все гладко. Если что, обращайтесь, я всегда помогу советом.

На его предложение я не откликнулась, возможно, поэтому он от меня и отдалился. Шло время, он становился все холоднее, а потом и вовсе перестал со мной разговаривать.

— Чем я обидела Брайана? — спросила я Кэрол Шоу.

Она покатала на столе карандаши, не желая встретиться со мной взглядом.

— Дело не в вас, — ответила она и наконец-то взглянула на меня. — У Брайана сейчас трудный период, он никак не может приспособиться к обычной жизни. Не может поверить, что снова превратился в лягушку.

— Прошу прощения? — удивленно спросила я.

— Он привык быть принцем Нью-Йорка, — ответила Кэрол. — Жерар Депардье хотел играть с ним в кино. Брайан считал, что газета не дает ему развернуться. Когда оставил должность, думал, что на него посыплются предложения.

— Что случилось? — спросила я.

— Le Roi est mort, — сказала она, и ее лицо расплылось в улыбке. — Vive la Reine.[15]

— Не понимаю, — сказала я.

— Он больше не критик, — пояснила она. — Теперь критик вы. Предложения прекратились.

Она смотрела прямо мне в глаза, и я видела, что она колеблется, говорить или нет то, что она думает. Я тоже на нее смотрела, желая, чтобы она сказала.

— Это не ваша вина, — проговорила она, — но он никогда вас не простит. В бытность свою критиком он был хорошим человеком, но сделал ошибку, которую уже не исправить.

Кэрол снова замялась, я почувствовала, что ей хочется сказать что-то еще. Я ждала. Она указала на стол, где из-за перегородки отсека едва возвышалась голова Брайана.

— Не подставляйте спину, — предупредила она. — Когда некоторое время спустя все начнут говорить вам, какая вы замечательная, не расслабляйтесь. Помните, как бы хорошо вы ни делали свою работу, власть не в ваших руках. Все, до мелочей, принадлежит редакции. Вы всего лишь строка в начале статьи. Будьте осторожны. Как только оставите работу, в ту же минуту станете никем. Как он.