Яков Арсенов - 76-Т3 Страница 13

Татьяна ежедневно заскакивала в 535. Она по-матерински потрепывала больного Решетнева по загривку, как бы подталкивая его к скорейшему выздоровлению.

Невзирая на избыток женской ласки, Решетнев впал в тоску. Опираясь на костыли, он совершал мелководный каботаж от койки до туалета и клялся, что больше никогда не падет так низко. Каждый вечер, проводив друзей на работу, он пробирался на цыпочках себе в душу и копался там до утра. Когда спать можно, сколько влезет, — сон, как назло, не идет. Устроившись на подоконнике, он рассматривал снеговика и все больше понимал, кем стали для него Рудик, Мурат, Миша… Кто он теперь без них? Так себе — человечинка.

Ежедневно он копил эти мысли. Дождавшись товарищей, пытался втянуть в общение. Все разбредались по делам или падали замертво на койки. В его распоряжении оставался один Рудик, который после базы усаживался за письма. В армии он снюхался с радиодиспетчершей, и та присылала ему с Ямала коротенькие кадастры о погоде. Староста носился с ними, как с денежными переводами.

— Знаешь, Сергей, — обращался к нему Решетнев, чтобы познать жизнь, нужно непременно сломать ногу.

— Что ты там бормочешь? — переспрашивал Рудик, таща по влажной губе липкую кромку конверта.

— Да так, ерунда, — вздыхал Решетнев. Он сбросил гипс, как сбрасывают цепи. Боль в пятке долго напоминала о чем-то таком безыдейном и необсуждаемом при наличии, что многие называют мужской дружбой.

Разные бывают падения. Иногда их можно приравнять к взлетам или к срывам, как говорил Бирюк. Решетнев оправился, встал на ноги, а потом и на горло. Друзьям пришлось выделить ему двадцать рублей больничных. Он купил с десяток огромных плексигласовых тарелок. Прикрепил к стенам подсунув цветные виды вселенной из журнала. К иллюминаторам подвел освещение. Теперь в комнате можно было плыть между светил.

Оформление 540 в стиле «все мы где-то немножко лошади» по сравнению с интерьером 535 стало китчем.

Профком наградил 535 грамотой за победу в соцсоревновании.

— В жизни надо быть оригинальным, — принимал поздравления Решетнев. — В жизни надо срываться.

ТРЕТИЙ ЗАКОН НЬЮТОНА

Зачеты по начертательной геометрии подступили, как ком к горлу. Первокурсники гнулись над белыми ватманами и кляли изобретателя чертовой науки. Заодно и преподавателя Цыпленкова с профессиональным прищуром. Для него геометрия была полигоном психологических опытов над людьми.

— Вам будет ни к чему устраиваться на платные курсы кройки и шитья, объяснял он свою привязанность к студентам, массируя доску куском дикого мела. — Я сделаю из вас непревзойденных модельеров. Ваши сногсшибательные одежды конструируются исключительно на основе принципов начертательной геометрии.

_От страстного желания Цыпленкова сформировать из группы 76-ТЗ сквозную швейную бригаду головы пухли при виде пространственных фигур и их пересечений по неимоверным кривым. Непостижимую графику нельзя было вызубрить. Оставалось усердно понимать и развернуто представлять. Артамонов был согласен ходить без одежды, лишь бы не ведать линейных ужасов, в которых, чтобы пересечь тетраэдр с эллипсоидом, нужно сидеть четыре ночи. Валера был непоседой, ему подавай задачи на сноровку, а тут испытание на усидчивость.

— Было бы так, — рассуждал он, — получил задание, разобрался, какая линия что обозначает, но зачем чертить?! Если нужно будет в дальнейшей жизни, я, конечно, начерчу, но это в жизни, а сейчас…? Только время да нервы гробишь. — В защиту бездействия на ниве геометрии он приводил массу доводов.

— Не всем доходит через голову, — дискутировал с ним Решетнев. Некоторым через седло.

Оказалось, студентами в высшей школе предусмотрено все. Даже такая тонкость, в которой застал себя Артамонов. Есть другие группы, в которых по вариантам одинаковые задания. Есть установки, с кустарной помощью которых полугодовое задание можно пересветить в считанные часы. Было бы с чего пересвечивать.

Полнокровно жить передиранием дано не каждому. Здесь нужна выдержка и стойкость. После выдачи задания на проект начинается выжидание: кто первый приступит к выполнению. Слабохарактерные надламывались. Как только они справлялись с заданием, к ним подкатывали более стойкие и переносили готовые творения на свою бумагу. Затем шла в ход изворотливость. Бывало, скопированные работы защищались раньше оригинальных. Сдирание не столько процесс, сколько стратегия и тактика.

Артамонов отправился к Наташечкиной Алеше. Она в группе 76-Д1 шла первой по списку. Наташечкина была своим парнем.

По настроению, с которым она приняла ходока, можно было заключить, что ей приходится по нутру игра линий, вырисовывающих занятные контуры неказистых с виду деталей дизеля. Наташечкина без проволочек отдала во временное пользование готовые чертежи.

— Только не перепутай оригиналы с дубликатами, предупредила она вдогонку. Артамонов заручился пачкой конфет с ближайшей стипендии и помчался настраивать дралоскоп, который состоял из оконной фрамуги и настольной лампы для подсветки снизу.

Способ оказался эффективным. Наутро Артамонов, долго не думая, понес на проверку чужие творения.

— Так-так, — приговаривал Цыпленков, рассматривая чертежи не с лицевой, а с тыльной стороны, — придется вам задание переделать.

— Я повешусь! — возразил Артамонов.

— Почему вы не спрашиваете, в чем дело? — прищурился Цыпленков.

— Да, в чем, собственно, дело? — не замедлил с вопросом Валера.

— Копии снять нетрудно, а вот заверить их… — он показал на графит, налипший от линий Наташечкиной с тыльной стороны чертежей.

У Артамонова все опустилось. Схватившись за голову, он сел мимо стула. Цыпленков неторопливо приводил статистические данные:

— Обычно за год дралоскопия играет злую шутку с двумя-тремя первокурсниками. На вашем курсе вы десятый. Зайдите попозже, я выдам вам другой вариант.

— Теперь я не успею! — не отпуская виски, произнес Артамонов. — Брошу институт!

— Успеете, я вам гарантирую. — Цыпленков щурился, словно вел сумеречный образ жизни, и нормальный дневной свет сильно раздражал его.

— Я сообщу об этом в общество защиты прав потребителя!

— Что вы сказали?

— Да так, брежу.

Артамонов забыл про обещанную пачку конфет и пролежал два дня не вставая. Сожители ничем помочь не могли. Они сами еле тянули эти долгие основные, размерные и Штрих-пунктирные линии по бесконечнобелым листам ватмана. Вскоре он начал заговариваться. Уставя глаза в потолок, битыми часами твердил одно и то же: «В четверг четвертого числа в четыре с четвертью часа четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж чрезвычайно чисто». Потом затих.

— Кризис миновал, — доложил Рудик сидевшим на корточках в коридоре…

Артамонов встал, выпил бутылку кефира и приступил к полугодовому объему чертежей. Он мог опять пересветить и по-умному, как подсказал Бирюк, стереть резинкой следы плагиата, но, словно кому-то назло, смахнул со стола лишние предметы и приколол первый лист.

Как обещал Цыпленков, к сессии Артамонов все успел. На консультациях Цыпленков продолжал прижимать Валеру к земле:

— Почему вы не задаете вопросов, выучили, что ли? Настолько знаете, что спросить нечего? Или не знаете, что спрашивать? Тогда зачем пришли на консультацию? Это не занятия. Если нет вопросов — .свободны. Вопросы быстро находились. Перед экзаменом девочки не выдержали.

— Мы не пойдем сдавать начерталку, — сказали они Рудику.

— Хотите, чтобы нашу группу расформировали?! - пригрозил он.

— У нас в голове сплошной калейдоскоп. Хотя есть идея, — сказала Татьяна, — пусть первыми идут парни.

— Да-да, — подтвердила Марина. — А мы — всю, какая есть, косметику — на себя и войдем втроем. Авось проскочим. Бирюк говорил, Цыпленков падок на эти дела. Глядишь, и оценит. С глазу на глаз мы с ним как-нибудь разберемся. На экзамене Цыпленкова словно подменили. Артамонову он сказал:

— Вам ставлю пятерку без билета, вы достаточно потрудились в семестре.

Татьяна сжалась от зависти и начала придумывать, по какой бы такой причине и к ней Цыпленков мог отнестись вот так же льготно. Геометр не тронул ее без всяких причин. Он только спросил:

— Платья не пробуете изготавливать?

Татьяна хотела соврать, но не успела. Цыпленков вывел в ее зачетке красивым чертежным шрифтом заветный хор.

— Ну, Татьяна, молодец! — поздравили подругу одногруппники.

Черемисина от счастья не заметила, что ее назвали не Таней, а обозвали Татьяной, чего она терпеть не могла.

Следом быстро вышли из кабинета еще две счастливицы. Марина оказалась права. Цыпленков растаял от духов. Проза; которую несли экзаменуемые, не очень сказалась на отметках.