Коллектив Авторов - Эта гиблая жизнь Страница 13

– Зоя, но отношения с мужчиной – не самоцель! Долг женщины перед природой – родить ребенка, дать жизнь новому существу, восполнить человечество в случае неминуемого ухода, – с пафосом восклицает Маргарита Борисовна. – А вы, ведя себя таким образом, пропустите свой срок и не выполните своего естественного предназначения, не родите ребенка.

– Ну, это ты врешь! Я свой долг раньше всех сроков выполнила: школу еще не кончила, а долг природе отдала – на, получи! Врешь, родила...

– Как, у вас есть ребенок?!

– Здравствуйте, я ваша тетя! Есть, конечно... Не знаешь, а попрекаешь.

– А где же он?

– Да где ему быть, как не на родине? В Якутии, на родной земле.

– У кого он там?

– У хороших людей. Небось, сыну своему плохого не желаю. В детдом определила. Мать моя хотела забрать, да она пьет, разве можно пьянице ребенка доверить? Пусть другие доверяют, кому их дети не дороги, а я – нет! Месяц грудью покормила и унесла в детдом, отдала. Так что с природой счеты свела, в долгу у нее не числюсь. Потребовали там у меня документы подписать, что отказываюсь, если кто усыновить захочет. А я так сказала: «Пусть берут в семью, но чтобы он знал, кто его настоящая мать». Вот как! Так что и имя мое, и фамилия моя. Мой ребенок. А отчество, знаешь, какое? – хитро улыбается непутевая мать. – Михайлович! Тогда Горбач заправлял. Я в честь него. Пусть в отцах числится. Так что у него на стороне сын растет. Я и в метрике, где отец, записала: «Михаил Сергеевич Горкачев». Одну только букву заменила. Сама придумала, – горделиво сообщает Зойка.

– А сколько лет вашему сыну?

– Дак сама считай! Считать, что ли, не умеешь? В семнадцать я родила, месяц назад мне двадцать семь исполнилось... Дак столько?... Десять получается. О, десять лет дармоеду моему. Во время летит! Будто вчера орала на столе – тяжело рожала. Потом он сиську сосал. Такой смешной! Глаз-то нету почти, как и я, узкоглазый, – Зойка умилительно улыбается. – А сейчас уже десять лет. Большой! В каком он классе получается?

– В третьем или четвертом.

– О, в четвертом! Писать уж давно научился. Мог бы матери письмо написать. Так, мол, и так, живу хорошо... Вот они – дети: рожай их, мучайся, а они потом тебе письма не напишут.

– Ну он же не знает, куда вам писать! Как он напишет? Он, может, не знает, живы ли вы. Вы давали ему о себе знать? – возмущается Маргарита.

– А куда я денусь? Жива, конечно. Не видишь, что ли? А он чё, засранец, мать родную живьем хоронить надумал, что ли, паршивец? Куда мне писать, если адреса нету?

– Вот именно! Вы хоть матери своей пишите, Зоя... Вы с ней связь поддерживаете?

– Нет! Чё мне с пьяницей поддерживать?

– Ну вот... Видите, сами мать забыли, а ребенка своего упрекаете, что он вам не пишет.

– Чё я ей писать буду, если она пьяница и меня била? Я своего вот не била. За что ему на меня обижаться? О, знаешь, мать, давай ты ему напиши, а то у меня времени нету письма писать! А ты все равно на пенсии, тебе делать нечего. Сядь и напиши сыну от меня. Мол, так и так, дорогой сынок, мама тебя помнит, любит, живет в Москве. А я попрошу в фотографии на углу меня сфотографировать и карточку ему пошлю, – загорелась идеей бомжиха.

– Стоит ли, Зоя, сейчас напоминать о себе, посылать фотографии?

– Почему нет? Пусть знает, какая у него мать. Ты вот свою знаешь? Я знаю... А почему Васька мой знать не должен? Не хуже, чем у других, мать-то у него... Не ленись, тетя, напиши. Сделай доброе дело.

– Ну, вы адрес-то знаете, куда писать?

– А чего его знать? У нас на весь город один детдом. Так и пиши: Андан, детдом, Киму Василию. И свой обратный адрес укажи. Ответ придет, мне отдашь. И фотографию пусть вышлет. Рисунок еще какой-нибудь пусть... Договорились, тетя? Вот он письму от матери обрадуется!

– Но, может, его уже усыновили?

– Ну и что? Я не против... Но записано было, обязаны сохранить имя и известить, что есть настоящая мать, адрес семьи оставить. Должны выполнить! Я же государству его доверила, а не какой-нибудь шарашке... Пиши, пиши, обрадуй парня! А я сфотографируюсь схожу.

– Зоя, погодите фотографироваться, я вам подберу что-нибудь из своей одежды.

– Ты чё! На что мне твоя?... У тебя старушечья, не надо мне, – решительно заявляет бомжиха. – У меня, видишь? – она поднимает ногу, показывая стоптанную грязную кроссовку, – «Рибок». Это самая модная фирма. А это, – она распахивает замызганную куртку и открывает надпись на футболке, – «Найк», тоже самая модная среди молодежи. А ты хочешь мне старушечье подсунуть! Я в спортивном стиле одеваюсь... Джинсы видела у меня? – Зойка поворачивается задом к Маргарите, поднимает куртку, чтобы на брюках был виден лейбл. – Это – «Кристиан Диор». Ты, поди, и не слыхала про такие названия... Они самые продвинутые. Мне спортивная одежда идет, а другая – нет! Серега как-то притащил шляпу вот с такими полями, – она делает руками большой круг возле головы. – Но мне не идет. Надела – как гриб! Серега говорит, модно, мол, на афише видел певицу в такой шляпе. А я плевать хотела – если мне не идет, то пусть хоть сто певиц наденут, меня не уговорят.

– Но свою одежду вы, наверное, по помойкам собираете. Неизвестно, кто ее там оставил. Это же негигиенично! – морщится Маргарита.

– Я по помойкам?! – возмущенно удивляется бомжиха. – Да я никогда на помойках не роюсь. Меня хоть раз там видела?... Мне все мужики наши приносят и дарят: и одежду, и все другое. Они сами там роются. Не хватало мне еще на помойках рыться! Я сама ничего не делаю, – гордо заявляет Зойка. – Они и бутылки собирают и еду готовят. А сыну приятно будет, что мать у него модно одевается, продвинутая, значит... А у тебя самой дети-то есть? Ты сама-то отдала долг?

– Я не была замужем, поэтому детей у меня нет, – словно бы уже и оправдывается Маргарита.

– Ну и что? Я тоже не была. И мать моя не была. Природа у тебя паспорт, что ли, просила, как долг-то отдавать? – иронизирует бомжиха. – Меня учишь, а сама – неученая! Историю ты в школе учила, нет? Первобытные люди вон и писать не умели, загсов никаких не было, а детей рожали. Если бы они стали загсов дожидаться, то и людей бы никого на земле не осталось – вымерли бы все до загсов. В Африке до сих пор голые ходят, ни читать, ни писать не умеют, а рожать рожают. И я родила, никого не спросила. А ты, если не родила, так хоть письмо напиши, не ленись.

– Хорошо, Зоя, я напишу, но вы Свету не трогайте, пожалуйста!

– Чё, испугались за нее? Ты ей правда, что ли, тетка?

– Что вы за глупости говорите? Никакая я ей не тетка.

– Не тушуйся, мать! У Сереги тоже дядя в Москве живет, а его не признает, как ты вот. «Ты, – говорит, – меня перед соседями позоришь». Ему соседи важнее родного племянника. Видала, какой? А чё Серега такого сделал? Убил кого, ограбил? Ну, черт с ним, с дядей этим... На фига такой дядя сдался? Ладно, я Светку не трону, если ты письмо напишешь, – уже явно шантажирует Маргариту Зойка. – Идет?

– Хорошо! – обреченно соглашается Маргарита. – Но вы, Зоя, все-таки подумали бы о будущем, тем более, у Вас ребенок... Постарайтесь меньше пить, следите за собой... Может, Вам удастся устроиться на какую-нибудь работу.

– На работу?! Сдурела ты? Да, если завтра объявят, что трезвых и чистых на работу поволокут, я в стельку напьюсь и грязью измажусь, даже дерьмом могу, только бы не трогали. Мне вон из подвального магазина азер говорит: «Мой у меня полы, мети тротуар, товар грузи, а я тебе двадцать рублей в день буду давать». Нашел дуру! За полбутылки вкалывать я буду? А на закуску, а папиросы? Я вот без всякой работы и выпивши всегда, и с куревом, и сытая. А ему вкалывай, да еще трахать меня, конечно, будет, и на выпивку не заработаешь... Ищи дураков! Мне и без работы хорошо.

– Я не такую работу имею в виду... Можно договориться в жэке (я уже спрашивала там), чтобы устроиться дворником. Вы говорили, что у вас есть паспорт. А если вас возьмут дворником, вам дадут служебную комнату, будет жилье.

– Ты чё? Кто тебя просил? Да если меня из-за паспорта этого работать заставят, я его сожгу к черту. Жилье будет!.. Оно у меня и сейчас есть. Мыс дворником этим по соседству живем: он на пятом этаже, а мы над ним на чердаке. Какая разница?

– Но вас в любое время могут оттуда выгнать.

– Другое место найдем. Подумаешь!.. Уже выгоняли и не раз. А его не могут выгнать? Не заплатит за комнату свою несчастную – погонят. Мети, скреби целый день, орут на тебя, кому не лень, а живешь не лучше нашего. Да еще плати! А мы в соседях и не платим, и сами, на кого хочешь, орем, над нами начальников нету... Ладно, мать, у меня времени нет с тобой болтать. Это ты на пенсии, тебе делать нечего, можешь лясы точить, а мне идти надо... Значит, договорились: ты письмо пишешь, а я Светку не трогаю! – Зойка обнимает за плечи Маргариту. – Будь спок, подруга! Я в дружбе верная, обещание сдержу. И ты не подведи! А если не напишешь, то я Светку, будь здоров, как отметелю: и за себя, и за тебя... Смотри, напиши! Бывай.