Эндрю О'Хоган - Взгляды на жизнь щенка Мафа и его хозяйки — Мэрилин Монро Страница 13

Некоторым женщинам необходимо чье-нибудь молчаливое присутствие — оно помогает им говорить, — и именно так, похоже, обстояло дело с моей хозяйкой: ее зрачки жадно расширялись перед зеркалом, пока она заканчивала ритуал своего перевоплощения. Рядом со мной на рояле стоял снимок Мэрилин, к которому прилагалось письмо от фотографа Сесила Битона. «…Почему-то мы чувствуем, что ее удивительное поведение — чистый фарс, — писал он. — Поразительная правда заключается в том, что мисс Монро — это самая настоящая сирена, бесхитростная, как дочь Рейна, и невинная, как лунатик. Подобно Ундине Жироду, ей всегда пятнадцать лет, и она никогда не умрет».

Как-то вечером Мэрилин всерьез принялась за дело: судя по ее туалету, нас ждала дивная пирушка. Она надела черное коктейльное платье, белую горностаевую шубку и, захохотав, водрузила меня на кресло.

— Послушай-ка, — сказала она, гладя меня рукой в лайковой перчатке, — ты сегодня при параде, а, Мафия?

— Вообще-то я смертельно устал…

— Поедешь со мной.

— Но…

Конечно, она была не виновата в том, что не слышала меня и видела лишь таким, каким представляла. Ничего не поделаешь, так устроен мир. Мэрилин позвонила в такси и спросила, когда подадут машину. Я услышал в трубке приглушенный бурундучий писк диспетчера, который так любят использовать в кино:

— Мисс Монро, шофер ждет вас уже больше часа.

— Это его работа, приятель, — ответила Мэрилин.

Она поставила пластинку Дина Мартина и закачалась в такт музыке, потягивая шампанское. Я спрыгнул с кресла на ковер, подошел к окну и лизнул ей пальцы ног. Язык защекотало как от газировки. На минуту или две Мэрилин забылась, разглядывая книгу «Ребенок и уход за ним» Бенджамина Спока. Ее промедление становилось наигранным, театральным. Мэрилин умела превращать ожидание в эдакую сюрреалистическую экзистенциальную паузу, словно на миг замирала сама ее душа. В конце концов она швырнула книжку на стол, и ее лицо озарилось чудеснейшей развратной улыбкой.

— Пойдем, Снежок, — сказала она, подхватывая меня на руки. Глаза ее искрились. — «Копакабана» всегда в нашем сердце.

Глава шестая

Над Таймс-сквер висел неоновый ореол. Лужи сияли розовым, а лампочки придавали городу мультяшную красоту, вытаскивая из переулков тени и нищих. Падал снег, и сметливые коммерсанты вовсю пользовались преимуществами темноты: сменяющие друг друга цвета воспринимались как события, звуки — как последние новости. Посреди такой феерии невольно задаешься вопросом, как человек вообще может разумно распоряжаться своей жизнью.

Мэрилин попросила высадить нас на углу 44-й и Бродвея. Аптека работала круглосуточно, и мы нырнули в ее пропахшее спиртом нутро, а автомобиль проехал вперед до следующего квартала. Мы давно сбились с курса, но это было обязательной частью программы. В аптеке Мэрилин привлекла к себе все взгляды: она думала, что в солнечных очках ее не узнают, но они только выделяли ее из толпы и притягивали внимание. Я пошел мимо зубных паст и эликсиров, принюхиваясь к запахам, но уже через минуту воспользовался удобным случаем и выскочил на улицу. Там много чего происходило, особенно в театрах. «Сент-Джеймс»: «Бекет» с Лоуренсом Оливье и Энтони Куинном. «Хадсон»: «Игрушки на чердаке», новая драма Лилиан Хеллман с Морин Стейплтон, Робертом Лоджиа и долгоиграющей Айрин Уорт в главных ролях. «Маджестик»: «Камелот» с Ричардом Бертоном и Джули Эндрюс, «самый громкий мюзикл сезона», взрыв ярких огней и, как я себе представлял, темной артуровской зелени. Близилась полночь, потому что театры уже закрылись, а прохожие были наглухо закутаны в пальто и слегка навеселе.

— Маф!

Когда меня окликнули, из водосточной трубы на здании рядом с «Твейнс дайнер» выполз крыс. У него был дрожащий ротик с опущенными уголками, нагловатый и ухмыляющийся, и говорил он с выраженным бруклинским акцентом, отчего я мгновенно перестал слышать крики Мэрилин.

— Не суй свой нос в чужие дела, — заявил крыс, когда я уставился на него и громко затявкал. — Кое-хто тут делом занят, между протчим.

Взвыли клаксоны, и моя белокурая подруга завизжала во все горло: я рванул через дорогу за маленьким недоноском. Крыс был точной копией Джона Эдгара Гувера. Он побежал вверх по Бродвею — только розовые лапки засверкали — и крикнул через плечо:

— Эй, малый, выбери себе добычу по размеру!

Крыс юркнул в трещину в стене и навсегда исчез из моей жизни. Проклятие! Я выругал себя: никогда мне не стать для своей подруги Лелапом, чудесным псом, от которого не мог убежать ни один зверь! Мэрилин поймала меня за шкирку.

— Я Лелап, — сказал я. — Он охранял маленького Зевса!

— Плохой пес! — воскликнула Мэрилин. — Нельзя так убегать! Как ты не понимаешь — с тобой же что угодно могло случиться!

— Моим хозяином был Кефал из Афин, он натравил меня на Тевмесскую лисицу, бич Фив.

— Тихо, Маф! Растявкался тут, — сказала Мэрилин. — Я просто испугалась, когда ты выскочил на дорогу.

Звери бывают хорошие и плохие, это точно. Адониса убил вепрь — плохой зверь. Актеон превратился в оленя и был растерзан собственными охотничьими собаками — они тоже плохие. Джерри шваркнул Тома сковородкой по голове и спихнул с крыши. Плохой зверь. И вот он я: в компании преочаровательной, шикарной леди чувствую себя Этоем из поэмы Вергилия, невзнузданным, роняющим крупные слезы — а все потому, что попытался оказать яростное и справедливое сопротивление Мерзости.

— Я хороший, — жалостно проскулил я, тыкаясь носом ей в руку, пока мы залезали обратно в машину.

Мы поехали проведать Сэмми. По дороге Мэрилин со мной не разговаривала, но я не очень-то переживал на этот счет. Когда дело доходит до человечьих обид, я всегда придерживаюсь одной политики: прости их, ибо не ведают они, что творят. Я позаимствовал этот принцип у одного великого человека, Deus absconditus, незримого Бога, чей сын Иисус говорит так в кино о людях, которые вбивают в него гвозди. Думается, я видел это в фильме Сесиля Б. де Милля «Царь царей» — немного перебор, если хотите знать мое мнение. Ну да не важно; словом, его распинают на кресте, толпа воет и плачет, а потом он вскакивает на ноги, точно кот Сильвестр или Хитрый Койот после падения с огромной высоты. Мэрилин велела водителю ехать в «Копакабану» на Восточной Шестидесятой улице, отвернулась к окну и стала смотреть на витрины — я тыкался мордой ей в ладошку, а наш автомобиль медленно катил прочь от центра города. Наконец она смягчилась и погладила меня по носу.

— Привет, Снежок! — сказала Мэрилин. Я вжался головой в ее шубку, а она подхватила меня и расцеловала. — Видела в «Саксе» дивное платье ирландского полотна, цвета пальмовых листьев. Напомни мне его забрать, разбойник! Хорошо?

В «Копакабане», ночном клубе с хорошей кухней, собак не очень-то уважали, но Мэрилин — это Мэрилин (точнее, Фрэнк — это Фрэнк), и водитель подогнал машину к служебному входу.

— Ну вот опять, — вздохнула Мэрилин, когда мы подъехали. — Держись крепче, Маф. Тут фотографы.

В следующий миг мы вышли из машины: Мэрилин спрятала меня под шубку, так что наружу торчала только моя голова. Все мускулы ее тела напряглись, когда она одарила фотографов радушной улыбкой.

— Скоро ли вы разводитесь с мистером Миллером? — крикнул кто-то.

— Не сегодня, мальчики, — сказала Мэрилин. — То есть без комментариев.

В мире Фрэнка Синатры чем богаче и влиятельней ты был, тем ближе к нему сидел, поэтому его столик в «Копе» был не просто стол, а эпицентр: самое сердце золотого пруда, от которого кругами расходились столики поменьше. Посетители за дальними столами выкручивали шеи, проматывали годовую премию и наслаждались рождественской атмосферой, радуясь, что вообще попали в этот зал. Мэрилин подсела к Фрэнку, взяла сигарету, прикурила от поданной кем-то зажигалки, полуприкрыла веки и со словами «Почему бы и нет!» приняла бокал шампанского. Из дальних уголков зала раздались тихие аплодисменты, и Фрэнк — он стоял перед нами в безупречном синем костюме — чуть нахмурился и сперва обратил заинтересованное ухо к Родди Макдауэллу, который сидел рядом со мной и Мэрилин, а затем ухмыльнулся своему другу Фрэнку Тодаро, расположившемуся справа от него. Аплодисменты интриговали: складывалось впечатление, что о Мэрилин судачил весь город. Синатра указал на меня и поведал гостям о моей жизни — как понимал ее Синатра, то есть описал свое участие в событиях, приведших меня к Мэрилин.

— Привет, малышка! Как поживает песик твоей мечты?

— Шикарно, — ответила Мэрилин, изображая Мэрилин. — Похоже, он такой же проказник, как и ты, папочка.

Для мистера Тодаро этот вечер подводил своеобразный итог всему прошедшему десятилетию. Он понятия не имел, какое заваривается веселье, и все еще думал, будто Америка достигла своего расцвета во времена Аль Капоне. Но ему доставляло кайф сидеть напротив такой знаменитой актрисы. Глядя, как Мэрилин подпирает пальцем очаровательную щечку, он думал, что эта пышущая здоровьем девочка кого угодно поставит на ноги, а для такого старого сердечника, как он, это кое-что да значило. Она ответила ему отточенным годами практики взглядом: я буду с вами любезна, но не более того. Помню, он постучал пальцами по бокалу, словно наигрывая на каком-то духовом инструменте, и со знанием дела наклонил его к себе, а затем подмигнул. Если говорить о декоре, то его глянец показался мне малость чересчур ровным.