Вячеслав Сухнев - Грязные игры Страница 13

Кстати, тебе проще — врать не надо. А мне придется кое-что по ходу дела додумывать и запоминать.

Поэтому спрашивай попристрастнее. На противоречиях лови.

Людмила Малеванная родилась и выросла в Ставрополе, в старом районе города, недалеко от железной дороги. Отец работал машинистом, мать бухгалтером в депо. Сейчас оба на пенсии. У родителей настоящее казачье подворье. С большим каменным домом под черепицей, с огородом и садом. И банька есть, и летняя кухня с верандой, увитой плющом и виноградом. А на задах — хлевок, или, по-местному, катушок, где в одном углу поросенок повизгивает, а в другом куры квохчут.

Школу она закончила с серебряной медалью.

Рано поняла, что по стопам родителей не пойдет.

Насмотрелась. Работа неинтересная, каждая копейка на учете. Помидорами да вишней приходилось приторговывать. Отец постоянно в разъездах, язву нажил от сухомятки. Ау матери дома — стирка, прополка, поросенок… Троих детей на ноги подняла.

Хоть росла Людмила младшей, но по хозяйству управлялась наравне с родителями и старшими братьями. На своем дворе работы всегда хватало. Отдыхали по праздникам. Наварят, напекут на целую орду, потом неделю доедают. И опять экономят до следующего праздника.

Посмотришь вечером на родную Подгорную улицу… Редкие фонари над извилистой, в колдобинах дорогой, пыль кружится, корявые вишни с абрикосами торчат над глухими заборами. Тоска!

Поэтому в теплые весенние вечера, когда из Таманской лесной дачи доносились сладкие запахи цветущих деревьев, когда знакомые девчонки убегали на танцы в Комсомольский парк, когда все Подгорье спивало на лавочках, Людмила, заткнув уши, грызла науки. Нельзя в жизни надеяться на одну красоту да стать. Красота проходит. И мама красивой была, а куда все делось?

В последнем классе к ней уже сватались. И не какие-то свистуны, а серьезные взрослые люди вроде заведующего плодоовощной базой Касьяненко.

Батя тогда крепко призадумался: этот Касьяненко и нестарым был, чуть больше тридцати, и непьющим, что при его должности чудом казалось, и даже на алименты не успел налететь — такой, значит, аккуратный молодец. Дом с новой мебелью, машина, домик в горах. И мама — инструктор крайкома партии.

— Не поступлю в институт, пойду за вашего Касьяненко, — сказала Людмила после одного особенно тяжелого разговора с отцом. — Но сперва дайте в науке счастья попытать!

— Ну, добре, — согласился отец. — Ты у меня разумная.

Безутешен остался Касьяненко и даже выпивать начал, потому что в институт Людмила поступила — в Московский энергетический. И пять лет провела, как в монастыре, в столичном районе, ограниченном улицами Авиамоторной, где находилось общежитие, и Красноказарменной, где стоял институт.

Девчонок в МЭИ вообще было мало, а на факультете ядерной энергетики — и того меньше. Поэтому все пять лет красивая казачка стойко держала круговую оборону. Она быстро научилась отшивать и безумных сокурсников, и котоватых преподавателей, отшивать так ловко, чтобы они не обижались, не таили зла от ущемленного мужского самолюбия, но даже оставались друзьями и верными воздыхателями.

Конечно, природа брала свое. На третьем курсе Людмила впервые по-настоящему влюбилась. В него и нельзя было не влюбиться — молодой доцент, спортсмен, красавец, из хорошей семьи. С полгода продолжался их бурный роман — на зависть всему институту. А потом доцент сообщил, что высшие семейные интересы требуют его женитьбы на другой.

И сдал Людмилу с рук на руки тихому скромному гэбэшнику.

— Вы же комсомолка, член бюро, спортсменка, — вкрадчиво говорил пожилой, похожий на белесую мышь гэбэшник на конспиративной квартире возле станции метро «Бауманская». — Отличница учебы, не какая-то там прости господи… Вас Родина воспитала, образование бесплатное дала.

Помогите Родине! Или вы ее не любите, Людмила Владимировна? Тогда так и скажите…

— Родину я люблю, — устало отбивалась Людмила. — Но вы же будете заставлять меня в постель ложиться со всякими подонками! При чем тут Родина?

— Мы не заставляем, — коротко поправил ее гэбэшник. — Мы только просим помочь. И потом — не обязательно ложиться в постель. Есть возможность — не ложитесь. Важно разговорить клиента…

— А если я откажусь? Шантажировать станете?

— Ну голубушка, Людмила Владимировна…

Откуда у вас такие превратные представления о наших методах работы? Не будем шантажировать, не будем… Просто создадим определенные условия.

Вы или к нам придете, или учебу бросите. А учебу бросать не хочется, правда? Кому вы там, в Ставрополе, нужны? Кстати, воздыхатель ваш, запасной чемодан по фамилии Касьяненко, женился на днях.

В общем, подумайте до конца недели, голубушка.

В субботу намечается одно мероприятие — вот вас и запустим. На пробу пера, так сказать.

День думала Людмила после этого разговора.

А потом отправила письмо председателю КГБ товарищу Андропову, накупила в окрестных аптеках «сонных» таблеток и попыталась разом решить все свои проблемы. Засыпая навсегда, лишь о родителях думала — с грустью и сожалением.

Но не дали ей умереть. Соседки по комнате внезапно из кино вернулись — не достали билеты. Подняли шум… Вытащили врачи Людмилу с того света.

В институте, не зная о предсмертном письме, сочли, что она пыталась отравиться от несчастной любви.

Несколько друзей, однокурсников Людмилы, заловили красавца доцента и, несмотря на его высокие спортивные достижения, избили до полусмерти.

После чего доцент пожарным порядком перешел в МГУ.

А письмо ее попало-таки по назначению. Товарищ Андропов приказал: высоконравственную дуру, коли жива, оставить в покое, а вербовавшего ее дурака — оставить без очередной звездочки. Пусть сначала поучится азам вербовки. После этого благородного решения, не совсем свойственного товарищу Андропову, он ушел в секретари ЦК, скрашивая скуку чтением закрытых бюллетеней о состоянии здоровья товарища Брежнева. А история неудачной вербовки студентки МЭИ Л. В. Малеванной ушла в архив. Комитет оставил Людмилу в покое. Что тоже было ему не совсем свойственно.

Однако на этом история не закончилась. В КГБ работал давний информатор Управления. Воспользовавшись междувластием в конторе, он с новыми силами стал собирать материалы, компрометирующие стиль и методы работы КГБ. И он нарыл письмо Людмилы с резолюцией председателя Комитета. В числе прочей компры фотокопия письма попала в группу разработки кадров Управления.

Тут спешить не стали. Людмиле дали защитить диплом. А уж потом и пригласили свежеиспеченную выпускницу МЭИ на другую конспиративную квартиру.

— Что же вы все за меня уцепились? — грустно удивилась она.

— Потому что красота — смертельное оружие, — галантно ответил вербовщик Управления, молодой симпатяга. — А вы еще и умны. С такой красотой, с такими способностями — и в Запорожье? Это просто несправедливо! Впрочем, вы вольны ехать в Запорожье. Поближе к папе с мамой… Там тоже нужны специалисты. Но мы предлагаем остаться в Москве. Квартира, прописка, хорошее жалованье.

Думаю, настала пора взять реванш за вынужденно скромный образ жизни. Не находите?

Людмила молчала. Искуситель разлил в бокалы хорошее вино, улыбнулся во все тридцать два зуба и свойски бросил:

— Ну, испереживалась вся! Я же прошу не контрабанду в лифчике возить. Честное слово, ничем незаконным или аморальным ты заниматься не будешь.

Наверное, этот внезапный грубоватый переход на «ты» и решил сомнения Людмилы. Она пригубила вино и вздохнула:

— Ладно… Что нужно подписать?

— Насмотрелась фильмов про шпионов, да? — рассмеялся вербовщик. — Ничего подписывать не надо. Согласна работать — скажи.

После подготовки ее подвели к академику, который занимался энергетическими проектами.

Некоторые его статьи Людмила штудировала, готовя дипломную работу. Он не был похож на своих коллег, «божьих одуванчиков», бегал трусцой и держал диету. Академику, не так давно овдовевшему, понравилось общество молодой и красивой женщины, которая, как ни странно, неплохо разбиралась в сугубо мужском деле — в энергетике. Вскоре он предложил ей место своего секретаря.

— Поработаете, а там — в аспирантуру. Вам обязательно надо учиться дальше!

Академик славился хлебосольством. В его большой квартире на улице Миллионщикова, на даче в Опалихе постоянно толклись люди, в том числе приезжие — из Челябинска и Красноярска, из Воронежа и Удомли. Людмила устраивала их на ночлег и кормежку, доставала билеты и водила по магазинам. Потом академик поручил ей вести своего рода салоны — вечеринки по пятницам, где много спорили, пели и пили.

Довольно быстро ей все это надоело. Как секретарь она ничего не делала — со всеми заботами вполне управлялся педантичный очкастый Виктор Петрович, референт, который с едва скрываемой ироничной неприязнью отметал все попытки Людмилы помочь в ведении сложного, разветвленного научного хозяйства патрона.