Йозеф Шкворецкий - Необъяснимая история Страница 13

Знал ли Август, что под именем Коринны — героини, по всей видимости, недавно опубликованных «Любовных элегий» Овидия — скрывается Прокулея? И догадался ли он (как много лет спустя Квест), что ее дитя было зачато не от императорского посланника в Египте. Он вполне мог знать, поскольку держал собственную сеть информаторов. Более того, в рукописи Квеста есть еще одна важная сцена — в банях в Байях (Св. I, Фр. 10). Там друг рассказчика Квинт строит домыслы, что первая жена Овидия Рацилия изменила поэту с императором, но что «такое нельзя описать в стихах, но в его последней книге рога наставляет именно он». Квест спросил, не императору ли, и Квинт «тревожно оглянулся по сторонам». К несчастью, за этим местом в рукописи следуют две не поддающиеся прочтению колонки, однако по его «тревожному» взгляду можно предположить, что возлюбленная Овидия — жена очень важного лица.

Августа?

Если император действительно соблазнил Рацилию, Овидий по вполне очевидным причинам был не в состоянии написать про это. Однако в «Искусстве любви» он излагает различные способы соблазнения замужних женщин, что может содержать аллюзии, понятные только его современникам, — например, на другие амурные приключения поэта; то есть не то, о котором он открыто повествует в книге «Любовные элегии» с матроной интимно почитаемой, хотя и, разумеется, не названной по имени. Эти скрытые намеки могут относиться к роману, о котором судачили в кругу посвященных и даже, как говорит Квинт, «на Форуме». Значит, скандальный роман между поэтом — и кем?

Императрицей?

Учитывая, что нам известно о браке Августа и Ливии и о втором и третьем браках Овидия, это представляется крайне маловероятным. Император женился на Ливии в 38 г. до н. э. после сложнейших ухищрений брачной дипломатии, труднопостижимых в наше время и довольно провокационных даже в привыкшем к подобным ухищрениям Риме. Тем не менее исторические свидетельства указывают, что этот союз был счастливым и продлился до смерти Августа в 14 г. н. э. Ливия пережила мужа на пятнадцать лет и умерла в возрасте восьмидесяти шести в 29 г. н. э.

Приблизительно в 15 г. до н. э. Овидий женился вторично, но его жена вскоре умерла, возможно, родами единственной дочери Овидия или во время родов второго ребенка, который также не выжил. Вскоре после смерти своего отца приблизительно в 1 г. до н. э. поэт женился в третий раз, ему тогда было сорок пять лет. Его новая жена привела в семью дочь Периллу от предыдущего брака. Имена жен Овидия не сохранились, но из рукописи Квеста мы узнаем, что его третью жену звали Аницея (Св. III, Фр. 6 и 13). Брак, по всей видимости, был счастливым, и когда император сослал Овидия в Томы, Аницея осталась в Риме лишь для того, чтобы защищать имущество поэта от умыслов различных «заинтересованных сторон». Перечень этих лиц возглавляет антигерой поэтического трактата Овидия «Ибис». До сих пор предполагалось, что это вымышленный персонаж, всего лишь удобное традиционное воплощение всех отрицательных качеств тех лиц, кто был заинтересован в имуществе опального поэта. Однако из рукописи Квеста следует, что это было конкретное лицо по имени Марк Весаний, легат округа (какого не говорится).

Теперь займемся немного арифметикой. Первый брак Овидия приходится на 27 г. до н. э., длится не более года и заканчивается разводом. В то время император, предполагаемый соблазнитель жены Овидия, уже одиннадцать лет жил в образцовом союзе с Ливией и приобрел репутацию известного морализатора. Так можем ли мы поверить, что он повинен в прелюбодеянии, которое до сих пор столь успешно скрывалось?

Теоретически это возможно. Рим эпохи империи сильно отличался от Америки двадцать первого века, где малейшую оплошность, совершенную видимыми общественными фигурами, неизбежно вытаскивают на свет как сенсацию не только бульварные газеты, но и более респектабельные средства массовой информации. Верно, мало что ускользало от внимания Форума, но печатной прессы, будь то бульварные или уважаемые издания, в то время не существовало.

И не только теоретически. Это было возможно даже на практике, если поверить соратнику Октавиана (который позднее стал его заклятым врагом) Антонию. В своей биографии Августа Светоний цитирует саркастическое замечание Антония в одном его письме Августу. Защищаясь от возмущенного морализаторства императора по поводу его знаменитой связи с египетской царицей Клеопатрой, он писал: «С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она моя жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет. А ты как будто живешь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или со всеми сразу, — да и не все ли равно в конце концов, где и с кем ты путаешься?»[121]

Светоний приводит это письмо в своей «Жизни двенадцати цезарей» («De Vita Caesarum»). Он известен отнюдь не скрупулезной исторической дотошностью, но если мы должны поверить ему здесь (письмо цитируется во многих трудах об Августе), то император, будь он женат или холост, не отказывал себе в плотских удовольствиях. И Антоний не единственный наш источник в этом вопросе. Если верно то, что рассказал Квесту Квинт, то можно предположить, что у Овидия были какие-то счеты с императором. Из истории, рассказанной рабыней Цинтией, как будто следует, что император держал поэта в узде тем, что знал о его отношениях с Прокулеей. Попытался бы тогда Овидий свести счеты, соблазнив жену императора?

По всей видимости, смелости ему было не занимать: в конце концов, он же опубликовал свои откровенные элегии в 15 г. до н. э., иными словами — уже после того, как император развернул свою кампанию по восстановлению строгой нравственности, издав закон «Lex Julia de maritandis ordinibus» в 18 г. до н. э. Поэтический триумф, очевидно, дал Овидию, этому плейбою античности, ощущение не только собственного бессмертия (см. «Скорбные элегии», Книга IV.10 и в других местах), но также неуязвимости.

Но как насчет Ливии?

Исторические источники сообщают, что как жена она была безупречна. Верно, существуют веские основания подозревать, что она совершила несколько убийств (в интересах своего сына Тиберия, которого вознамерилась во что бы то ни стало сделать преемником Августа вопреки планам различных кровных родственников императора), но те же источники умалчивают о каких-либо эротических утехах, которым она могла предаваться. С другой стороны, история не делает тайны из того факта, что по какой-то причине она смертельно ненавидела Овидия и, судя по всему, была движущей силой за жестоким решением императора.

Почему?

Могло это быть местью отвергнутой женщины, невзирая на всю ее безупречную репутацию? Ливия была пятнадцатью годами старше поэта, но подобная разница в возрасте не имела такого значения в Риме, как она имела бы сейчас, особенно если секс был актом возмездия, а не приязни. И разве гипотетическое прелюбодеяние Ливии с известным поэтом не могло быть актом мести мужу за его флирт с множеством римских матрон, включая, возможно, первую жену предполагаемого любовника императрицы?

Но давайте оставим домыслы и посмотрим, что может рассказать нам рукопись Квеста о судьбе Овидия после его исчезновения из Том. Овидий покинул Томы с ведома и разрешения Поппея Сабина, преданного и любимого наместника Тиберия в Мезии и, позднее, в Македонии.

В тексте содержится несколько указаний на заступничество Прокулеи перед Флаком. Этот военачальник, который позднее стал наместником Сирии, был близким другом как Овидия (поэт обращается к нему в «Письмах с Понта» Книга I.10), так и императора Тиберия. Флака и императора объединяли любовь к вину и предосудительные сексуальные пристрастия. На деле есть указания на то, что его назначение в Сирию было не столько наградой за бранные подвиги, сколько услугой другу, который проводил многие часы с императором, участвуя в попойках и педерастии.

Более того, обычно считается, что Тиберий настолько ненавидел свою мать Ливию, что, когда сенат предложил посмертно обожествить ее и воздвигнуть в ее память арку, он отклонил оба предложения. После кончины Августа, который (вероятно, благодаря жене) оставался в отношении Овидия непреклонен, для Прокулеи было бы только разумно просить о заступничестве Поппея. Тогда, если предположить, что, позволяя Овидию переехать в Виндобону — место, которое уже из военного лагеря превратилось в город с бурной общественной жизнью и до некоторой степени еще и центр культуры, — Поппей действовал с молчаливого согласия Тиберия, кажется самоочевидным, что разрешение было дано с тем условием, что Овидий «утонет» и возьмет себе новое имя. Отсюда его трансформация из Овидия в Помпония Пинната и из создателя «Метаморфоз» в автора скандальной комедии.

Мухой в благовонных притираниях поэта, так сказать, оставался его давний враг Марк Весаний, неожиданно объявившийся в Виндобоне (Св. IV, Фр. 6) и посетивший представление комедии Овидия (Св. IV, Фр. 7). Именно это и заставило его покинуть Виндобону.