Инна Гофф - Телефон звонит по ночам Страница 13

Мая Реутова часто жаловалась, что за Сергеем не угнаться. Единственный, кто выдерживал темп Бородина, был Стах Угаров. Может быть, поэтому они часто возвращались с шахты вместе.

Так было и сейчас. Увидев их, Ольга включила плитку, чтобы разогреть обед. «Интересно, затащит Сергей Стаха к нам или нет», – думала Ольга. Сергей любит Стаха. Он говорит, что Стах человек, на которого можно надеяться. А Сергей редко ошибается в людях.

Сергей был чуть повыше Стаха и шире в плечах. Они оба размахивали руками – так легче было идти. Вот они скрылись за домами, чтобы затем показаться уже вблизи, у самого крыльца. Так и есть: Сергей зовет Стаха зайти. Стах колеблется. Похлестывает веточкой полыни по сапогу. Потом смотрит на часы. Столовая уже закрыта.

– Вы долго там будете совещаться? – говорит Ольга, выглянув в окно. – Суп остынет…

– Какой у тебя суп? – спросил Сергей.

– А вот какой дам, такой и будете есть.

Она сказала это с притворной строгостью. Забота была ее потребностью и почти стала ее профессией. Ей уже не хватало заботы о муже и детях, особенно теперь, когда сын был в лагере, а дочь целыми днями пропадала у подруг. Ей надо было заботиться обо всех этих нелепых людях, которые не сумели наладить свою жизнь как следует и жили как бы махнув на себя рукой – как придется…

Таким был Стах. И отчасти Майка, – ей легче, все же она женщина. И в какой-то степени Павлик. Впрочем, о Павлике достаточно заботились в тресте., и в комбинате, и даже в совнархозе. Павлик часто говорил, что ему повезло, – у всего начальства были дочки-невесты. Он также говорил, что не хочет спешить в этом деле и готов ждать, пока подрастет Маринка Бородина – «дочь непосредственного начальника», – говорил он.

Сегодня Сергей и Стах задержались позже обычного. Приезжал управляющий трестом. Привез кого-то из совнархоза. Неужели Сергей опять поил их? Как в тот раз. И что это за дурацкое правило. Приезжает какой-нибудь туз, слазит в шахту на часок, а поднимается и заявляет, смеясь: «Мы обед честно заработали». Подавай банкет. И все за счет государства. Выписывать кому-то премиальные, ловчить. В прошлый раз Сергей собрал деньги у своих инженеров. Что-то вроде складчины. И Ольга кричала тогда: «Я вас презираю. Новое поколение! Интеллигенция! Позор!» А Сергей сказал: «Все. Хватит банкетов. Будем с этим кончать…»

– Вообще-то мы сыты, – говорит Сергей. – Разве чайку попьем…

Ольга разглядывает Сергея придирчиво. Ей кажется, что его лицо красней, чем всегда. И глаза блестят.

– Вижу, что сыты, – говорит она, – небось опять закатили банкет? А ну дохни!..

– Я же сказал: с банкетами кончено, – говорит Сергей.

– Значит, не приезжали? – Ольга подозрительно смотрит на Стаха.

– Приезжали, – говорит Стах. – И в шахту лазили. И на банкет намекали. Ну, Сергей и привел их в столовую. Обычное меню. Борщ, каша, котлеты… Познакомьтесь, говорит, что наши шахтеры кушают. Какой себе в шахте зарабатывают обед.

– Ну и как?

– Сначала, правда, вид у них стал слегка ошалелый. А потом ничего. Покушали. Даже борщ похвалили. Достали кошельки и расплатились. Все честь по чести.

Сергей и Стах разгуливали по кухне, потирая руки. У них был вид как у мальчишек.

– А я рада, – сказала Ольга. – Я очень рада. Вы же новое поколение инженеров и должны работать по-новому. И строить новые отношения между людьми. На другой основе… Все начинается с мелочей.

– Погоди радоваться, – сказал Сергей. – Савва этого мне никогда не простит. Именно потому, что все начинается с мелочей. Верно, Стах?

– Потому что мелочи ближе к нашей собственной шкуре, – сказал Стах. – А большое, великое – это всегда вдали. Почти абстракция. Вот почему в отношениях между людьми мелочи играют большую роль. Сегодня мы нарушили традицию. Ритуал. И мы еще помянем этот день…

– Все равно я рада, – сказала Ольга. Сергей снял телефонную трубку.

– Фабрику дайте, – сказал он. – Реутову… Ну, что у вас? Как дела? Сушите? Сколько отгрузили? Ну, молодцы. Молодцы, говорю. Старайтесь…

Он говорил негромко, не повышая голоса, тем ледяным тоном, который действовал хуже крика и который вгонял в краску самых неуязвимых.

– Что там опять? – спросил Стах.

– Зашламовали трубу. «Колено» забилось, и полдня его очищали. В общем, они не виноваты. Виновата техника… Придется объявить ей выговор в приказе.

– Технике? – спросил Стах. – Или Реутовой?..

«Все же ему жаль Майку, – подумала Ольга. – Он не любит, когда ей достается. Пытается ее защитить. И во всяком случае никогда не говорит о ней плохо».

Мая легко обижается. Особенно обижает ее такой ледяной тон. Ей ничего не стоит заплакать. Может быть, она и плачет сейчас, отвернувшись, чтобы никто не видел, и размазывая по лицу угольную пыль.

– Зря ты ее, – сказал Стах. – Техника штука капризная, сам знаешь…

– Я знаю, что в этом месяце нам увеличили план. А в следующем увеличат еще. И так будет теперь из месяца в месяц, пока не осилим проектную мощность. Спрашиваю – дадим план? Отвечают – дадим. Если техника не подведет. Так принято считать, что подвела техника. А чаще человек подводит технику. Какой-нибудь ротозей, вроде диспетчера Попутного, забутит пульповод, затопит камеру с углесосами, и будем стоять три дня…

Сергей был что-то слишком разговорчив. Так бывало с ним, когда он чувствовал себя виноватым. Майка не тот человек, с кем надо так разговаривать.

– Позвони ей, – сказал он Ольге. – Скажи, чтобы зашла к нам, когда освободится.

Ольга позвонила на фабрику. Ей сказали, что Мая Викторовна где-то на погрузке. Ей передадут, чтобы она позвонила на квартиру Бородину.

Пили чай. Потом Сергей полулежал на диване, просматривая газеты. Глаза его начинали слипаться, стоило ему положить голову на подушку или просто прислониться к чему-нибудь. Стах и Ольга смотрели телевизор. Передавали концерт из Москвы. Ольга гадала, о чем он думает сейчас, глядя на экран телевизора.

Вспоминает Москву или переживает за Майку?

Они были хорошей парой, Стах и Томка. И они любили друг друга. Но жизнь развела их. У Стаха погиб отец в автомобильной катастрофе тяжело заболела мать. Ему пришлось бросить институт и уехать к ней. В Сибирь. Потом смерть матери, армия, контузия при взрыве мины… Он перестал писать Томке, а она вышла за другого.

Вчера она получила письмо от Томки и сразу ответила ей. Письмо получилось длинное и сумбурное. Теперь она жалела, что отправила его. Трудно писать после долгой разлуки. Пожалуй, Тамаре будет скучно его читать. И уж во всяком случае не следовало приглашать Томку в Донбасс. Впрочем, мало ли что пишут люди в письмах.

«Будешь поблизости, заезжай к нам. Не пугайся слова „Донбасс“. У нас тут очень здорово. Здесь проходит Донецкий кряж. Кто бывал в Закарпатье, говорит, что очень похоже…»

Тамара прочтет это, сядет в поезд и поедет… в Закарпатье.

«А ведь могло быть так, – подумала Ольга, – что в этой комнате нас было бы четверо».

– Сережа, проснись. Послушай, какая песня хорошая.

– Я не сплю, – говорит он. И опять засыпает.

«Устает он. Мне мало остается. И я злюсь на него. Но кто бы мог его заменить? Говорят, с годами любовь проходит. Остается привычка. Наверно, любовь боится будней. Но у нас их нет и никогда не будет. Тревожная наша жизнь. Тревога спасает от скуки, от пресыщения. Где-то на юге есть скала „Пронеси, господи“. Она нависла над дорогой и, кажется, вот-вот упадет. Иногда мне кажется, что мой дом стоит под этой скалой. Когда ночью раздается телефонный звонок. Или когда Сергея долго нет и телефонистка Верочка говорит: „Он в шахте. Там что-то случилось на западе. Ушел подэтаж, что ли…“»

Зазвонил телефон, и она невольно вздрогнула.

– Ты меня искала? – спросила Мая. – Не знаю. Вряд ли. Что-то устала я. Кто у вас?

«Кто у вас». У нас тот, кто тебе нужен. Но ты никогда не спросишь об этом прямо. Почему? Разве можно что-нибудь скрыть на этом острове? И зачем скрывать? Что мешает вам быть вместе всегда? Нелепые люди.

– Она не придет, – сказал Стах. – Я ее знаю.

Да, ты ее знаешь. А вот любишь ли? Наверно, тебе казалось, что любишь. Мы забываем, как выглядит любовь, пока не посмотрим ей в лицо. Ты был в Москве, и ты посмотрел ей в лицо. И теперь ты очень несчастен.

Вернулась с улицы Маринка. Схватила со стола кусок хлеба и села смотреть телевизор. Загорела как цыганка. Карманы полны семечек.

– Дядя Стах, хотите подсолнухов?

Они смотрят телевизор и грызут семечки.

– Дядя Стах, вам в Москве понравилось?

Стах долго молчит. Потом говорит:

– Понравилось.

– Вы в парке имени Горького были?

– Был.

– Кривые зеркала видели?

– Не пришлось.

– Эх вы, – говорит Маринка и одергивает платье в горошину. – Я была в Москве. Когда была маленькой. Так мне больше всего понравились кривые зеркала. Такая смехота, просто ужас.