Канта Ибрагимов - Сказка Востока Страница 137

— Ревнуй — не ревнуй, а своему красно-белому знамени не изменю.

— Хе-хе, это в мой огород? Ну ладно. Прозябай в своих горах, деток ласкай. Сама как-нибудь попытаюсь, мне все равно терять, кроме тебя, нечего и некого.

— Прости, Шадома!

— Прощай, Малцаг! — она крепко прижалась к нему, быстро отстранилась, и, артистично указав рукой: — Только не забывай, что «Сказка Востока» была и такой, и без борьбы такой же будет. — И когда Малцаг, словно боясь, что его здесь задержат, спешно покидал этот мрачный, смрадный подвал, Шад-Мульк с вызовом крикнула вслед: — Прошу, помни, мой дорогой Малцаг, чему Несарт учил — только знания спасут нас — знания, что мы не рабы и не варвары!

Предыдущий затянувшийся диалог никак не тянет на историзм. Ведь история — это действительность в процессе развития. Тогда надо вернуться снова к Тамерлану, пока он еще живой и по-прежнему дееспособен. И тогда, как отмечают летописцы, в зиму уже наступившего 1404 года, когда на Кавказе установились невиданные холода, Властелин нагрянул с проверкой на строительство канала от Аракса. Увиденным он оказался крайне недоволен, дал срок неделю, чтобы все закончили. Не успели. И тогда были казнены все командиры и каждый двадцатый свой же воин, всего около пятисот человек. Да это не в счет, человечество — воспроизводительный ресурс или материал. А вот что действительно останется в истории, так это строительство, ведь это созидание, развитие и цивилизация.

Стоп. Отчего-то Перо заскрипело. Наверное, и Перу описывать эти зверства надоело. Тогда оставим историзм и обратимся к литературе. Вот где человечность: о душе, о чувствах, об эмоциях. Тогда другой герой Малцаг — вот кто вернулся в Грузию с разбитой душой.

С одной стороны, Шадома — это уже не любимая женщина, а самый близкий, дорогой человек, с которым он пережил очень многое, почти всю жизнь. С другой — семья. Он знает, что такое сиротство. И как бросить малолетних детей в суровых горах? Как

о них не заботиться? Ведь горец Кавказа — ныне редкость, и надо бороться за каждую жизнь, тем более детскую. С третьей — знамя. Лишь над ним теперь развевается красно-белый нахский стяг. А это издревле символ: красный цвет снизу — ща — огонь, очаг, дом; белый цвет всегда наверху — чистота, равенство, свобода. И как от этого отказаться? Как можно под ненавистные Тамерлановы штандарты стать? Оказалось, в жизни все возможно, даже то, о чем никогда бы и не подумал. Так порою складываются обстоятельства. А конкретно с Малцагом — следующее.

Он многому научился у Тамерлана. В частности тому, что у каждой яркой личности всегда есть завистники и враги, тем паче в военные времена. Поэтому, не как Властелин, по десять тысяч, а два-три верных охранника Малцаг всегда держал при себе. А тут пригласили его, как почетного гостя, на кавказскую свадьбу, ведь жизнь продолжается всегда. И вышел он в круг один лезгинку танцевать, и в этот момент подлый выпад — кинжал блеснул. Не знал убийца, что под бешметом Малцага надежный подарок купца Бочека — добротная сирийская кольчуга. Оттого небольшая рана, коих на теле Малцага множество, — и внимания не надо обращать. А вот покушавшегося скрутили, оттащили. Думал Малцаг, что это наверняка подосланный Тамерланом убийца, а это свой, горец-нах, оказывается, уже давно за ним охотится. Словом, кровник, за казненного Малцагом брата хотел отомстить. Вот чего Малцаг никак не ожидал, вот чем он был крайне потрясен.

— Вот дрянь, — тряс он поверженного, но все еще горделивого земляка, — от нашествия Тамерлана, кой все и всех истребил, ты со своим родом в пещере скрывался и никак не пытался мстить. А я, твой земляк, казнил твоего брата, клятвоотступника, и ты посчитал зазорным с таким оскорблением жить?! Мразь, все равно от тебя пользы не будет, — сжал горло мощной рукой.

И после этого задумался, а какую пользу он ныне несет? Ведь он сам-то практически перестал бороться. В это время от Шадомы тревожное послание, она им живет, спрашивает: «Как ты? Береги себя!»

Теперь Малцаг вновь на перепутье, и к Шадоме хочется, помочь, рядом быть, бороться. А семья тянет к себе. И тут новое послание из Тебриза: «Тамерлан в первые дни весны отправился в Самарканд. Халилю поручено возглавить войска и следовать за ним». Это по делу, а потом еще несколько слов от Шадомы. Все это не в письме, а на словах. И что может передать гонец — сухие фразы. Но Малцаг слышит в этих словах столько щемящей тоски, столько грусти и любви. Ведь в них расставание, быть может, теперь навсегда. Она в одиночку в пекло пошла. Этого Малцаг вынести не мог. Зачехлил он свое красно-белое знамя, и вместе со средствами, что у него еще оставались, отправил за перевал, в Аргунское ущелье. А сам, более не мешкая, накинул на шею Тимурову пайзцу, этот ярлык, точнее ярмо, которое с самой юности висело на нем, довлело над ним и, как ошейник, вело на поводу лишений, испытаний, борьбы. Так Малцаг, и не один, а еще много кавказцев, стали под знамя тюрков, под командование Халиля.

Путь от Тебриза до Самарканда немногим более двух тысяч километров. Конная армия преодолевает это расстояние за полтора месяца. Однако Тамерлан теперь не спешит, он останавливается почти в каждом крупном городе. В честь него всегда грандиозный пир, во время которого на Властелина что-то находит, он начинает чинить самосуд: кого-то вешают, кого-то, кто ему понравился, поощряют. Говоря об этом периоде жизни, все летописцы сходятся в одном: Тамерлан всегда был жесток, но то, что он чинил теперь — настоящее зверство и все без разбору, свой-чужой, да в массовом порядке. При этом не забывал об управлении и власти. Так, сын Шахрух был назначен правителем Хорасана и всех западных земель; внук Пир-Мухаммед, младший брат покойного — Мухаммед-Султана — назначен правителем Индии, а Халиль остался при нем.

Лишь в августе Тамерлан прибыл в Самарканд. Он не стал жить в городе, а поселился в новом, сказочном саду под названием «Диль-шад». Потом он осмотрел строительство, нескольких архитекторов наказал, после чего приказал строить новую гробницу для внука Мухаммед-Султана из белого мрамора с золотым куполом.

Об этих последних месяцах жизни Властелина никто бы с достоверностью не узнал. Да в чем могущество и привлекательность Пера? Перо не только оставляет след истории, оно также возвеличивает того, кто это Перо в руках держит, кто Перо уважает и ценит.

При дворе Тимура было много послов великих держав: Китая, Египта, Монголии, Золотой Орды, Византии и Франции. Да никто из них неизвестен. А вот посол маленькой, далекой Кастилии, уже упомянутый Клавихо, с Пером дружил, оставил след — отчет о своей поездке в Самарканд. И вот он пишет, что объехал почти весь мир, побывал во многих городах, но такого богатого и процветающего, как столица Тимура, даже представить не мог — это город-сад, где дома придворных и богатых — целые замки, утопающие в зелени и цветах. Здесь даже балдахины, под которыми разносят богачей, отсвечивают блеском драгоценных камней. И всюду юные, красивые девушки-рабыни, привезенные со всех стран, они песни поют, на лютнях играют, всеми способами публику услаждают. А зрелищ в Самарканде — на любой вкус: от боя слонов, собак и змей до всяких музыкантов, фокусников и шутов. И нищих в Самарканде нет. Нищета Тимура угнетала. В этом городе нет воришек и попрошаек. По этому городу хочется медленно ходить пешком, созерцать и удивляться. Словом, Тимур молодец, разгромив и уничтожив сотни, если не тысячи поселений, он создал в своей столице утопию благоденствия на земле.

И вот настал день, когда посол Кастилии был допущен на прием. Обычно европейцы (это касается времен позднего средневековья) пишут о традициях и ритуалах восточных правителей с явной иронией и нескрываемой надменностью к примитивизму. В отчете Клавихо все наоборот. Процедура прохождения к Тимуру очень сложна, многоступенчата, в ней описываются слоны, еще какие-то экзотические животные, потом старик, дети-внуки, под конец на руках заносят, а посол трижды падает ниц, готов еще, пока Властелин не кивнет. А вокруг такие строения, такая роскошь, великолепие и шарм, что невозможно в это поверить, на ногах устоять.

«Государь Тимур сидел в портале на полу, перед входом в прекрасный дворец. Перед ним взмывали высоко вверх струи фонтана, а в бассейне плавали румяные яблоки. Государь сидел, скрестив ноги на шелковых с орнаментом коврах среди круглых подушек. Он был одет в шелковые облачения и высокую белую шапку, верх которой украшал большой рубин с жемчужинами и драгоценными камнями вокруг».

А далее очень интересная деталь. Посол далекой Кастилии вряд ли знал о намерениях Тимура, да описал очень важный исторический эпизод. При всех дворах, во все времена очень важно, кого куда посадят, — это вроде признание, амбиции, иерархия и анахронизм. Так вот, посла крошечной Кастилии посадили, как положено, несколько ниже того места, которое занимал посол императора Китая. И когда Тимур это заметил. Тимур этого не заметил, Тимур это прекрасно знал, и, как опытный режиссер, все спланировал и артистично выдал: