Олег Рой - Вдали от рая Страница 14

Вера не сказала ни одного из тех слов, которые Волошин ждал от нее. Просто гибким кошачьим движением потянулась, снова откинула волосы назад тем самым резким поворотом головы, который сводил его с ума, и проговорила так просто, так буднично, словно они были давно женаты:

– Я очень устала. Может быть, будем укладываться?

Вероятно, у Волошина был слишком уж оторопелый вид, потому что, взглянув на него, она все-таки сочла возможным объясниться:

– Вряд ли разумно мне будет сегодня возвращаться домой, как вы думаете? Тот человек знает мой адрес, и я боюсь, что…

– Конечно, конечно… – Виктор был так счастлив, что путался в словах. – Я и не предполагал, что мы с вами расстанемся, и…

Он не сумел договорить фразу, но, как выяснилось, это было и к лучшему. Молодая женщина отвернулась от него с явственно заметным холодком и произнесла так, что он чуть было не провалился сквозь землю при воспоминании о своих недавних «грешных» мыслях:

– Надеюсь, вы не поторопились с выводами? И не подумали ничего лишнего? Я ведь могу вам доверять, правда?

Он и не заметил, как и когда она сумела приобрести такую власть над ним, когда начала разговаривать так, словно она королева, а он – безответно влюбленный в нее паж. Однако это было неважно; все было неважно сейчас, кроме того, что она останется в его доме и, может быть, будет приходить сюда вновь…

Как ни странно, он не обиделся и не рассердился ни на ее вопросы, ни на тот тон, которым они были заданы. Напротив: ему показалось, что, обратившись к нему таким официальным образом и расставив все точки над «i», Вера дала ему шанс вновь почувствовать себя мужчиной, хозяином положения и главой в собственном доме. Все было сказано абсолютно однозначно, надеяться – сегодня, по крайней мере, – было больше не на что, и, следовательно, можно было уже не зависеть от ее капризов, ее настроения, ее решений. А потому груз неуверенности в себе и ожидания неудачи свалился с его плеч. Он ощутил себя прежним Волошиным и взял инициативу в свои руки:

– Мне кажется, вы уже доверились мне, когда приняли мое приглашение. Разве не так?

Поистине, ее перевоплощения были мгновенны. Она покорно склонила голову, и перед Виктором вновь появилась та испуганная и застенчивая женщина из клуба, которая покорила его в первые же минуты знакомства. И, с радостью принимая на себя ответственность за все, что еще произойдет или не произойдет в его доме сегодня ночью, как опытный военачальник перед сражением, он спокойно распорядился:

– Значит, так. Ваша комната – на втором этаже, слева. Там же ванная и вообще все, что вам может еще понадобиться. Пойдемте, я покажу, где что лежит…

Какое счастье, что домработница содержит гостевые комнаты в безукоризненном порядке, что постели всегда заправлены свежим бельем, а в ванной в любой момент можно отыскать запечатанную зубную щетку, чистое полотенце и новый халат в упаковке!.. Какое счастье, что Вера не расспрашивает о его завтрашних планах и даже не думает делиться с ним своими собственными! Какое счастье, что она так молчалива и загадочна и так не похожа на всех его прошлых подруг, торопившихся «застолбить» его в первый же вечер, точно он был участком на Клондайке, а они – золотоискательницами!

И какое счастье, что Вера так нравится ему – просто нравится, без всяких «зачем» и «почему»…

– Спокойной ночи, Виктор! – ласково проговорила Вера и, подхватив свою сумочку, направилась в ванную.

Пока она плескалась в ванной, он спустился в кабинет, включил компьютер, разложил перед собой бумаги и углубился в дела, которыми совсем не планировал заниматься в дни отпуска. Но как ни странно, в это глухое сонное время, уже после полуночи, вдруг захотелось поработать. Изумляясь собственной прихоти, с удовольствием погрузившись в обычные расчеты и планы, он и сам не заметил, как пролетело сорок минут и как нашлось вдруг изящное, нетривиальное решение задачи, упорно не дававшейся ему в течение последних нескольких недель. Так вот с чего надо начинать, приступая к земельному бизнесу! Хотя, конечно, без создания дочерней фирмы «АРКада», идею которой он вынашивал уже давно, тут не обойтись…

Ай да Витька, ай, молодец!.. Но когда дело было сделано и он, довольно позевывая, потягивался за своим рабочим столом, то вдруг сообразил, что наверху давно не слышно шума льющейся воды и что Вера, должно быть, уже легла. Только теперь он ощутил, насколько устал за день, вылез из-за стола и направился было в свою спальню. Однако рядом с крутой лестницей, узким винтом уходившей на второй этаж его квартиры, ноги Волошина сами замедлили ход. Сам не зная зачем, прекрасно понимая, что Вера уже спит и что он не станет будить ее ни при каких обстоятельствах, он все же поднялся медленно и осторожно, стараясь ступать как можно тише, к гостевой комнате и остановился у порога.

Дверь оказалась слегка приотворена, точно гостье неловко было запираться от хозяина в его собственном доме – или, может быть, тем самым она демонстрировала, что действительно доверяет ему? Или… Или так намекала, что ждет его? Изо всех сил сдерживая участившееся вдруг дыхание и безрезультатно пытаясь унять стук сердца, он на цыпочках подкрался к двери и заглянул внутрь. На полу лежали лучи света, пробивавшиеся с улицы сквозь неплотно задернутые занавески, и Виктор удивился тому, насколько ярко они освещали комнату. А, вот в чем дело – оказывается, Вера оставила включенным ночник у кровати!.. Бледно-желтый, рассеянный, приглушенный свет выделял мягкие очертания женского тела под легкой простыней, разметавшиеся по подушке волосы, которые показались вдруг при таком освещении темными, почти черными, и тонкий, чуть нервный даже во сне, профиль на фоне набивного рисунка белья – узора из стеблей и бутонов неведомых растений.

Господи, как похожа!.. Он даже вздрогнул: ему почудилось, что именно это лицо, этот профиль – да-да, этот самый профиль на фоне витиеватого рисунка – он видел где-то совсем недавно, буквально вчера…

Картинка возникла перед глазами так ясно и отчетливо, словно была реальной: белый лист, карандаш, скользящий по бумаге, рисунок, короткопалые руки Сережи…

Сережа? Точно, тот самый Сережа, из-за которого, как чувствовал Виктор, осложнились отношения с матерью…

Однажды – это было чуть больше года назад, в конце мая – явившись в Привольное в неурочное дневное время, Волошин застал дом запертым и услышал от охраны: «А Валентина Васильевна, как обычно, в клинике. Она возвращается только к вечеру».

В клинике? Как обычно?.. Виктор сдержал возглас удивления: не стоило показывать обслуживающему персоналу, что у родной матери имеются от тебя тайны. Он медленно прошелся по дорожкам сада, показавшимся ему в тот день на удивление безжизненными, вдохнул сладкий аромат пионов и сирени, потрепал за мягкими ушами старого спаниеля, жившего с матерью много лет… В воздухе неуловимо, но угрожающе пахло нехорошей тайной, непонятыми и ненужными секретами.

«Мама больна! – думал Виктор, машинально обрывая листья с ни в чем не повинной веточки молодой липы. – И выходит, больна давно и серьезно, раз ходит в клинику так часто и так надолго. Что с ней? И почему она ничего не сказала мне? Лечится в какой-то Богом забытой деревенской больнице… Я бы нанял лучших врачей, положил бы ее в самую престижную клинику, если надо, отправил бы за границу. Но она никогда и ни словом не обмолвилась о своем недуге… Неужели это что-то совсем страшное? Последний раз, когда я ее видел, она совсем не выглядела больной… Впрочем, говорят, рак бывает почти незаметен до самой последней стадии…»

Только когда сумерки поздней весны спустились на сад и огонек сигареты стал отчетливо виден в полутьме, он услышал на садовых дорожках торопливые шаги. Валентина Васильевна спешила к дому, на ходу разматывая платок на голове и всматриваясь ослабевшими глазами в силуэт на веранде. «Наверное, охрана предупредила, что я здесь», – догадался Виктор и легко поднялся из плетеного кресла навстречу матери.

– Ты приехал? – только и спросила она, прижав руку к сердцу, будто пытаясь унять его бешеный стук.

– Зачем ты так бежала, мама? – мягко упрекнул он. – Смотри: одышка, сердцебиение. Бледная такая… Чаю хочешь?

Она кивнула, присаживаясь рядом с ним за столом на самый краешек удобной деревянной лавки со спинкой. Виктор разлил кипяток из заново вскипяченного самовара и поставил перед ней дымящуюся чашку.

– Почему ты не сказала мне, что больна, мама? – тихо спросил он.

Валентина Васильевна, казалось, удивилась. Ее рука, державшая ложку, которой она потянулась к сахарнице, замерла на полдороге.

– Что ты такое говоришь, Витя? Почему ты решил, что я больна?

– Но ты же ходишь в клинику. Если не лечиться, тогда зачем?

По лицу матери пробежала тень, она вздохнула, но почему-то не с облегчением, а с напряжением.

– Ах, вот что… Нет, Витя, ты все не так понял. Я здорова. Это совсем другое…