Канта Ибрагимов - Сказка Востока Страница 14

Это ранее Молла Несарт в покорности перед Тимуром стоял, а теперь он сражается и хоть сгорблен судьбой, да держится прямо, в упор в глаза противника глядит и не без вызова отвечает:

— В шахматах и без рук обойтись можно, лишь бы башка на месте была, — он двинул вперед фигуру, — а умная башка и руки сохранит. Твой ход, Повелитель, — и пока пораженный Тимур смотрел в гневе на доску, Несарт перешел на персидский язык: — А Повелитель сдох,[36] — и в тот же момент картинно воздел руки: — Так это только в шахматах. А тебе, о Великий Тимур, будет вечная жизнь и здравие! — тут он тоже, как при молитве, низко склонился и, находясь в такой позе, спросил: — О, справедливый из справедливейших, как наш уговор?

Изо всех сил Тимур постарался выдавить улыбку:

— Я тебя вытащил из тюрьмы, хе-хе, какой свободы ты еще хочешь?

После этих слов даже птички, поющие в углу, почему-то разом умолкли, никто не шелохнулся, лишь затрещали изношенные кости — это Молла Несарт вновь выпрямился:

— О Великий Правитель, — теперь он понял, что шахматная баталия закончилась и он вновь буквально под пятой. — Ты действительно милосерден и справедлив! Смогу ли я, столь жалкий человек, когда-либо с тобой расплатиться?

— Сможешь, — жесток взгляд Тимура. — Мы еще раз сойдемся, но не в эти шахматы, которые ты за двадцать лет тюрьмы выучил наизусть. Мы сразимся в мои шахматы, — он лишь повел рукой, и это поле боя моментально убрали, и не два раба, а чуть ли не с десяток поставили посреди ковра невероятно массивный, большой стол. Он, видно, тоже из литого золота, инкрустирован перламутром, изумрудами и алмазами.

— Здесь в два раза больше клеток, — поясняет свое изобретение Тимур, — и, соответственно, в два раза больше фигур.

— У Великого человека — все в величии! — склонил голову Молла Несарт и с явной жалобой: — Мы будем сражаться или.

— За свою башку сражайся, — рявкнул Тимур.

— А если выиграю? — тих, но тверд голос Несарта и, видя, что ответа нет, уже громче: — Слово сдержишь?

— Что ты мелешь? Я всегда свое слово держу!

— Это общеизвестно, о Великий Тимур!.. Только одно, позволь мне заметить — не всегда лишь моя башка на кону будет.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ко мне в тюрьму твои визири приходили, просили твой сон разгадать. Однако я не гадатель. Правда, сны ты, говорят, вещие видишь, — тут Молла Несарт резко оборвал речь.

— Продолжай, — процедил Тимур.

— Продолжение сна только ты сможешь видеть. А мне, раз такая выпала честь, за свою башку или свободу до конца позволь сразиться.

Словно изучающе долго, тяжело всматривался Тимур в лицо Моллы Несарта:

— Я думал, ты шут, а ты — смелый человек. Смелость я уважаю. Ходи, ныне твой первый ход.

Эта схватка длилась очень долго. Вначале явный перевес был на стороне Тимура. Но потом, видимо, Молла Несарт приноровился к этому масштабу поединка, и когда фигур стало меньше, он и вовсе перехватил инициативу, однако дожать не смог.

— Ничья, — вслух объявил Тимур. — Может, полголовы снесем?

Раздался всеобщий хохот.

А Молла молчит, склонил голову, ждет.

— Ладно, я милосерден, — доволен Тимур, — даю тебе еще один шанс, но теперь первый ход мой.

— О Повелитель, — взмолился Молла Несарт, — ноги устали, не держат.

По природе Тимур был неулыбчив, смеяться вовсе не умел, а тут залился хрипотцой:

— Кх-кха-кха! Может, плечи твои устали от болтливой твоей башки? Так осталось недолго им страдать. Кхе-кхе-кхе.

— Давай оба сядем, — не до смеха Молле.

— Где это видано, чтобы на стульях сражались?! Я не моложе тебя, так что борись на равных. Правда, если хочешь, можешь на колени стать. Не хочешь? Вот мой первый ход, — и Повелитель, как всегда, повел в атаку правый фланг.

К середине партии — а это действо долгое, время к полуночи — когда фигур на столе значительно поубавилось, преимущество Тимура, как и его приподнятое настроение, были на высоте. Совсем по иному выглядел его соперник. Молла Несарт явно устал, совсем сник: опираясь обеими руками о массивный стол, он, наверное, больше силился устоять на своих больных ногах, нежели думать о шахматных страстях.

— Давай отдохнем, — наконец не выдержал Несарт.

— Что значит «отдохнем»? — более чем язвителен тон Тимура. — Кто отдыхает в разгар боя? Иль ты хочешь сдаться? Башку потерять? — обыденно вопрошает Властелин.

— От этих ядовитых замечаний и угроз Молла Несарт еще какое-то время держался, да хватило его ненадолго:

— Можно попросить воды?

— Ну, — щедро развел руками Повелитель, — ты кавказец, мы находимся на Кавказе. И, как мне известно, здесь гостей не принято простой водой потчевать, — он сделал жест прислуге, — сейчас тебе подадут прекрасное грузинское вино из погребов монастырей древней Мцхеты. Каков букет? А аромат? — видя, как Молла с жадностью припал к бокалу. — Внук подарил. Так ты ходи, ходи. Вот мой ответ. Что ж так взгрустнул, иль опьянел? Ходи быстрей, конец уж близок.

Молла Несарт хотел двинуть коня, как-то неловко это получилось, и тяжелая фигура упала.

— О-о! Ты совсем ослаб, — заботлив Повелитель. — Кстати, а я знаю превосходный рецепт для прилива сил и буквального омоложения, — он несколько склонился над столом, поближе к Молле, по-приятельски потрепав костлявое плечо. — К этому вину — юную красавицу, и ты — словно вновь родился.

После этих слов он грубым жестом поманил визиря, что-то шепнул ему на ухо. Очень скоро в роскошном шатре почувствовалось некое возбуждение, веяние, стало еще светлей, веселей и громче полилась музыка, потекли по воздуху пьянящие благовония, как из-под земли неожиданно появились совсем юные танцовщицы и так же незаметно исчезли. А пред столом, в сопровождении евнухов, выставили сказочную особу. Она — высокая, тонкая кость, стройна, кожа белоснежная и гладкая, на губе, искусно загримирована свежая, глубокая рана. Она еще очень юна, но в больших и бездонных темно-голубых глазах нечеловеческая испепеляющая тоска. На ней лишь полупрозрачная воздушная вуаль, открывающая всю прелесть девичьей красы, а с плеч до самого пояса спадают пышные смоляные волосы. Евнухи пытаются ее склонить, она, кусая раненую губу, изо всех сил противится.

— Оставьте ее, — приказал Тимур, еще раз оценивая взглядом ее природную стать. — Ты не хочешь преклониться передо мной?

— Она не знает наших языков, — подсказал визирь воды. Сам Тимур владел тюркским, персидским, уйгуро-монгольским и чуть-чуть латынью Востока — арабским.

— Кто переведет? — недоволен он.

— Вот, Молла Несарт, местный, — вновь подсказывает визирь.

— Переведи, — приказал Тимур.

— Сам Молла, с появлением этой девушки как-то ожил, воспрянул духом; что-то родное, знакомое, близкое было в ней. Он стал с ней говорить на непонятном для всех говоре.

— Молчи! — рявкнул Тимур. — Переводи лишь мои вопросы и ее ответы. Она не хочет склониться предо мной?

— Кавказские девушки ни перед кем не склоняются, так их воспитывают, — слово в слово перевел Молла.

— Она не знает, кто я? — прошипел Тимур, он вновь властным жестом поманил к себе визиря; в его руках появилась крупная золотая монета с его выпуклым профилем, на сторонах которой на арабском и греческом выгравировано «Великий Тимур — Повелитель мира». — На, дарю, чтоб запомнила, кто я, — поднес он ей монету.

Девушка, небрежно рассматривая золотой кусок и явно усмехаясь, сказала что-то Несарту, но тот не стал переводить.

— Говори! — приказал Тимур.

— Она не верит, что ты Повелитель.

— Почему же?

— Говорит, если ты действительно Повелитель мира, то недостойно дарить девушке всего одну монету.

Все замерли, и вдруг девушка с нескрываемой снисходительностью на лице обратилась к Тимуру:

— Ты арабским владеешь? Так вот, много денег я тоже не возьму — не нуждаюсь в подачках.

По-орлиному вздернулась бровь Тимура:

— Откуда у вас, кавказцев, такая спесь?

— Это не спесь, — горделиво вздернула она подбородок, — это природная данность!

— О! — перебил ее Повелитель. — Слышал, слышал — «арийцы» с Кавказа. Может, и в тебе течет голубая кровь?

— Во мне течет кровь моего отца — азнаура[37] Атчароя.

— Ты дочь Атчароя? — воскликнул изумленный Молла Несарт.

— Да, я Шадома, дочь Атчароя.

— А где мой друг детства, твой отец?

— Эти варвары, как туча саранчи, на нас внезапно напали, отец погиб, на моих глаза обезглавили, — тут она впервые уронила голову на грудь, пытаясь скрыть уже привычные слезы, вся задрожала.

— О Великий Повелитель! — как и у визирей покорно-слащавым стали голос и поза Моллы Несарта. — Ты во всем велик, щедр и прав; к этому вину, действительно, нужна такая красавица. Уступи мне ее.