Михаил Климов - Старый дом Страница 14

И мало не покажется ни им, ни нам, а во что превратится русская история – вообще сказать нельзя.

И так-то не подарок, а тут вообще караул…

И вот вопрос: если у них с Надей – он вдруг сообразил, что впервые назвал ее не только без отчества, но и так коротко и интимно – все получится, то где они объединятся? Потому что если акция окажется разовая, то это приключение, курортный роман, а этого ему не хотелось совсем. После взбалмошной и недалекой Варвары ему в Надежде нравилась как раз ее последовательность и целеустремленность, но в сочетании с какой-то мягкостью, чего в бывшей жене не было и в помине.

И разменять такую женщину на стандартный и туповатый «перепихон»?

Фи, господа…

Но все-таки, куда и как им деваться в случае серьезного романа?

Даже, если выбросить из головы влияние постоянного присутствия его в том времени или Надежды в нашем – эффект бабочки Рея Брэдбери – все равно остается куча проблем.

Здесь его, в общем, ничего особенно не держит, дочка взрослая, внуков сама вырастит, тут он ей не помощник. А там, в той России он еще не был, возможно, в том времени все отлично и хорошо, но ведь всего-то через четыре года – революция, а потом Советская Россия, и это он со своими инфарктами и геморроями вряд ли выдержит. И, если не помрет сразу, то будет тяжелой гирей на ногах у Надежды, которой, вместо того, чтобы выживать, придется заниматься тем, что спасать его…

А если наоборот?

Если ее сюда?

Не сильно лучше…

Там мы все знаем, что будет, и можно хоть как-то, хоть где-то соломку подстелить, а здесь?

Кто сказал, что у нас на носу нет гражданской войны?

И как она будет протекать?

И кто кого будет резать?

И с каким успехом?

Да и, кроме глобальных проблем, совсем простой вопрос – как Надежду тут легализовать?

Наверное, можно купить паспорт, сделать гражданство, но для этого, наверняка, нужны хоть какие-то документы.

Не может человек возникнуть из ничего?

Или может?

Понятно, что есть знакомые, для которых проблема с паспортом – не проблема. Но как им объяснить появление человека, у которого вообще нет никаких документов и который нигде и никогда не отмечен и не числился.

В том, Надином времени, паспорта, кажется, были без фотографий, так что сделать такой для Славы, если что – не проблема. Просто купить где-нибудь на Вернисаже, и все дела… Но вот сейчас-то другое дело…

И потом, как она с таким характером будет существовать в нашем времени? У нее же нет опыта, она не знает, что зачастую можно и нужно смириться с тем, что вокруг, просто не обращать внимания на то, что творится, иначе умрешь или сойдешь с ума…

Она же может начать свою революционную борьбу, а значит, засветится перед органами…

Без документов, то есть в лучшем случае с липой…

– Я все хотела вас спросить, – услышал он голос Надежды, – но как-то смущалась при всех – кто такой Горох и почему вы его так боитесь?

20

Она стояла у порога, тьфу, конечно, у проема. Как ни странно, без шляпки и уже курточку свою, как она там называется, сняла.

То есть он так задумался, что не услышал появления своей «сюсю»? Хорош любовник пылкий, Ромео страстный, а Маринка – сволочь, надо было ее в детстве пороть…

– Вы проходите… – он вскочил, предложил даме сесть. – Может быть, кофе? Или чаю?

– Чай у вас действительно вкусный, – она прошла, села на предложенный стул. – И кофе не лишен приятности, хоть я его не люблю. Но времени без пятнадцати пять, сейчас приедут ваши, а мне хочется знать ответ на мой вопрос. Нет, не совсем хочется – необходимо…

Звучало в ее устах все это даже несколько грозно, надо было отвечать, но Слава обдумывал, тянул время. Он щелкнул кнопкой электрического чайника, достал чашки, сахар:

– Так все-таки чай или кофе?

– Ответ, пожалуйста… – она не сдавалась. – А в смысле что пить – мне действительно безразлично…

– Горох – это… – он замялся, – помните, я вам рассказывал ночью, что тут у нас было, когда коммунизм рухнул?

– Это про экспроприации и расстрелы?

– Не было никаких экспроприаций и расстрелов… – он налил ей кипятку в кофе, достал с полки какие-то печеньки, – в первом слове звучит какая-то борьба за справедливость – отъем собственности у неправедного владельца. А во втором – карающая рука государства, в данном случае не особенно важно – справедливо оно это делает или нет…

– Ничего себе не важно… – возмутилась Надежда. – Только это и важно по-настоящему…

– А тут был просто бардак, – он не обратил внимания на ее слова, – каждый тянул, что мог и если один другому мешал, тот просто калечил или убивал его… Такое царство Емельяна Пугачева или Стеньки Разина…

– И Горох – это один из них? – она отхлебнула маленький глоток.

– Нет, тут все хуже… – он думал – кофе себе сделать или чай, решил все-таки кофе: день был и еще предстоит непростой, нужен какой-то стимулятор. – Когда государство, точнее, некоторые его представители, прорвавшиеся к власти, очнулось и начало отнимать все обратно, то действовало оно примерно такими же методами. И из тех, первых, кто все тащил, отнимал и убивал, остались только самые злые, умные и хитрые. Ну и еще везучие… Вот Горох из этих как раз…

– Красивая картинка… – сказала она задумчиво. – И как же вы тут живете? Неужели не можете навести порядок?

– Скажи… те… – спросил он, едва успев перехватить собственную фамильярность, – у вас там – все в порядке?

– Нет, конечно…

– Ну и почему вы не можете его навести?

– Потому что у нас – царь, то есть, по большому счету, от обычного человека ничего не зависит. А у вас – народовластие…

– Я уже имел честь вам рассказывать, – сказал он и сам удивился непривычному обороту речи, который всплыл откуда-то из подсознания, – что стало, когда от царя удалось избавиться. Не в царе дело, уверяю вас: вон в Голландии и в Англии, да еще в Швеции, кажется, есть короли и королевы, а они ничего, живут как люди…

В дверь позвонили и вошли Маринка с Володей.

Дочь была в длинном, в пол, цветастом сарафане, голые плечи прикрывала тонкая джинсовая куртка. На голове – широкополая летняя шляпа, а в руках довольно большая сумка.

– Насчет шляпы, это ты хорошо придумала, волосы у вас разного оттенка… – кивнул отец вместо приветствия. – А тут что? – спросил он, указывая на «багаж».

– Кое-что еще прихватила… – сказала Маринка и, предупреждая возможные вопросы, добавила: – Должна женщина иметь право выбрать наряд, в котором выйдет в незнакомое общество?

– Ну, а как же с теми, – не понял Слава, – кто должен понять, что Надежда Михайловна – это ты?

– А почему у тебя не может быть в доме каких-то моих тряпок? – удивилась дочь. – Оставим обязательно куртку и шляпу, они запоминающиеся, а остальное – по выбору Надежды Михайловны…

– Разумно… Вы туда пойдете? – спросил Прохоров, указывая на проем. – Тут вам и расположиться негде…

Дамы ушли, а Володя присоединился к «тестю», взял чашку, насыпал кофе, налил себе кипятку.

– Я позвонил знакомым нумизматам, – сообщил он. – Сказал, что есть такой странный заказ на банкноты. Они просили точно сформулировать, сколько нужно бон, хоть примерно и сколько платим за «катю» и за «петю», я обещал вечером позвонить… Только с годом никак не могу придумать, по какой причине этому тупому новому русскому нужны боны исключительно до тринадцатого года…

– А почем они в среднем?

– Сейчас посмотрю, – он прошел к компу, – но, кажется, рублей по сто, однако при нашем заказе цены должны вырасти…

– Что-то мало…

Он защелкал клавишами и через несколько секунд вздохнул расстроенно:

– Ты прав, – он покачал головой, – все-таки в любом деле надо быть профи, чтобы рот открывать…

– А что там?

– Смотри: сотни, то есть «катеньки» – от трехсот до полутора тысяч, в зависимости от того, кто подписал, и состояния. А на «петенек» – вообще караул: от шестисот до восьми тысяч…

– А что значит, кто подписал? – не понял Слава.

– Как мне кажется, это фамилия министра или управляющего казначейством. Их тут два – Шипов и Коншин. И любой Коншин дороже Шипова…

– И что нам мешает объявить, что нужны эти, которые подешевле, и состояние нас не пугает – не в коллекцию, а на стену приклеивать?

– Логично… – «зять» еще раз взглянул на монитор. – Но есть и хорошие новости: судя по их данным, после двенадцатого года наши банкноты не выпускались, значит, в дело идут любые…

– А сколько нам нужно-то, ты не прикидывал?

– Если без Фаберже и всяких «Византийских эмалей», то вполне хватит ста рублей, ну двухсот от силы. А что вы там, на Пречистенке купите, откуда мне знать…

– Так чего мы огород городим?

– Внимание, – послышался голос дочери, – демонстрация моделей одежды образца тысяча девятьсот тринадцатого – две тысячи тринадцатого года…

Мужчины обернулись и увидели входящих дам. Маринка была в рубашке и дырявых джинсах, а Надежда Михайловна – в вышеупомянутых куртке и шляпке, а на ногах… тоже джинсы, только без дыр…