Синтаро Исихара - Соль жизни Страница 14

После прохождения отметки в пятнадцать метров течение стало слабее. На глубине в двадцать три метра нас ждали наши коллеги, как они и обещали. Здесь начинались уходившие в глубину поручни, предусмотренные для ремонтных работ.

Мы втроем проплыли вокруг башни и обнаружили с восточной стороны дверь со скважиной. Вероятно, именно отсюда входил внутрь работник, на спине которого красовался акваланг. Сбоку от двери вертикально вниз — еще одни длинные перила. Вероятно, там, внизу, находилось еще одно место, которое требовало постоянного внимания, но нам было вполне достаточно того, что, как нам и говорили, на глубине в двадцать три метра находились винтовые поручни. По ним мы снова добрались до юго-западной стороны стенки, куда сверху проникал свет. Там мы и расположились.

Это было так странно — свесить ноги с перил и опереться спиной о стенку.

Перед нами была вода и только вода. Толща воды, в которой близкое и далекое сливаюсь воедино. И ни одной, даже самой маленькой рыбки. Впрочем, это было только естественно. Гладкая железная стена маяка, который торчит в самой середине пролива глубиной двадцать метров, вряд ли представляет собой удобное место для проживания рыб. Там, внизу под ногами, на дне, рыба, наверное, водится, но двадцать три метра — это слишком мало для глубоководной рыбы. Слишком далеко это и для того, чтобы они заплывали сюда порезвиться.

Мы расположились в безрыбной водной среде возле огромного металлического сооружения, сделанного человеком. Мы напоминали себе космонавтов, которые выползли из своего корабля для каких-то работ в космосе. Нам было не по себе. Мы знали, что наверху наши товарищи, но у нас было такое ощущение, что, оторвись ты на секунду от поручней, как в ту же секунду течение затянет тебя и навсегда унесет туда, откуда уже не возвращаются.

Мы перевели дыхание, осмотрелись — рыбы не было. Нисидзаки, правда, говорил, что если ее нет в этот раз, то в следующий раз обязательно появятся какие-нибудь мигрирующие рыбы.

Мы повернулись друг к другу. Будь мы на суше, мы бы, конечно, закурили, но здесь нам пришлось достать ножи. Я стал барабанить по поручням, мой товарищ — по стенке, другой — по аквалангу. Через какое-то время мы решили передохнуть. Рыбы — существа любопытные, но когда барабанишь чересчур долго, рыбы могут счесть звуки слишком надоедливыми; а кроме того — и это самое главное — никто не знает, какой рыбе какие звуки нравятся.

Появление стаи мигрирующих рыб сродни появлению ангелов, которых я, правда, еще никогда не видел. Или, можно сказать, это все равно, что увидеть космический корабль.

Стая рыб появляется не так, как самолет, — увидел его, а он все ближе к тебе и ближе. Нет, ты замечаешь их тогда, когда они уже тут. Никогда нельзя понять откуда они взялись. Конечно, если говорить о чистой физике, то у воды, какой бы прозрачной она ни была, есть предел прозрачности… В общем, я хочу сказать, что мигрирующие рыбы являются без всякого визуального и звукового предупреждения.

Передвижение прибрежных видов, вроде морского окуня или судака, можно хоть как-то почувствовать, но мигрирующие породы передвигаются словно ангелы или космические корабли — со сверхзвуковой скоростью. Только они появились — и вот их уже и нет. В общем, они и тут, и там одновременно. Вместе с тем, в отличие от ангелов, крыльев у них нет, что придает их существованию оттенок нереальности. Похоже на съемки приземления космического корабля с земли: посадка совершается в полном безмолвии.

В этот момент перед моими глазами безмолвно промчалась метеоритным потоком стайка рыб хирамаса. Я был совершенно уверен, что их привлек наш барабанный бой. Но рыбы, похоже, вспомнили, что уже видели странных созданий со страшными ружьями в руках, и, убедившись, что эти существа находятся возле маяка, они, следуя привычным правилам безопасности, исчезли, окинув нас своим боковым взглядом.

Появление стайки рыб, которые мгновенно исчезли из нашего поля зрения, никакого прибытка нам не принесло. Это их стиль жизни: только успел восхититься, а их уже и нет.

После того как уплывают такие существа, человека охватывает чувство сопричастности космосу: он понимает, что море, в которое он заглянул, невероятно глубоко и огромно. Это чувство даже сильнее того, которое возникает, когда смотришь на ясное и полное звезд ночное небо.

Стайка хирамаса была первой, кого мы увидели. Через несколько минут после ее исчезновения мы решили все-таки найти рыбу и поохотиться. Но сколько мы ни вертели головами, все было напрасно. И вдруг рыбы снова оказались перед нами — словно любопытные чудесные ангелы.

Корпус маяка оброс водорослями, представляя собой идеальное место для их поедания. И теперь новые рыбы, приметив это непривычное для них место, приблизились к нему. Вряд ли пронесшиеся вихрем хирамаса передали предупреждение своим сотоварищам. Любопытные кампати все равно приплыли бы к нам. Вспоминаю, как в море возле Огасавара мы повстречались с мальками кампати. Они впервые видели человека. Им было удивительно видеть поднимавшиеся от нас пузыри, и сколько мы ни отмахивались от них, рыбки облепляли регулятор подачи воздуха и танцевали среди поднимавшихся вверх пузырей — словно купались в джакузи.

В их сообществе так заведено: если одну из рыб подстрелили, то ее брачному партнеру становится любопытно — что там случилось, и он подплывает к тебе. Так что если и в этой стае такие же взаимоотношения, то одним разом можно заполучить сразу двух рыб.

С моими товарищами мы договорились не делать резких движений, и вслед за первыми стаями рыб сверху, прямо с неба, стали приплывать и другие. Для охотника это было потрясающее зрелище.

В стае одного вида рыбы отличались не только по размеру, но — если их рассмотреть поближе — и по характеру. Вот рыбка любопытная. Вот рыбка, которой хочется подплыть поближе, но из страха она не отваживается на это. Была и такая: желая перехитрить этих человеков, она подплывает с таким видом, будто хочет сказать: «Посмотрите-ка на меня!», потом застывает, пристально смотрит на тебя своим глазом, отворачивается и уплывает, будто говоря: «Только-то и всего!», но на самом деле любопытство одолевает ее, и она возвращается прежней дорогой, сделав вид, что забыла что-то. И все эти кампати — очень приличного размера: килограммов десять весом.

Мы никак не могли пресытиться этим зрелищем. Любуясь рыбами, мы взяли за обычай присваивать им имена — каждой в стайке, в которой было рыб по двадцать или чуть больше. Проверяя запас воздуха и распрямляя спину с тяжелыми баллонами, я понуждал моих товарищей к решительным действиям. И вот каждый из нас троих приготовил ружье и подобрался поближе к рыбам, чтобы приступить к охоте.

После того как мы подстрелили трех или четырех рыбин, стая исчезла. Тогда мы перебрались на другую сторону башни, пройдя по поручням около трети окружности, и стали ждать.

Рыбы вернулись быстро. Поскольку мы были уже в другом месте, они, вероятно, не признали нас. Как и в прошлый раз, они из любопытства подплывали к нам. Для нас же, которые вновь заняли места в зрительном зале, настал второй акт волнующей пьесы.

В третьем акте мы разработали такую тактику. Сначала стреляют двое и добывают двух рыбин; потом они перезаряжают ружья и перемещаются чуть в сторону, где их ожидает третий охотник; там они подстреливают еще двух рыбин. Так что за один акт добыча составляет четыре рыбины.

Когда на поручнях висело уже десять кампати, на сцене появились последние актрисы — акулы. Не барабанный бой наших ножей привлек их — они услышали, как кричат кампати, и поняли, что в этом странном месте происходит что-то необычайное.

Четыре трехметровые акулы демонстрировали свое возбуждение — растопырили боковые плавники и закружили вокруг нас: ангелы уступили место на сцене дьявольским созданиям.

Я ткнул наконечником гарпуна в приблизившуюся ко мне акулу. Другие акулы испугались крови и отдалились, а мы бросили двух кампати, которых повлекло течение: они медленно опускались на дно, и акулы радостно бросились за ними. Двое моих товарищей подхватили улов и поползли вверх по стене, а я, находясь к ним спиной и внимательно наблюдая за акулами, стал подниматься на поверхность.

На море по-прежнему стоял штиль, солнце тоже светило, как прежде. Было очень трудно рассказать товарищам, которые ожидали нас на яхте, что за представление развернулось перед нами на глубине всего в двадцать три метра. Расстояние в двадцать три метра представлялось мне возвращением из какой-то невероятной дали, отстоявшей отсюда на двести тридцать тысяч световых лет.

В зимнем порту

Год близился к концу. Вечером я решил отложить рукопись, которой занимался весь день, и прогуляться перед ужином. На обратном пути забрел в порт и увидел там Кристиансена.