Михаил Сергеев - Последняя женщина Страница 14

— Там… возьми… Нужно прочесть наоборот, прости… Все простите.

И вдруг, помимо его воли обретая видимые очертания, мучаясь и клокоча так же неукротимо, как металл, разливающийся из плавильной печи, образ той, что стояла перед ним все эти годы, заполнил его сознание, уничтожая каждую клеточку мозга. Старик страшно закричал. Тело содрогнулось. Глаза застыли.

Так, не отдав душу дьяволу, умер Леонардо.

— Скажите, — придя в себя, проговорила Лера, — продолжается ли битва за душу человека после его смерти? Или смерть ставит в ней точку?

— А как ты думаешь, что будет на земле, если однажды родится последняя женщина?

— Последняя женщина? Я знаю лишь ее имя — Хельма.

— Да. Другого имени у нее быть не может.

ВРЕМЕННОЕ И ВЕЧНОЕ

— Так что за чудовище стоит за всем этим? — громко повторила она.

Ей почему-то показалось, что голос был не ее и уже не спрашивал, а требовал ответа. И он не заставил себя ждать:

— Прием у дьявола всегда один — временное объявить вечным. И первой ценностью стало золото.

Всегда находились те, кто говорил: в мире вечно одно — золото! Так оно и есть, шептал им дьявол. Стремясь обладать им, они сначала просто забирали его себе, затем грабили и убивали, а позднее сталкивали ради желтого метала в смертельных схватках тысячи людей. Так продавалась дьяволу их душа.

Другие, получив золото, видели то, чего им не хватает, что было подороже золота, — власть! Ведь обладание властью давало, кроме золота, нечто большее. И не только превосходство над людьми. Возможность даровать жизнь или предавать смерти позволяла человеку мнить себя сверхчеловеком, и дьявол снова шептал ему: "Так оно и есть". Человеческий разум не в состоянии придумать преступление, на которое не смогли бы пойти они ради власти. Страны и континенты горели в огне ради обладания ею. Интриги и страшные предательства, младенцы в газовых камерах, чудовищные убийства собственных матерей — все это ничто по сравнению с тем, на что был готов пойти человек, стремившийся к этой цели.

Власть — уже иная ценность, она многолика. Власть над золотом только одна из ее личин. Да и власть над людьми не предел устремлений. Власть над природой, Вселенной, над всем сущим — поистине нет границ у этой категории зла. И люди снова и снова продавали дьяволу свою душу.

Но, получив золото и власть, они начинали понимать, что смерть все отберет у них. Казалось бы, бренность этих целей становилась очевидной. Но и тут находился выход. "Вечная жизнь, — говорил дьявол, — вот главное условие обладания всем". И ее тут же им предлагали. Фараонам золото клали в гробницу, убеждая, что они будут жить и там, а оно исправно будет продолжать служить им. Но человек умнел, и дьявол был начеку: еще совсем недавно он предлагал ему уже эликсир вечной молодости, но промахнулся: в его сети не попали миллионы людей, не имеющих золота и достатка и не могущих приобрести чудодейственное средство. Тогда вся сатанинская рать с воем и визгом бросилась исправлять положение. И сегодня многочисленные издания, перекрикивая друг друга, так же как расплодившиеся секты, обещают бессмертие и вечную жизнь каждому, кто последует за ними, но призрак власти над смертью, который уже маячил перед глазами человека, так и остался призраком.

Ничего не изменилось за века: товар у дьявола один и тот же. Разнятся только способы его предложения.

Страшны последние секунды прозрения перед смертью. Дьявол приходит за оплаченным, и люди видят его в этот миг. Все на свете отдал бы человек в такие мгновения, чтобы избрать другой путь. Но поздно, время неумолимо уносит все в небытие. Он уже продал душу дьяволу.

— Кстати, ты помнишь фамилию "Гробовой"? Он предлагал матерям Дагестана воскресить их погибших детей. Дьявол явно не стоит на месте.

— Покупайте свежие газеты, покупайте свежие газеты! Вступайте в переговоры с совестью!

Мальчишка-разносчик, весело выкрикивая заученные слова, бежал по Ильинке.

Он подошел к нему.

— Постой. Сейчас из Гостиного двора повалит бизнес-элита, и ты заработаешь кучу денег. Только возьми еще и это. Он протянул ему две книги.

— Покупайте свежие идеи! Вступайте в переговоры с совестью! — весело закричал тот снова и запрыгал вокруг него.

В это время мужчина невысокого роста, отделившись от спускающихся с крыльца людей, подошел к ним. Охрана слегка отстала.

— Ты действительно считаешь, что это свежая идея? — спросил он, обращаясь к мальчику.

— Для вас — абсолютно, — вместо него ответил человек, стоявший рядом.

— Простите, а вы кто?

— Я - автор идеи.

— Так платить вам или мальчику? — Мужчина вопросительно посмотрел на обоих.

— А вы не можете представиться?

— Да, да. Простите. Господин… впрочем, губернатор самых крайних территорий. Бывший, — уточнил он.

— Отдай господину книгу бесплатно, — сказал мужчина, обращаясь к мальчику.

— Вы считаете, мне нужно прочесть?

— Я даже думаю, у вас нет выбора.

— Тогда позвольте еще одну.

— Ее придется уже купить.

— Согласен, — и он отсчитал деньги.

Мальчишка заулыбался и, скомкав, сунул их в карман.

— Если не секрет, вторая для кого?

— Да этому… в Лондон, господину…

— Я понял, — перебил покупателя мужчина и задумчиво добавил: — Пропали деньги.

— Вы так считаете?

— Без вариантов.

— А кому рекомендуете вы?

— Попробуйте в Испанию.

— Свежие газеты, покупайте свежие газеты! Вступайте в переговоры с совестью! — разнеслось уже дальше по улице.

Гробовой… Такой переход к недавней действительности будто хлыстом ударил по сознанию. Пауза длилась недолго. Потрясение от увиденного, леденящий душу ужас медленно проходили. Она уже снова была здесь.

Неужели такое возможно? Ну, конечно же, все это она знает. История была ее любимым предметом. Только изучала она совсем не то.

— Все становится запутанней и изощренней, — мягкий голос собеседника снова был рядом. — Всегда человек отдавал жизнь не столько за право самому обладать лишним куском земли — такие личности, конечно, были, — сколько за чье-то право владеть ею. Тысячи и миллионы людей отдавали свою жизнь за стремление кого-то обладать властью, убивали друг друга за торжество придуманных кем-то идей. Коммунизм, капитализм, интернационализм. Все эти "измы" придуманы в прошлом. А сейчас они отнимают чужие жизни "за победу справедливости", "за торжество демократии", "за искоренение геноцида"… да и вообще просто за право стать гражданином одной из благополучных стран. Не правда ли, дьявол виртуозен? На самом деле, за всем этим стоит просто чье-то желание обладать одной из ценностей, выброшенных на распродажу.

— Иди и отдай свою жизнь, иначе диктатор в той далекой стране останется у власти, а он не наш.

А сатана откликается эхом:

— Иначе мы лишимся нефти и потеряем прибыль, которую так исправно получали.

— Отдай нам свою жизнь, мы хотим установить там демократию.

Но эхо поправляет:

— Иначе там победят левые, а мы не хотим делиться с ними властью — главным, что греет нашу душу.

— Отдай свою жизнь, угроза нависла над человечеством.

Эхо:

— Они хотят иметь то же, что и мы, но ты ведь знаешь: только мы умеем распоряжаться этим правильно.

И за все они просят только одно: вашу жизнь. Вашу священную жизнь. Представляешь, с какой легкостью и ради какой пустоты вы расстаетесь с нею.

Но шабаш только разгорается. Сатана сам начал сходить с ума и сводить с ума человечество. Царство дьявола здесь, в этом мире, но только в этом, и ставить ему здесь больше нечего. На кону главный куш: раздел мира. Его ва-банк — души миллиардов. Конец близок.

— Неужели никто в мире не может крикнуть, чтобы услышали все: не отдавайте им свою жизнь — они ненасытны! Они будут требовать все новых жертв! Неужели там, на земле, все безумны! Почему отсюда вы не можете сделать этого? — Лера была в отчаянии.

— Знаешь, сколько людей, попав сюда и узнав все, умоляли дать им возможность предупредить хотя бы своих близких. Но человеку дана свобода выбора: накормить или отобрать, убить или защитить, отдать кому-то свою жизнь или нет. И он это должен решить сам. Впрочем, все могло быть гораздо хуже.

Но всегда и везде есть матери. Только их любовь к собственным детям остановила на земле половину злодеяний.

Ей стало вдруг безумно, до нестерпимой боли жалко весь мир, всех людей с их чудовищными страданиями, которые были еще на земле, которые еще могли что-то исправить, может быть, всего одним поступком. И это неимоверно сильное, страстное желание что-то сделать, как-то помочь всем им там и вместе с тем испепеляющее душу бессилие перед бессмысленностью всего происходящего порождало в ней еще большее отчаяние.