Владимир Борода - Беглецы в Бесконечность Страница 14

— Да… пожалуйста…

— Почему ваш паспорт находится в кармане постороннего лица?

— Ну…-

Алекс замялся, не зная как объяснить этому неплохому по видимости мужику все реалии той сраной жизни.

— Я помогу вам. Вы приехали из не совсем свободного, так сказать, тоталитарного общества? Да?..

— Да вы правы, эти суки меня водят под конвоем даже в сортир… Водили даже в самолетный сортир…

— Они беспокоятся… они беспокоятся, что вы можете, господин Шарков… можете выбрать свободное общество? Да? Они этого боятся? Да?.. Меня несколько беспокоит, с этической стороны — вы сможете свободно распорядится наследством? У вас его не могут отобрать?..

Алекс вспомнил все рожи-морды, которые с ним говорили о поездке, о наследстве, вспомнил высокомерие морщинистого дедка в золотых окулярах — вам оказано высокое доверие… Бляди, наследство, то есть свое, а они — доверие…

— Могут, еще как могут… То… господин По… Попов, у меня к вам вопрос… Вы давно работаете с ними?-

Алекс кивнул головою на дверь, адвокат удивленно взметнул брови вверх, затем поняв, рассмеялся:

— А, вы имеете в виду русских, Инюрколлегию… Это мое первое дело. А что?

Ну Алекс, решайся, неизвестно, будет ли еще возможность, вроде бы мужик что надо, не говнистый, ну смелей же, черт тебя побери!..

— Вы можете вызвать эту, секьюриту, ну там, внизу… Что бы выгнали этих… которые приехали со мною…

— А зачем? -

искренне удивился адвокат.

— Я хочу остаться в Америке…

1982 год.

Как визжали битюги — переводчик и Витя, в приемной господина Попофф, Алекс запомнил на всю жизнь. Самое смешное было в том, что визжали эти кагебешные морды по-русски — вы не имеете права! убери руки сволочь! мы дипломаты Советского Союза! мы будем жаловаться, бляди! Ваше правительство! и так далее, хотя оба умели говорить вроде бы и по-английски. Переводчик точно! Но видимо секурита не понимала их него визжания и неумолимо выдворила переводчика с широкими плечами и Витю с гнусной ухмылкой из небоскреба. По крайней мере, когда через час приехал работник эмиграционного бюро в сопровождении четырех! полицейских, переводчика и мужика в штатском-клетчатом, как оказалось позже — офицера ФБР, по местному эфбиай, ни в приемной, ни в коридоре, ни внизу в зале этих сволочей не было. А на улице Алекса быстро посадили в какой-то автомобиль с темными стеклами и под вой сирены отвезли неизвестно куда. Но это "неизвестно куда" в его жизни было последнее — уже по приезду ему было разъяснено где он находится, сколько будет находится и вообще, больше неизвестного в его жизни не было.

Через неделю Алекс встретился в присутствии работника эмиграционного бюро с представителем советского посольства, так же тут был и его адвокат Попофф, который на полившиеся было угрозы, хотя вначале было — вспомни о тети Аси! как же ты теперь будешь без Родины, сынок! заявил бурный протест работнику эмиграционного бюро… Свидание было прервано, представитель посольства выдворен, Через два месяца Алекс получил гринкарту, вступил во владение наследством (не путать с комсомолом!) и зажил нормальной жизнью беженца-эмигранта. Ну, несколько раз посетили его сотрудники ЦРУ, здесь его называют сиайэй, их интересовала бывшая служба Алекса, локаторы и противовоздушная оборона, но даже если бы Алекс хотел навредить СССР, то увы, кроме фамилии и звания командира части (а это было известно и раньше из неизвестных источников) и общего расположения части — что можно и давно уже было узнано из снимков со спутника…Больше Алекс ни чего не мог сообщить — больше ни чего, ну кроме сведений об кухни, сортирах, нарядах, "дедовщине" и прочих прелестях СА. Но сотрудников сиайэй эти сведения почему-то не заинтересовали…

Обыкновенная жизнь эмигранта — изучение языка на курсах, оплаченных правительством, где Алекс был единственным миллионером, привыкание к новой жизни, к новым порядкам, к своему новому дому. Бензоколонкой и кафе распоряжалась одна менеджерская фирма, ежемесячно отчитываясь перед адвокатом мистера Шаркова мистером Попофф, двухэтажный дом в Йелоун-Сити, штат Нью-Йорк, в двух километрах от атлантического океана, в целых восемь комнат и с гаражом, в котором дремали два автомобиля — бьюик и додж-пикап, нравился ему намного больше, чем казарма. А вскоре в доме появилась и хозяйка, бывшая секретарша Алекса-адвоката, который тоже появлялся в доме на правах и адвоката и старшего друга-гостя. Появлялся, делая псевдо хмурое лицо и выговаривая (еле-еле сдерживая смех) Алексу и Дженни — вы девушка бросили меня, а вы юноша увели у меня работника, а потому вы в неоплатном долгу и если не нальете мне еще виски на палец, но в бокал, а не на палец, юноша! во я подам на вас в суд!.. И выиграю… Единственное, что несколько беспокоило Алекса — молчание тети Аси. То ли обозлилась за его побег, то ли Гебе не пропускало его писем. Но в восемьдесят втором Алекс Попофф решил поехать туристом на родину своих родителей и согласился взять письмо от Алекса-беглеца и вложив его в советский конверт в Москве, надписать его и бросить в почтовый ящик. Что и сделал. И через два месяца Алекс получил ответ от своей любимой тети Аси, полный слез, счастья и тревоги за судьбу своего любимого племянника. Но поступок Алекса тетя Ася одобряла полностью и безоговорочно —

Ты правильно поступил, Сашок, здесь бы у тебя деньги отняли бы коммунисты, как только ты утек, ко мне зачастили из кегебе и все время выспрашивали — что ты читал, какие радиопередачи слушал,

с кем дружбу водил и так далее и тому подобное… писем твоих я не получала, видимо негодяи эти крали их и себе забирали… И все время говорили мне о том, что тебя одели за счет правительства и советской власти перед поездкой в Америку, а ты неблагодарный, сделался невозвращенцем, Сашок, Сашуля родный, невозвращайся! советский су тебя

осудил заочно и прислал мне бумагу — за измену Родине дали тебе пятнадцать лет с конфискацией и забрали все твои

пластинки, квартиру, мебель, что осталась от родителей твоих и даже всю твою одежду… Это же какие сволочи —

человек выбрал где жить, деньги отдавать не хотел государству, а ему пятнадцать лет, ну как при Сталине-палаче, да еще все отняли…

Больше всего разозлило Алекса не пятнадцать лет — где он и где они со своими тюрьмами! и не конфискация — да пусть подавятся теми совковыми пластинками, всеми этими "Цветами" и "Голубыми гитарами", здесь Битлы и Ролинги свободно лежат и джинсами полки в магазинах завалены… Больше всего разозлило Алекса, что попрекают тетю Асю теми убогими шмотками, которые ему видите ли за счет советского правительства выделили… Да эта сраная советская власть это говно, что ему с барского плеча дали, никогда на себя не напялит, а ему пожалуйста, на! и попрекают… Мол носи, благодари, а если убежал — то верни… И решил Алекс вернуть. Долг. Советской власти и правительству.

Костюм нашел почти сразу, в Гарлеме, в магазине похоронных принадлежностей — один в один с тем темно-синим старческим двубортным убожеством, что накатила советская власть со своего барского плеча. Пальто в рубчик, точь-в-точь такое же, как у него было, купил у знакомых советских эмигрантов-евреев, рубаху выпросил в Армии Спасения, сделав ей в свою очередь приятное — пожертвовав сто долларов. Галстук нашел совершенно случайно, выглядывал из пластикового мешка возле помойки на улице, ботинки приобрел в магазине "Спецодежда", имели название — ботинки специальные, химическостойкие и очень походили на говнодавы скороходовской фирмы. А вот со шляпой возникла непредвиденная проблема — таких шляп с пятидесятых годов в Америке нет, не производят и куда дели те, что произвели, неизвестно. Почти полгода искал Алекс шляпу — и по магазинам уцененых товаров в бедных районах Нью-Йорка, и в Армии Спасения, и… И где только он ее не искал, а нашел на голове негра-бомжа, весело играющего в подземном переходе на сорок второй улице на губной гармошке. Искаемая шляпа, федора-горшок, была так похожа на выданную советской властью когда-то Алексу, что он даже заподозрил, что эта та самая шляпа и есть… Негр, получив предложение от сумасшедшего — новенькую широкополую шляпу и десять долларов в придачу в обмен на его засаленный головной убор неизвестного происхождения, схватил Алекса за руку, прижал к своей небритой, грязной сизой щеке и заорал на весь переход:

— Мистер незнакомец, я понимаю, что глядя на мой головной убор, вы будете с ненавистью вспоминать своего самого злейшего врага, скорей всего своего последнего учителя, но я пойду вам навстречу! У меня даже есть пакет, немного рванный, но за то как в магазине! Огромное вам спасибо мистер и веселого Рождества!..

Расчувствовавшийся Алекс вывернул карман и высыпал в бумажный стаканчик веселому негру всю мелочь. И пожелав тоже веселого Рождества, поспешил домой.