Анхела Бесерра - Музыка любви Страница 14

Гомес ловко поддерживал разговор, втираясь в доверие к собеседнице. И не напрасно: ему удалось почерпнуть от Авроры ценнейшие сведения, которые весьма украсят его отчет. Теперь он знал, что покойная была колумбийкой, происходила из богатой, влиятельной семьи и до 1950 года жила в Боготе. «Уже неплохо», — думал он. Когда до дома Авроры оставалось совсем немного, он попрощался с поистине рыцарской галантностью.

В эту пятницу в квартале царило заметное оживление. Владельцы баров распорядились выставить столики на улицу, чтобы клиенты не страдали от духоты в помещениях, и отовсюду доносился смех, подогреваемый пивом с закусками. У Авроры не шли из головы слова ясновидящей вперемешку с путевыми записками дедушки Бенхамина. Разговор с пассажиром метро ненадолго отвлек ее от размышлений, но теперь, на пути к дому, догадки и предположения с новой силой завертелись у нее в голове. А если Жоан Дольгут когда-то был любовником матери? Прежде Аврора и мысли не допускала, что Соледад могла изменять мужу, но ведь если подумать — она никогда не видела, чтобы родители были нежны друг с другом. Помнится, однажды ночью мать перенесла свои вещи в ее комнату и якобы из-за ее детских страхов долгое время — лет десять? — спала в комнате дочери. Не исключено, что это был только благовидный предлог, позволивший ей покинуть супружеское ложе. Когда Аврора подросла, мать вернулась в спальню к мужу, но там уже стояла не двуспальная кровать, как раньше, а две отдельные, словно закрепившие форму их отношений: «привязанность на почтительном расстоянии». А та старая большая кровать из красного дерева с изголовьем, украшенным модернистскими цветами и распятием ручной работы, ни разу больше не была свидетельницей плотских утех и любовных игр — если таковые вообще когда-либо имели место между супругами. Она тихо стояла в углу, как заброшенный памятник любви, вечно застеленная, сосланная в комнату для гипотетических родственников с другого континента, которые могли бы приехать, но никогда не приезжали. Если отец Авроры принимал дома своих немногочисленных друзей, чтобы за закрытыми дверями обсудить несправедливость диктаторского режима, мать с гордостью показывала их женам «комнату для гостей». Наверное, именно так она себя и чувствовала — гостьей, занимавшей временно эту постель, которая ей не принадлежала, поскольку требовала от нее невыполнимого. После смерти мужа Соледад, окончательно убедившись, что навещать их все равно никто не собирается, перебралась в эту комнату раз и навсегда, компенсируя старой кровати все долгие годы одиноких ночей без хозяев. Только теперь Аврора осознала, что молчание было самой характерной чертой их семьи. В детстве она этого не замечала, так как ее пианино заглушало тишину жизнерадостными симфониями.

— Мамочкаааа!!! — Дочь бросилась ей на шею. — Как я по тебе соскучилась! Мы так мало с тобой видимся, — пожаловалась девочка, целуя ее.

— Твоя правда, принцесса, я очень занята...

— Бабушкиной историей, да? — Она ласково убрала локон, падающий Авроре на глаза. — Оставь ты это, мама. Все равно... мы же не можем воскресить ее. Зато у тебя есть я. И я испекла на ужин твой любимый пирог, по бабушкиному рецепту. А папа еще не пришел.

Последние дни Мариано Пла жил в тревоге. Руководство его фирмы затеяло реорганизацию, и он вбил себе в голову, что его непременно уволят. Его вечно что-нибудь беспокоило. Он был воплощением посредственности: принимал важный вид, чтобы скрыть свои потаенные комплексы, смотрел все новости, чтобы избежать лишних разговоров, в толпе футбольных фанатов выплескивал свои страхи. Заядлый болельщик «Барсы», он каждое воскресенье надевал сине-гранатовый свитер с эмблемой любимой команды. Единственной роскошью, которую он себе позволял, было членство в футбольном клубе. Аврора терпеть не могла футбол и тем не менее иногда сопровождала его на стадион, чтобы в очередной раз подивиться метаморфозам, происходящим там с ее мужем. Он кричал, подскакивал, аплодировал, а иногда даже ругался, да такими словами — просто не верилось, что они исходят из его уст.

Пути их пересеклись много лет назад. На летние каникулы Аврора поехала в Кадакес с двумя подругами, студентками факультета искусствоведения, которые сходили с ума по Сальвадору Дали и носились с идеей, что лучший способ проникнуться творчеством великого художника — это увидеть его своими глазами в его доме на побережье... и, может быть, даже познакомиться. Вместо Дали девушки познакомились с молодыми людьми, которые вскоре стали их мужьями. Нравы в то время царили строгие, да и монахини из пансиона Беллависта на славу потрудились над воспитанием Авроры, так что период ухаживания протекал самым подобающим образом — минимум встреч вне дома. Каждый божий день Мариано Пла приходил ровно в шесть вечера, вежливо здоровался, затем садился на диван в гостиной подле невесты. Так они и сидели молча, держась за руки, пока мать Авроры не приглашала его поужинать с ними. Жених, красный от смущения, прощался и уходил. Только по четвергам он принимал приглашение и оставался на ужин. Через десять месяцев Соледад решила, что этот робкий мальчик будет хорошим мужем ее дочери. Аврора была влюблена и вышла замуж охотно, но определить точно, настоящая ли это любовь, она не могла и о супружеском долге не имела ни малейшего представления. Ее безграничное разочарование в отношении оного привело к тому, что все свободные часы она посвящала музыкальным упражнениям.

Только одно объединяло ее с Мариано, зато в этом они совпадали на сто процентов: оба обожали дочь. Аврора родила поздно, в тридцать два года, когда семейная жизнь уже наскучила ей до смерти. Но ребенок подействовал как самый сильный клей, накрепко связав этих двух абсолютно равнодушных друг к другу людей.

Они никогда не ссорились, ни о чем не спорили. Каждый точно знал, с каким человеком живет и что от него ждать. Девочке брак родителей казался идеальным. После ужина Аврора давала Map уроки фортепиано, потом они допоздна болтали о школьных подружках, прочитанных книгах и концертах, которые смогут посетить бесплатно, отстояв длиннющую очередь. Мариано все это время тихо сидел перед телевизором, уткнувшись в документальный фильм о животных, ток-шоу или программу новостей, пока не засыпал прямо на диване.

В жизни Авроры давно уже не осталось места грезам. В детстве она надеялась жить по-другому, но избежать серого существования ей не удалось. Как она ни старалась расправить крылья, уехать из Барселоны и сделать карьеру в искусстве, ничего не вышло. После смерти деда недостаток средств зарубил на корню ее заветную мечту — брать уроки у знаменитого американского пианиста Горовица. Чудо так и не произошло, несмотря на ее незаурядный талант.

Каждое утро на рассвете, с первыми лучами солнца, ее легкие, как пух, пальцы нежно скользили по клавишам пианино, сплетая никому не слышный диалог из вопросов и ответов. Сидя перед инструментом, Аврора заговаривала боль и чувствовала себя любимой. Играя, она отрекалась от раздражения, обид, уныния. Все ее горести обращались в пыль. Только пианино давало ей подлинную страсть, столь желанную и столь недоступную. Она жила, чтобы играть, и играла, чтобы жить.

Ключ повернулся в двери, и вошел Мариано, угрюмо глядя в пол.

— Меня уволят, я знаю. Сегодня шеф приехал из Парижа и очень нехорошо смотрел на меня.

— Не говори так, — возразила Аврора, кладя ему руку на плечо. — Что тебе по-настоящему нужно, так это прекратить дергаться по пустякам, а то и правда беду накличешь.

— Кстати, я, кажется, видел у дома того мужика... ну инспектора, который звонил насчет твоей мамы.

— Ульяда? В наших краях? Да не может быть!

Инспектор Ульяда сидел за столиком бара напротив дома Авроры Вильямари, потягивая холодное пиво. Он попросил официанта принести лепешку с чесночным соусом, а пока закусывал копченостями. Сегодня ночью, если не вызовут в участок, он будет смотреть недавно купленную кассету. Американский фильм «Мосты округа Мэдисон», история любви фотографа и замужней женщины. Клинт Иствуд и Мерил Стрип. Наступит день, когда ему придется все-таки поговорить с Авророй.

Андреу Дольгут и Тита Сарда вернулись, превосходно загоревшие под хорватским солнцем и посвежевшие от морского ветра. После прощального ужина на яхте их приятеля, знаменитого дизайнера, в головах все еще шумело выпитое шампанское и звенели взрывы хохота гостей, разомлевших от изобилия омаров, икры и морских ежей. Когда они вошли в дом, разгоряченный Андреу потянулся к жене.

— Прекрати, скотина. Не можешь до спальни подождать? — Тита решительно убрала руки мужа со своей груди. — Какой же ты неотесанный!

— А почему бы тебе не сказать мне прямо, что ты не желаешь больше иметь со мной дела, вместо того чтобы выдумывать отговорки, мадам Фригидность? Ты уже месяц играешь со мной в музей: «смотри, но не трогай». Не возжелала ли папенькина дочка себе нового муженька?