Ольга Скубицкая - Нф-100: Небо в зеленой воде Страница 14

Блеклые пятна, окружавшие меня, окончательно растворились, их поглотил мой мощный водоворот, для того, чтобы мир вокруг разделился на две части. Что-то скользкое и холодное внизу, и нечто зеленое и теплое вверху, и между я - прозрачная, бурлящая, глубокая. Я это осознала не с помощью стандартных человеческих ощущений. Это чувствовали пузырьки внизу и пузырьки, ближайшие к зеленой яркости вверху, и все же ими всеми была именно я. Ослепительное чувство свободы, радости, неистовства первобытного движения. Времени тоже больше не существовало, поэтому не возможно было понять, когда все изменилось, может, прошли секунды, а может, годы или тысячелетия, прежде чем пузырьки стали собираться вместе, жаться друг другу, плескаясь, растворяясь мной, затем внутри меня, собирая меня по крупицам, выстраивая, как затейливый грандиозный конструктор. Каждую тонкую клеточную мембрану, каждую молекулу.

Когда я сумела услышать окружающий мир, он издавал странно знакомые рокочущие звуки, напоминавшие раскаты грома. Внезапно я поняла, что мое тело, моя оболочка вокруг пульсирующих пузырьков или, скорее, капелек воды, снова сдерживает их внутри. Попробовала пошевелить рукой, но ничего не получилось, вместо этого глаза распахнулись, несмотря на то, что после всего случившегося я даже не знала, есть ли у меня сейчас глаза.

До самого горизонта разливалась безбрежная синь моря, она соединялась с тяжелым серым пасмурным небом. Стоило только задаться вопросом о том, что это все могло означать, как другие мысли, проносясь нетерпеливыми кометами, заполнили голову. От них не получалось уклоняться, не удавалось думать о другом.

'Больше не хочу, я устала, очень устала. Он считает меня сумасшедшей. Он отказался от меня. Все мои мечты, все, чего я хотела, только быть с ним, быть рядом... Не могу все остановить, не могу справиться с бесом внутри. Я проклята, я проклята, я проклята...Мой зеленоглазый ангелочек, сын, который снился мне так долго, теперь он никогда не родится. Я никогда не смогу погладить его атласную щечку, подержать его в теплых объятьях'.

Я не понимала, что происходит, мысли возникали в голове одна за другой, абсурдные, шокирующие. Мысли мои и не мои одновременно, они причиняли боль. Боль крутилась внутри быстрыми колючими клубками, царапая края души. Она была так глубока, так реальна. Я почти задохнулась, ощутив ее острую горечь. Никогда в жизни я еще не сталкивалась с такой неистовой болью, просто не представляла, что так бывает, что душевная боль может многократно превышать физическую.

Попыталась направить мысли в другую сторону, спрятаться, закрыться, я и так знала их все до единой, но они не поддавались.

'Как я люблю тебя, твои яркие глаза, твою надменную улыбку, каждую выгоревшую на кончиках длинную ресничку. Это больно, но я справлюсь, не опозорю тебя, не стану твоей неугодной женой, ты будешь счастлив, счастлив, когда меня уже не будет'.

Внезапная догадка просочилась на поверхность ошарашенного разума: 'Я слышу чужие мысли, но нет, они не чужие, они же мои.' - Я будто раздваивалась на части, пропуская сквозь себя эти горестные раздумья, с большими усилиями проталкивая, то о чем действительно хотела в этот момент думать.

Тело тоже не слушалось. Хотела повернуть голову, но не могла пошевелиться. Я шумно дышала, несмело переминалась с ноги на ногу, но все это выражало не мои желания, то же, что я хотела, сделать никак не могла. Например, оглядеться вокруг, осмотреть себя, выяснить, где я и как сюда попала, но руки и ноги не поддавались. Глаза смотрели только прямо, на морскую пучину, судя по звукам, бившуюся о скалы, но даже предполагаемая скала не попадала в поле зрения. Я видела только часть левой руки, и то лишь потому, что она застыла, слегка приподнятая в каком-то судорожном болезненном жесте, сжимаясь и разжимаясь точно так, как тогда, когда я привыкала к пузырькам внутри меня. Что-то с ней было не так, но что именно, я так и не сообразила. Насколько было видно, от локтя до запястья руку покрывало облачко тонкого белого кружева, встревоженно колыхавшегося от порывов резкого ветра, но даже осмыслить этот странный факт я не могла.

Я вообще с трудом выделяла свои желания, другие желания, более сильные и властные, владели мной, и другие мысли захлестывали, не давая опомниться, обдумать происходящее. И еще боль, и сожаление, и неимоверная обреченность, неизбежность, фатум. От душевной боли не было спасения, хотелось кричать и кататься по земле в конвульсивных судорогах, но я не имела такой возможности.

Ноги вопреки моему желанию продвинулись вперед, делая несмелый маленький шаг, взгляд опустился, и я увидела травянистую землю, точнее, ее край. Я стояла на самой кромке высокой скалы. Море, с раскатистым гулом бившееся о твердый берег, находилось так далеко внизу, что казалось ровной неподвижной мраморной гладью. На синем фоне выделялся подол длинного персикового платья, заканчивающийся таким же тонким изысканным кружевом, как и на рукаве, из-под подола выглядывала изящная атласная туфелька.

Очередная порция неудержимых мыслей снова хлестнула меня нестерпимой внутренней болью, мысли окончились длинной молитвой, которую беззвучно произносили еле двигающиеся губы. В долю секунды я собрала все воедино и поняла, что сейчас произойдет.

Страх обуявший меня, усиливался болью и неизбежностью. Я пыталась что-нибудь сделать: остановить свои ноги, замереть, что угодно, только бы предотвратить ужас происходящего, но оставалась, по-прежнему, бессильной.

Последний шаг атласной туфельки видела как в замедленной съемке, страх и безысходность переполняли меня. В следующую секунду тяжелые веки закрылись сами собой, стопа, не найдя опоры, провалилась, увлекая все тело в пропасть. Я полетела вниз, истерично крича, успев лишь осознать, что голос, как и мысли, мой и не мой одновременно.

Падение было легким и коротким, встречные порывы воздуха несколько раз перевернули мое бессильное тело, летевшее как пустая тряпичная кукла. Недолгий иступленный крик оборвался слишком быстро. Я ощутила жесткий удар в спину чего-то твердого и острого, а затем только нестерпимую всепоглощающую боль, похоже, в море я так и не упала, разбившись об острые выступы скал. Боль практически разорвала меня на части. Она застилала весь мир, хотя теперь имела физическую, а не душевную основу. Я больше не кричала, а хрипела и булькала соленой жидкостью, вкус которой разлился по высохшим на ветру губам, и единственным желанием было скорее умереть, но смерть почему-то не приходила за мной. Скорее всего, она не спешила к тем, кто пытался подгонять ее, наказывала кошмарными мучениями. Минуты двигались как замороженные нескончаемо долго, залипая, будто сломанные клавиши компьютера, пока я сходила с ума от вязкой жгучей затягивающей боли и умоляла о смерти, глядя стеклянными глазами в небо, подернувшееся красной дымкой. Море терлось о каменную преграду, шурша и вздыхая, оплакивало, а может, просто смеялось надо мной, кто знает.

Я больше не могла терпеть мучения, и пробудившиеся пузырьки снова бившиеся, как в запертой клетке, внутри меня, подтверждали это. Несколько мгновений затухающий разум не понимал, что происходят изменения, но пузырьки задвигались все быстрее и быстрее, закручиваясь в колышущийся сумасшедший вихрь. Боль медленно отступила, словно я оставляла ее прямо у хоронящих меня острых выступов. Как будто невиданная сила притягивала меня, выдергивая из бившегося в предсмертных судорогах тела. Полсекунды - и в мире больше не осталось ни единого звука, еще краткий миг, и пропали цвета, запахи, привычные ощущения, и вот я уже переливаюсь и искрюсь под зеленым безграничным великолепием.

Господи, какое же облегчение растворить окружившую со всех сторон боль в крошечном рое таких родных частичек самой себя, сбрасывая физические рамки и все страдания с ними связанные. Я снова обернулась лишь бурлящим влажным потоком пузырьков, испытывающих неимоверное счастье. При этом я не могла думать, в обычном смысле этого слова, это скорее напоминало коллективный разум, когда все говорят и чувствуют одновременно и одно и то же. Ощущала, расслабление и спокойствие каждой капелькой этого разрозненного единства, и резко тянущее притяжение чего-то сильного, не позволяющего вырваться, хотя я и не хотела вырываться, не желала возвращаться снова к боли.

Очнулась на чем-то твердом и колючем, дискомфорт ощущалась даже через одежду. Глаза открывать не хотелось, да и сил на это не было. Все мышцы стонали от усталости, как - будто я несколько часов разгружала вагоны. Сначала решила заставить себя хотя бы пошевелиться, но потом передумала.

'Пробудившись от такого кошмара, можно позволить себе немного отдохнуть и прийти в себя', - устало подумала я. На этот раз мое воображение разошлось по полной. Такое мне уж точно никогда не снилось.

От раздумий оторвало неожиданное движение - кто-то легонько тряс меня за плечо.