Павел Верещагин - И танки наши быстры Страница 14

Бурцев поморщился и пригнулся к стеклу.

«Благодарить Бога… Кто это сегодня так проникновенно говорил о Боге?… Девушка из восьмой квартиры. Которая считает себя виноватой, потому что попросила у Бога то, что нельзя просить… А некоторые дяди…» — Бурцев покачал головой.

Он вспомнил Настю, ее лицо, волосы, заплаканные глаза. Вспомнил их бестолковый разговор. «Человеку нужно было с кем-то поговорить, кому-то выговориться. Она была явно не в себе, нервничала, а я слушал вполуха, и говорил какие-то глупости. Потому что в то время мог думать только о своем пингвине. Как псих, ей-богу!»

И тут вдруг Бурцев вспомнил еще одну встречу, еще одного человека, с которым он разговаривал сегодня утром. Того странного мужчину, который просил за деньги помочь ему попасть в квартиру к своей знакомой и которого Бурцев посчитал за психа. Бурцев напрочь забыл об утреннем разговоре, а теперь разговор этот вдруг всплыл в памяти во всех подробностях.

К кому хотел попасть тот мужик? К своей знакомой, к одинокой женщине, которая живет в одном с Бурцевым подъезде. А таких женщин, собственно, две: Зина и эта девушка из восьмой. Если отбросить Зину, остается именно Настя.

В одну минуту Бурцев вспомнил телефонные звонки, на которые девушка не отвечала. Ее странные слова… Ее неестественное возбуждение…

Бурцев почувствовал, как под ложечкой у него засосало…

Въехав в свой двор, Бурцев заметил стоящий у подъезда желтый милицейский газик. Чуть в стороне от него, возле дверей серело несколько человеческих фигур. Бурцев наспех припарковался и вышел из машины. Проходя мимо газика, он увидел за рулем сержанта-водителя, который дремал, надвинув на глаза серую форменную ушанку. У дверей стояли соседские женщины. В центре — Зинка и маленькая старушка из двенадцатой квартиры.

— Что? Что случилось? — подошел Бурцев к женщинам.

Зинка посмотрела на него укоризненно. Ее лицо было сильно заплакано.

— Бурцев!.. Тут такое было… Такое… — сказала она.

— Что?

— Там в восьмой квартире…

— Что?

— Убили…

— Убили?!

— Да!

— Кого? Ее?

— Да! Валентину!

— Какую еще Валентину?

— Нашу Валентину. Филиппенко. С шестого этажа!

— А ее-то зачем?

Бурцев почувствовал спазм у себя в животе.

— В том то и дело, что просто так!

— А Настя? Ну, эта новенькая, из восьмой квартиры.

— Эта жива. Что ей сделается?

Бурцев недоуменно посмотрел Зине в лицо.

— Постойте, постойте! Я же только что… Был в восьмой… Разговаривал…

— Это час назад случилось. Или чуть больше…

— Ну? Говори!

— Валька там сидела. В восьмой. Зашла поболтать, а хозяйке нужно было в магазин. Вот Валька и осталась… Цветы пока полить или еще что-то… Хозяйка сказала, что скоро вернется…

— Ну?

— Ну и какой-то мужик. Среди бела дня. Представляешь!

— Мужик?!

— Да!

— Это Зинка его туда пустила, — скрипучим голосом сообщила сухонькая старушка. И скорбно поджала губы.

— Что вы такое говорите! — пошла красными пятнами Зинаида.

— Да-да, — подтвердила старушка. — Эта-то, молодая, из восьмой, мужика, видать, пускать не хотела. А Зинка ему помогла.

Бурцев все еще ничего не понимал.

— Я же ничего не знала! — начала оправдываться Зинка. — Что внутри Валентина… И все прочее… Он остановил меня во дворе… «Позвоните, говорит, в восьмую квартиру, скажите хозяйке, что вы соседка».

— А как он выглядел? — вдруг что-то вспомнив, спросил Бурцев.

— Солидный такой. С усиками. Пальто с воротником. Бурцев кивнул.

— «Мы, — говорит, — с ней поссорились, она меня не пускает. А я хочу помириться. Я ее муж».

— Как муж? — не понял Бурцев. — Какой еще муж?

— Я не знаю. Он так сказал. «Она, говорит, совершила ошибку. Предала меня. Но я готов простить…»

— И что? — спросил Бурцев.

— Я и позвонила.

— Вот-вот, — подытожила соседская старушка. — Теперь, Зин, ты пойдешь как соучастница. Как пить дать!

— Какая соучастница, Господь с вами! Вы думайте, что говорите, — плачущим голосом воскликнула Зинаида. — Откуда я могла знать, что у него на уме!.. — она повернулась за поддержкой к Бурцеву.

— А денег он тебе не предлагал? — спросил Бурцев.

Зинаида сердито на него посмотрела.

— Какие деньги, Бурцев? Откуда?

— Ну, ну. И что дальше?

— Я в дверь-то позвонила… А он к стене прижался, чтобы его в глазок не было видно. Валентина спросила: «Кто?» Я ответила, что, мол, я. Она дверь и открыла.

— Там же видеокамера на дверях.

— Валентина с ней, видимо, не умеет…

— И что?

— Он шмыг сразу в квартиру и дверь перед моим носом захлопнул.

— Ну?

— Ну, я-то не ушла, конечно… Как чувствовала. Слышу, Валентина там на него ругается, говорит, чтобы он немедленно уходил вон… А он сначала все ее уговаривал, мол, он ничего плохого не сделает, он только поговорить. А она ни в какую, рассердилась, ругается на него. Сейчас, мол, милицию вызову. Ну, он и начал нервничать. «Замолчи, говорит, глупая женщина, или я за себя не отвечаю». Потом больше: «Заткнись, сука, а то хуже будет». Потом слышу, борьба началась… Валентина, видимо, к двери хотела пройти, а он ее не пускал. Потом будто упало что-то… Валентина, вроде как мычать стала. Ну, тут уж я в дверь стала колотить. Соседям звонить… Мы милицию вызвали… Но там уж тишина была…

— А хозяйка?

— Хозяйка уже после милиции пришла. Милиция даже успела службу спасения вызвать, чтобы дверь бронированную вскрыть…

— И что мужчина? Сбежал?

— Почему сбежал? Нет. Поймали. Там сидит. Милиция его допрашивает. Он странный какой-то. Под кровать, дурачок, от них спрятался. Не найдут, что ли, думал?…

— Иди и ты, Бурцев, наверх… Там следователь… Скажешь, если что видел.

— Да я-то… Что я видел? Я и не видел ничего.

Во двор, переваливаясь с боку на бок на неровностях, въехала санитарная машина и, прокатившись по двору, остановилась у подъезда.

Водитель, выглядывая через лобовое стекло вверх, за-сигналил, а с бокового места выпрыгнул средних лет санитар, жизнерадостный на вид.

— Ну, показывайте, где тут у вас покойник? — весело спросил он.

Старушка перекрестилась.

Санитар ухмыльнулся, тоже посмотрел наверх, на светящиеся окна и закурил.

Через несколько минут из дверей подъезда вышел участковый.

— Здоров, начальник! — приветствовал его санитар.

Участковый огляделся по сторонам.

— Ты что, один? — хмуро спросил он.

— Напарник болеет.

— А как же нести?

Санитар пожал плечами: не его дело.

— А этот? — участковый кивнул на мужчину за рулем.

— Это водитель.

— Скажи ему, чтоб тоже нес.

— С чего вдруг? Ему за это деньги не платят.

— А кто, по-твоему, понесет?

— Сам и неси.

Милиционер досадливо отвернулся.

— Мне при форме не положено, — строго сказал он.

— А мое какое дело? Вызывай еще машину.

— Так это еще два часа.

— А что я сделаю?

Участковый осмотрел людей вокруг. Его взгляд остановился на Бурцеве.

— Помогите медикам, — то ли попросил, то ли приказал он хмуро.

Бурцев, подумав, выступил вперед.

В квартире царил беспорядок. Кресло лежало на боку. По поверхности стеклянного столика звездой разбежалась трещина. Ковер сбился со своего места, один угол загнулся.

Настя сидела посредине дивана, как вошла в шубке, судорожно сжав руки, раскачиваясь и глядя прямо перед собой остановившимися глазами.

За диваном на корточках спиной к присутствующим сидел мужчина в коричневом костюме. Рядом с мужчиной стоял разложенный саквояж, на откинутой крышке которого были навешены медицинские инструменты и пробирки с реактивами. Руками в хирургических перчатках мужчина пинцетом поднимал к свету, а потом опускал в полиэтиленовые пакетики что-то невидимое. Из-за его спины высовывалась нога лежащей на полу женщины в спущенном до колена чулке. Восковая нога была неестественно напряжена и выпрямлена, а пальцы ног почему-то судорожно поджаты, как у балерины на пуантах. Под ногой по полу мелом был очерчен контур.

На табуретке возле окна сидел фатоватого вида мужчина с усиками и постриженными баками — тот самый, что утром остановил Бурцева во дворе. Мужчина сидел, перегнувшись и наклонившись к батарее, — он был пристегнут к трубе отопления наручниками. Пижонский пиджак в крупную белую полоску, напоминающий о временах нэпа, был перепачкан в мелу и треснул под мышкой. Пальто с воротником валялось в углу. Лицо мужчины было разбито, из уголка рта сочилась кровь.

Немолодой оперативник за обеденным столом, сверяясь с потрепанной записной книжечкой, набирал по телефону какие-то номера. Перед ним на столе лежал паспорт, сигареты, ключи — вещи, найденные при обыске. Прижав трубку плечом к уху, опер посмотрел поверх очков на вошедших, сначала на веселого санитара, который с любопытством вертел по сторонам головой, потом на Бурцева. На Бурцеве его взгляд задержался.