Алексей Филиппенков - Воронка Страница 14

– Прекрасная ночь, да? – Незнакомка нарушила тишину, посмотрев на небо.

Подняв глаза к верху, Вернер увидел могущество вселенной, которым можно любоваться целую вечность. Выпитое пиво уже не вызывало двоений в глазах. Черная, как уголь бесконечная даль небесного полотна была покрыта сотнями ярких звезд. Но ярче всех светила луна, освещавшая парк и весь городской бульвар своим светом. От близлежащих домов шел теплый воздух, который в смеси с ночной свежестью вызывал мурашки по телу.

– Да, ночь действительно необычайно красивая. Какой-нибудь астроном, наверно, изучает сейчас эту бесконечность. Эту же ночь сейчас видят наши солдаты где-нибудь под Верденом.

Услышав слово «Верден», женщина чуть не подскочила на месте. Она широко раскрыла глаза в изумлении, и посмотрела на Вернера взором, словно увидела перед собой призрака. Ничего не сказав, она отвернулась и прижала платок к глазам. Вернер ничего не говорил, понимая, что всякие слова здесь бессильны.

– Я Вас чем-то обидел? – все-таки спросил он.

– Нет, что Вы, даже не думайте об этом. Все это мои воспоминания. Мой муж в армии, я за него очень переживаю. Мы с ним познакомились на этой скамейке. Каждый день он приносил меня сюда на руках. Простите, что нагружаю вас своими мыслями. Я пойду.

– Я только хотел помочь вам, вы ни в коем случае не отяжелили мое настроение.

– Я Вас понимаю, до свидания. – Женщина встала и ушла.

– Может быть, я все же могу Вам как-то помочь? – бросил Вернер вдогонку.

– Нет, не можете, – тихо сказала женщина, – прощайте.

– Ваш муж вернется, вот увидите.

В ответ незнакомка только улыбнулась. Ее улыбка была тяжелой, словно ей понадобилось много сил, чтобы кончики ее губ поднялись вверх. Она одарила Вернера взглядом и ушла. Вернер разглядел, как из кармана женщины выпал белый листок бумаги. Он хотел крикнуть, но что-то изнутри стиснуло его грудь так сильно, что он не смог произнести ни слова. Дождавшись, пока она скроется из виду, Вернер добежал до места. На земле лежал конверт, потертый и испачканный. На обороте угадывался адрес, куда он был доставлен. Не беда, завтра днем он занесет конверт по указанному адресу. Любопытство вылезало из всех углов подсознания и желание прочитать чужое письмо превратилось в маниакальное. «Она все равно не узнает», – успокоил себя Вернер.

Медленно открыв конверт, он вытащил листок бумаги, измазанный в некоторых местах бурыми пятнами. «Господи, кровь», – пронеслось в мыслях. Вернера тут же охватил легкий озноб от прикосновения к чьей-то крови. Под высохшими следами виднелись криво выведенные слова:

« Я пишу это, хотя знаю, что никто это никуда не доставит. Меня наполняет только надежда, что в подвал кто-то зайдет, и нас вытащат отсюда или, по крайней мере, заберут почту.

Ты должна принять это как должное, любимая. Когда-то на перроне я обещал тебе вернуться, но, видимо, я не смогу сдержать свое обещание. Я очень хочу, чтобы ты меня поняла и простила. Этот подвал – последнее мое пристанище. Здесь, в этом убогом помещении, в центре на стуле горит свеча, а в воздухе запах гноя, горелого мяса и кисловатый запах крови. За нами никто не ухаживает, армия в полном расстройстве. Здесь темно, и только свет в центре, озаряющий небольшую часть этого склепа. Здесь лежит много людей, кто-то бредит, а у кого-то тошнотворная икота, кто-то гниет заживо, а смотреть на это – еще большее преступление. Я не могу спокойно думать обо всем этом, я один из немногих, кто здесь еще соображает что-то, и последние свои дни, а может, и часы, я хотел бы провести с мыслями к тебе. Я знаю, что ты, возможно, не захочешь принять меня таким, какой я стал, но я всегда старался уберечь тебя от лжи, и в этот раз не позволю лгать и скрывать реальные обстоятельства.

Я серьезно ранен, мои ноги раздроблены. Я очень хочу пить, мой язык раскален как железо, а ступни уже начинают гнить, я хожу под себя. Это конец… Я больше никогда не буду таким же, как прежде. Тебе всегда придется нянчиться со мной, как с ребенком, потому что я не могу больше ходить. Мне становится легче, когда я думаю о тебе, о твоих прекрасных волосах, в которые мне хочется окунуться и утонуть, но этому, наверное, уже не суждено случиться. Твои глаза – самые для меня любимые, и я бы отдал все годы жизни, чтобы хоть на секунду взглянуть на тебя.

Мне жаль, что я не смогу увидеть, как вырастет наша дочь, но ты пообещай мне, что обязательно воспитаешь в ней уважение к людям, которым ты полна сама. Моя родная, поцелуй за меня нашу малышку и знай, что вы обе для меня – целая жизнь.

С вечной любовью и преданностью, твой любящий муж, Йозеф».

Вернер резко побледнел. Он чувствовал, как почва уходит у него из под ног. Гром и молния, ударившие в метре не вызвали бы у него столь эмоциональной реакции, как прочитанные строки. Он почувствовал резкий жар. «Не хочу… нет… уже поздно… поздно отказываться». – Подсознание кричало в бешенстве и разрывалось. Ночное пребывание в парке, среди деревьев и тишины вызвало у Вернера острый приступ страха. За каждым деревом ему начали чудиться змеиные взгляды, а голоса, зовущие с собой в страну, где живут все те, кто когда-то записывался на фронт, становились все громче. Приступ паники охватил юношу и, сорвавшись с места, Вернер во всю опору побежал домой. Паническая атака была столь ужасной, что всю дорогу чувствовалось ощущение чьего-то преследования. Вернер добежал до Кроненштрассе, свернул на следующую улицу, где оставалось всего несколько сотен метров до родного дома. Чей-то пристальный взгляд по-прежнему гнался за ним. Он перешел на ходьбу и, запыхавшись, оглядывался назад. Темная ночная улица была безлюдна. За деревом через дорогу, в мрачной черноте ночи воображение Вернера рисовало призрачные силуэты, идущие ему вслед и следящие за каждым его шагом. Казалось, что прямо сейчас огромная тень покажет свои очертания на стене дома и схватит его, утащит куда-то в глубины его страхов, где полусгнившие раненые просят его о помощи, тянут к нему свои изуродованные руки. Они окружают его со всех сторон, и нет пути назад. Он зажат в углу, ему нет выхода из этого кошмара. Они умоляют. Предприняв последний рывок, Вернер пересек улицу и добежал до дома.

Вернер быстро умылся, зашел в свою комнату и первым же делом зашторил окна. Вдруг та женщина была предупреждением судьбы, и сейчас ее призрачное видение стоит где-то под его окнами и заливается загробным смехом. Вернер старался не думать обо всем этом, но поток мыслей в голове только начинал набирать ход. Подсознание издевалось над ним. Оно дерзко вызывало его на откровенный разговор с самим собой.

«Господи, что я наделал? Меня убьют… Я буду лежать в затхлом и забытом богом подвале. Прежде чем сделать этот жест мужества, я должен был вспомнить, что я – неудачник, который всегда влипал в дерьмо, даже когда его не было под ногами. Забыл, что удача давно отвернулась от меня. Я не вернусь домой… Боже, нет, я не смогу. Я буду ранен и потеряю память и останусь в другой стране, в чужом мире. А что, если завтра война закончится? Какой же я был дурак, наивный болван, думающий, что облегчил этим решением себе жизнь. Но я не думал, что это будет настолько трудно.

Ты думал, что поставив галочку и став добровольцем, тебя начнут уважать? Да, признайся себе, ты этого хотел. Агнет… ведь ее реакция была так важна для тебя. Ты надеялся, что увидев в коридорах университета добровольца, она с гордостью посмотрит в твою сторону. Но она даже не узнала о твоем поступке… Тебе было плевать на родителей. Как они будут жить, если тебя не станет? Ты готов в жертву собственных фантазий принести все вокруг, чтобы окружающие сравнивали тебя с героями романов. Чтобы никто не забывал, какой ты смелый и отважный. Тебе хотелось стать вторым Эдмоном Дантесом? Или пережить триумф Александра Македонского? Да, ты жаждал этого, ты вдыхал их тяжелые судьбы, полагая, что это красиво и поэтично увяжется с твоей судьбой. Ты видел себя в любой ситуации героем, за которым последуют люди. Но ты забыл о том, что твоя жизнь реальна, а не написана кем-то на страницах.

А может… это и к лучшему. Может быть, если меня подстрелят где-нибудь в поле, остальные заживут счастливо. И не будет того микроба Гольца, который так всем досаждает. Но почему все вышло именно так? Разве я тот, кого можно ненавидеть? Неужели есть во мне те качества, что так заставляют людей рассыпать в меня град оскорблений и упреков. Ведь не могут десятки, а то и сотни людей без всякой причины относиться к тебе плохо. У меня столько ненавистников, что я всех и не запомню. Так хочется взглянуть на них и улыбнуться им с искренним сердцем, но я знаю, что они никогда не улыбнутся мне в ответ.

Да, ты сам во всем виноват. Ты – размазня, который заслужил эти укоры. Ты позволил всем вокруг тыкать в тебя пальцем и называть неудачником. Ты безмолвствовал, когда в тебя бросали камни. Ты хихикал, когда они дразнили тебя. Ты молчал, когда они так поступали, чем выражал согласие.