И. Ермаков - Заря счастье кует Страница 14

С теми же деньгами, с теми же материалами начали строить аккуратные двухквартирные домики. На задах, там, где быть огородам, с материнским гнездом и усатым кореньем, выдирались деревья. Обносили участки штакетником. Городились под окнами садики. В такие квартиры, с «усадьбой», с одноэтажным надежным теплом, охотно въезжали рабочие семьи, домовито устраивались и загадывали себе здесь долгую жизнь.

Погожее сентябрьское утро.

Вдоль главной поселковой улицы, упирающейся в двухэтажное здание главной конторы, растянулись с кистями и ведрами старшие школьники. Оки красят заборы и свеженабитый штакетник. Идет урок труда. Правильнее сказать – урок уважения к труду. Именно они, подростки, со своим силовым озорством, чаще всего и ломают хрупкие планки штакетника. Дали им ведер, краски, кистей – действуйте! Свое крашеное – дороже чужих позолот.

Центральная улица поселка выложена бетонными плитами. Вдоль нее подрастают березки, рябинки и прочие деревца. Веселые домики, веселые окна, поселок чист, по-таежному свеж и красив. Не было еще тяжелых туманов и седых утренничков, могучая картофельная ботва в огородцах стоит пока зелена, нетронута.

По последней переписи населения на месте былых белых колышков проживало уже 2700 человек.

Разыскиваю Ивана Таланцева. Он, как и было предсказано «лешими», действительно заместитель по быту. В другом качестве – секретарь партийной организации леспромхоза. Не зря по два колышка бил, где другим доставался один. Иван Григорьевич и сегодня еще – «молодой человек». Гладко выбрит, ни единой не тронут морщинкой, как солдат-первогодок, свеж и румян. Неудивительно. Воздух здесь диким бором креплен, тайгой подсинен, на миллиардах деревьев настоян. С непривычки взапой сладко дышится. Бродят грешные думки: «А не попросить ли у «леших» квартирку! Квартирку плюс лишних десять лет жизни...»

Тепло. Иван Григорьевич без фуражки. На нем темный костюм, белая рубашка под галстуком, ботинки пускают «зайчиков». Можно на самолет и – на выставку мод. А помнит ли он, как лет восемь тому назад, подсев в трусах к ручейку, выполаскивал из импортных и отечественных штанов алебастр!

– Помню, – смеется Иван Григорьевич. – Заскорузнут, потом и скрипят, как у прежнего жениха сапоги.

Мы направляемся в теплицы. В те самые, откуда моему спутнику «лакеев нету» надергано было салату. По дороге Иван Григорьевич рассказывает:

– Завезли для тепличных каркасов трубы, а как из них соразмерные равные дуги согнуть – всеобщий инженерный тупик. Так и так перепробовали – не получается. Одна дуга – колокольчик! Коня запрягай. Другая опять не дуга – загогулина. Уродовали мы их, уродовали и вспомнили вдруг дядю Гришу. Григорий Аристович Сидоров у нас есть. Однажды он уже выручил леспромхоз из беды. Печи в пекарне сложил. Семь лет без ремонта пекут. Стыдно нам, инженеришкам, стыдновато, но зовем дядю Гришу.

– Дядя Гриша, прикинь. Посмотри,– подвели его к штабелю труб. – Гнуть их надо беспощадно в дугу соразмерную.

Высказались и ждем.

Погладил себе живот дядя Гриша, пошептал-пошептал чего-то над трубами, почертил указательным пальцем по воздуху:

– Согну, – говорит. – Как лоза будут гнуться.

И повелел он ставить полукругом столбы. Метр в землю, метр над землей. Затрамбовать намертво повелел. Против первого полукруга – второй, столб к столбу на расстоянии, чтоб между ними только входила труба. «Вот – готово». Смотрим стоим, инженерия. А дядя Гриша вставил конец трубы в зазор между первых столбов и повел, повел ее гнуть до второго порядка, чтобы тоже в зазор. Там до третьего... До четвертого... В конце полукруга вставил в короткий недогнутый конец трубы лом. Помогите маленько! – инженерию просит. Вот так по всему полукругу и гнул. Как из-под штампа пошли каркасины. Одна в одну. Клад мужик! Спит и смекалку свою под подушку кладет. Сейчас птичник механизирует. Тоже шепчет и пальцем по воздуху чертит. Чего-нибудь вычертит. На все руки – колдун... Напишите о нем. Я вас потом познакомлю.

Теплицы (осенью их было две с первого урожая продали в рабочие семьи поселка около 3,5 тонн огурцов, 1200 килограммов зеленого лука и 150 – помидоров. С помидорами оплошали. Неудачный выбрали сорт. Сейчас в рассаде пойдут в испытания «сибирский скороспелый» и «уральский многоплодный».

Возглавляет этот зеленый «съедобный оазис» агроном Любовь Михайловна Плеханова. Она не взяла ростом, фигурка девчоночья, любая огуречная плеть, вьющаяся по шнуру, наверняка в полтора раза выше ее. Но, как говорится, мала птичка!.. Любовь Михайловна окрылена своим делом, видит в нем малое чудо. Это ее чарами, ее волшебством засияет вдруг на новогоднем столе лесоруба, даст душистую сладкую слезку молодой озорной огурец.

Агроному всего двадцать пять. Помощницы у нее и того моложе. Все здесь, воистину, молодо-зелено. Одни грядки цветочные потускнели. Неделю тому назад здесь хозяйничали первоклассники. Понесли в тонких стиснутых пальчиках по горстке цветков своей первой учительнице. Это тоже впервые в тайге – цветы с росой в лепестках. Случаются в леспромхозе и свадьбы, вручаются награды, дарят лесорубам румяные жены сынов, дочерей... Нет, нельзя без цветов.

К празднику Октября намечено запустить третью теплицу, ко дню 8 Марта – четвертую. Так что в 1972 году каждый житель поселка будет иметь по суверенному квадратному метру тепличной земли.

В Малиновском нет столь дешевого топлива, как в нефтедобывающих районах области. Котельную, подающую под стеклянные своды тепло, топят дровами. Но и в этом случае теплицы рентабельны. В скором будущем от них ожидается прибыль. Однако все это – рентабельность, прибыль – мельчает в сравнении с главным. Метры этой зеленой земли отсылают на верхний и нижний склады, в кабину лесовоза, трактора, крана – токи доброго настроения. Они – украшение и радость рабочих застолий, празднество острых ребячьих зубок. Они – «северная надбавка» тепла человеческого, заменяющего подчас тепло солнечное. Вот рентабельность.

Гни же, гни, дядя Гриша, «в дугу беспощадную» трубы, выводите, девчата, свои помидоры со средний кулак лесоруба, торопите салат, подгоняйте редиску...

Люди скажут – спасибо, люди скажут – добро]

– К молодым или к старым пойдем! – спрашивает меня Таланцев. Я замешкался и... не понимаю его.

– К курицам. К молодым или к старым пойдем!

– А-а-а...

Оказывается, леспромхоз ежегодно омолаживает куриный свой контингент, ежегодно завозит цыплят. Завозит издалека и с немалыми трудностями. Нынешних, например, по причине весеннего бездорожья грузили из инкубатора на тракторные тележки. Верх укрывали брезентом. Под брезентом топили печурки; велика ли цыплячья душа.

– Пищат!

– Пищат.

– Вот и славно. Пущай пищат.

Доставив тележки, пересаживали пушистую желторотую молодь на спецрейсовый самолет. С самолета снимали на автомашины.

– Пищат!

– Пищат.

Из десяти тысяч мартовских ранних цыплят к сентябрю уцелело 8400. Это вовсе неплохо. Даже на юге области, рядышком с инкубаторами, хозяйствам не всегда удается вживе такой процент сохранить.

Идем к молодым. Они ведут напольный вольный образ жизни. Размещены не в клетках пока, а в вольерах. Море кур! Белые, плотно оперившиеся, с тугим алым гребнем чуть-чуть набекрень. Гребень сей – признак доброго корма, бравого духа, великолепнейшего здоровья и завтрашней яйценоскости. Голосят невпопад и не в лад агрессивно настроенные петушки. Не ведают, что скоро им в суп. Потому что про петуха сказано: корми его хоть семь лет – все равно один обед. А лесоруб после доброй работы и пару таких кочетков за присест уберет. Но это потом. По первым морозцам. Сейчас же вся эта белая вольница в непрестанном, неутомимом движении. Она дурачлива, бодра, жизнерадостна – весело на такое смотреть.

Знакомлюсь с птичницами:

– Лебедева.

– Голубева.

– Петухова.

Рассмеялся и спрашиваю:

– У всех на птичнике птичьи фамилии!

Женщины переглянулись и тоже расхохотались:

– Оюшки! В самом деле... Девки!! Смена-то наша какая совпала!.. От птицы все происходим... хо-хо-хо… А ты, Зоя, от петуха – ха-ха-ха...

Птичницы хорошо зарабатывают. С курочками – самое женское дело. И ребятишкам побольше присмотра. Птичник-то рядом с поселком, не километры отмеривать. Так вот подсобный цех леспромхоза предоставляет работу и вовлекает в нее вторых и третьих членов семей.

Идем к «старым». К несушкам. Эти в стационарных клетках. Какой же контраст с молодками! Боженька мой! Облезлые, голые шеи. Посинели от корма и набок свернулись зобы. Изветшало, посеклось перо. Один гребень болтается – жарок и яр.

–Линяют, – кивает на клетки Таланцев. – Не на кур, а на ведьм стали похожи. Период.