Гюнтер Штайн - Подарок Страница 14

Обер–ефрейтор отвечал с готовностью и с какой–то подозрительной легкостью. Все время, пока он говорил, майор внимательно следил за ним. И чем дольше Кипиани наблюдал, тем подозрительнее казался ему этот обер–ефрейтор. И тут майор обратил внимание на то, что шинель обер–ефрейтора несколько коротковата.

— Снимите шинель! — неожиданно приказал ему Кипиани.

Тот сначала даже не понял, чего от него хотят.

— Ну тогда хотя бы расстегните все пуговицы!

Майор не ошибся: и китель у немца оказался коротким. Внимательно присмотревшись, Кипиани заметил, что брюки у него чуть–чуть светлее, но сидят на нем безукоризненно.

— Сапоги у него по ноге, — шепнул капитан Малкин майору, а затем добавил: — Может, это переодетый офицер?

Майор только пожал плечами, а затем спросил пленного:

— Откуда вам известны советские звания?

И тут впервые за все время допроса по лицу Ковальски проскользнула тень растерянности.

— Я знаю только ваше звание! — резко ответил он.

— Откуда?

— У нас в части был пленный русский майор, вот я и запомнил.

Однако от взгляда Кипиани не ускользнула секундная растерянность пленного. Чтобы не дать ему возможности опомниться, майор начал быстро один за другим задавать ему вопросы.

«Если этот Ковальски не обер–ефрейтор, значит, он офицер, и не простой офицер, а из числа тех, у кого есть причины скрываться», — мысленно решил майор.

Утомленный допросом, майор откинулся на спинку шезлонга и устало закрыл глаза, напряженно думая в этот момент о том, как разоблачить офицера. Однако на все его вопросы этот пленный с гладким лицом и складками у рта, обретя прежнюю уверенность, отвечал спокойно и твердо.

Майор украдкой посмотрел на Виктора и убедился, что и он в чем–то не доверяет этому пленному. Сидя в неудобной позе, Виктор поглядывал то на пленного, то на Толика, то на Малкина, который тихо переводил пареньку вопросы и ответы.

Однако больше всего Виктора беспокоило, как весь этот допрос повлияет на Толю. Поглядывая на парня, Виктор видел, что тот сильно страдает, переживает как человек, которого это лично касается.

Через некоторое время Малкин наклонился к майору и растерянно прошептал:

— Мальчик просит, чтобы вы заставили пленного…

— Что такое?

— Просьба довольно странная: он просит, чтобы вы заставили пленного свистнуть, сунув в рот два пальца.

— Пусть лучше парень возьмет себя в руки! — строго ответил майор.

— Знаете, товарищ майор, — снова заговорил Малкин, понизив голос, — Толик утверждает, что он уже видел этого человека, говорит, что если немец засвистит, то он сразу же его узнает.

— Вы думаете, что он один из убийц его отца? — спросил майор.

Малкин кивнул.

«Так вот почему Толик так просил, чтобы я разрешил ему присутствовать на этом допросе! — понял Кипиани. — Вот почему он так смирно себя вел! А я–то еще удивлялся его выдержке!»

Обер–ефрейтор сначала воспринял приказ майора свистнуть в два пальца как шутку.

— Я должен свистнуть? Заложив два пальца в рот? — Он с усмешкой посмотрел на остальных, ожидая, что они засмеются. Однако никто даже не улыбнулся.

Кипиани снова повторил свой приказ. Еще не выслушав от Малкина просьбу Анатолия, майор торопился поскорее закончить допрос, потому что голова у него раскалывалась от боли. Но когда он понял, что один из пленных фашистов, возможно, участвовал в убийстве отца Толика, то решил во что бы то ни стало докопаться до истины.

— Слушаюсь, господин майор! — Удивленная усмешка ефрейтора пропала, когда он, избегая глаз майора, случайно встретился со взглядом Толика.

Виктор, сидевший недалеко от Толика в полутемном углу, понимал волнение парня.

— Слушаюсь, господин майор! — еще раз проговорил обер–ефрейтор, но на сей раз в голосе его уже не было прежней уверенности. Сунув два пальца правой руки в рот, немец пронзительно свистнул.

И в тот же миг Анатолий, сжав кулаки, бросился на Ковальски. Виктор еле успел схватить его.

— Это он!.. — всхлипывая, выкрикнул паренек. — Это же он! Он убийца!.. Только переодетый!.. Снимите с него фуражку!.. Это эсэсовец!

Не спуская глаз с пленного, майор прикрикнул на Анатолия. Вид у обер–ефрейтора был растерянный: он судорожно пытался вспомнить, где и когда он мог видеть этого парня.

С искаженным от ненависти лицом Толик оттолкнул от себя Виктора и, подчинившись приказу майора, сел в углу на свое место. Закрыв лицо руками, он заплакал. Виктор в растерянности стоял перед ним, не зная, что делать.

Малкин, переговорив тем временем о чем–то с майором, положил руку на плечо Толика и успокаивающим тоном сказал:

— Толик, мы понимаем тебя и допускаем, что твои подозрения не лишены оснований, но пойми и ты, что свист еще не доказательство.

— Снимите с него фуражку, и вы увидите сами. Сами увидите! — выпалил Толик.

— К чему все это начинать снова? — сказал Малкин.

Толик вытер глаза рукавом и затараторил:

— У него шрам! Большой шрам… На лбу!

Кипиани подал знак солдату, охранявшему пленных, снять с обер–ефрейтора фуражку.

Фуражку сняли, и все увидели, что на лбу пленного действительно есть шрам…

После того как допрос был закончен, унтер–шарфюрера СС, виновного в убийстве Никодима Супруна, под охраной отправили в штаб полка. Разоблаченного эсэсовца уже увели, а Толик все еще сидел в углу на ящике. Он, казалось, не видел, как солдаты увели остальных пленных, как ушел капитан Малкин, не слышал, как майор поручил Виктору новое задание. Допрос переодетого эсэсовца так потряс паренька, что он не сразу сумел справиться со своими мыслями и чувствами.

Толик и сам не понимал, что с ним происходит. Сначала он думал, что это события прошедшей ночи полностью измотали его, но затем почувствовал облегчение, какое бывает, когда с плеч спадает тяжелый груз.

Майор внимательно наблюдал за Толиком. И хотя до этого он не раз делал парню замечания по поводу того, что тот вел себя невыдержанно, сейчас он понимал его лучше, чем Виктор, так как он, Отар Кипиани, тоже не сразу научился владеть собой, и далось ему это нелегко. И вот теперь ему хотелось помочь Толику так же, как когда–то люди помогли ему самому. Майор понимал, что парень, как никогда, нуждается в данный момент в помощи. Сочувствие доброго друга ему было нужнее всего. Как сделать, чтобы у Анатолия снова появилось доверие к людям, как успокоить юношу?

— Толик, останься, — мягко проговорил Кипиани, когда парень хотел уйти. — Вскипятил бы ты нам чайку! — попросил он.

Толик повиновался, невнятно пробормотав что–то себе под нос. Ему понравился по–отечески добрый тон майора, на этот раз не приказывавшего, а просившего его.

А когда Анатолий принес вскипевший чайник, майор сказал:

— Сядь, я хочу поговорить с тобой! Да–да, и не смотри на меня так недоверчиво… Я уже давно хотел серьезно побеседовать с тобой, да все обстановка не позволяла… А вот сегодняшний случай требует не откладывать этого разговора в долгий ящик. Так что послушай меня! Ты ведь комсомолец, верно? А раз так, то ты должен быть знаком с работами Ленина…

Разговор у них состоялся долгий. Не касаясь событий последней ночи, майор в доступной для парня форме рассказал о необходимости не ставить знака равенства между немецким народом и фашистами.

9

У опушки леса они остановились. Все вокруг окутала тьма. Ветер свистел в ветках деревьев. Ничего не было видно, хотя до немецких окопов оставалось не более двухсот метров.

Виктор закусил нижнюю губу и смущенно посмотрел на уполномоченного Национального комитета из соседней дивизии и пятерых пленных солдат, добровольно перешедших на сторону Советской Армии и заявивших о своем желании выполнять поручения комитета. Затем Виктор перевел взгляд на окутанную темнотой местность, где на каждом шагу их подкарауливала смерть.

— Только не геройствовать, — наставлял Виктора, прощаясь с ним, майор Кипиани. Это предупреждение майор сделал не случайно. Немецкие антифашисты из Национального комитета «Свободная Германия», узнав о том, что гитлеровское командование отвергло ультиматум и тем самым поставило под удар своих солдат, оказавшихся в котле, старались спасти от верной гибели как можно больше немецких солдат.

Виктор услышал глухой гул множества самолетов. Оглянувшись, он увидел, что пленные немцы идут в десяти шагах позади него, разделившись на две группы. Потом гул моторов постепенно начал удаляться. Когда обе группы вышли на открытое место, стал виден горизонт, освещенный пурпурным светом. Вскоре откуда–то издалека донесся грохот разрывов.

Виктора очень заинтересовало, что именно бомбили советские самолеты. Вполне возможно, что штаб дивизии СС «Викинг» или штаб–квартиру генерала Штеммермана. Конечно, Виктор понимал, что должен сосредоточиться не на этом. Гораздо важнее для него то, что он сейчас скажет немецким солдатам, к которым обратится с очередным воззванием комитета. И хотя Виктор выступал не впервые, он все равно волновался.