Эмилия Пардо Басан - Рассказы Страница 14

Он был молод, никогда в его сердце не разгорался огонь, который преображает живущих и делает их бессмертными. В этот момент чувства его наполнили с такой силой, что из его разума совершенно исчезло, что она вовсе не была пленницей. Он забыл о своих планах завоеваний и установления своей власти, сосредоточил свои планы на ближайших городах и, замерев от восхищения, проводил дни в приятных сердцу разговорах.

Но не это было причиной того, что Дурвати проявил мягкость и снисходительность. Напротив, он всегда обладал утонченной деликатностью, целомудренно восторгаясь, он любил пленницу так, как учат тому камны, или ведические гимны (с «атманом», или, если угодно, дыханием, духом), повторяя эти священные слова: «Поистине, то, что мы любим в женщинах, не женщина, а дух, и тот, кто искал в женщине нечто большее, дух, будет потерян для Брахмы». Когда он вспоминал первую ночь, когда он обнаружил рядом свою подругу, Дурвати снилось, как голубка ворковала, нашептывая ласковые слова. Палома — так он ее назвал, и Паломой все называли ее. То, что больше всего очаровывало Дурвати в Паломе, то, что объясняло, почему он дал ей такое прозвище, была ее мягкость, ее нежность, ее добросердечность, все качества, которые отсутствовали у суровых женщин-воинов, которые воспитали юного царя, посему он сошелся с Паломой, часто ее навещал, старался быть с ней ближе, проводили они вместе летом знойное время после обеда на берегу хрустальных озер под сводами деревьев, и больше и больше ненавидел он идею жестокости и кровопролития, все более тяжелым делом становилось для него собрать свое войско для битвы. Палома же пользовалась его доверием и свободой, которую ему даровали его чувства, она рисовала ужасными красками разрушения, которые приносит война, и уверяла, что все имеет право жить и должны любить друг друга, дабы уменьшить то зло, которое окружает смертных на земле.

К несчастью, не у каждого солдата была Палома, которая была у Дурвати, яростные от бездействия, они издевались над местными жителями и угнетали их, страна поднялась в негодовании, провозглашая свободу или смерть. Военачальники, соратники победоносного Рамашинды, любители битв, проклинали и поносили колдунью, которая очаровала царя, и мечтали о том дне, когда они вооружат своих слонов и бросятся навстречу военной добыче и славе. Тайный заговор против фаворитки распространил страшную весть: в нарушение всех обычаев и законов, поправ свое имя, честь и достоинство своего народа, князь Дурвати собрался возвести на престол эту женщину и вернуться затем к границам Ганга, оставив земли, завоеванные усилия его войск, дать свободу их обитателям, ни принимая ни пяди земли, ни овцы из чужого стада. Снова забурлили войска, снова там были слышны ругань и проклятия адрес уподобившегося женщине царя, который их унижал и бесчестил. Ясно было, что его рассудок помутился, и эта ведьма, ставленница магов, дала какой-то злой корень или траву юному герою, чтобы он забыл о королевском достоинстве и обязанностях, приличествующих высокому посту, которые главным образом он должен осуществлять с помощью войны. Будучи убежденными в том, они уже поняли причину падения и разительного изменения Дурвати, амазонки и военачальники однажды ночью тайно захватили и похитили Палому из королевской опочивальни.

Истории не удалось узнать, где же она пребывала, полные муки жалобы Дурвати, его мольбы, его угрозы не привели к тому, что похитители ее вернули, только по настоянию молодого царя, желавшего иронически пошутить, они решили поместить на его постель, пока он спал, кроткого голубя, на шее которого было кольцо пленницы, голубку с белоснежным оперением, радужным сине-зеленым воротником, розовым клювом, черными глазами, целомудренными и полными любви.

Неизвестно, понял ли Дурвати насмешку, если только действительно он не подумал, что эта птица, ласковая и нежная, была атман или дух его любимой. А правда заключается в том, что он придал свершившемуся облик чуда, созвал всех своих приближенных и заставил их поверить, что это чудо переселения души в голубку означало то, что Брахман желал вечного мира, мира, сияющего надо всеми как светлая заря, и он решил продолжать это начинание, незамедлительно отрубая голову каждому, кто будет ему противодействовать и чинить препятствия.

И действительно на протяжении всего своего правления Дурвати не пролил ни капли человеческой крови.

Розовая жемчужина

— Только человек, который дни проводит в заточении, а ночами бдит, чтобы заполучить нечто, что удовлетворит капризы любимой, — сказал мне мой несчастный друг срывающимся голосом, — поймет, какое это удовольствие — тайком копить деньги, а а сбережения тратить на самые причудливые, самые экстравагантные, самые бесполезные капризы этой женщины. То, что она видела издали, как далекий от реальности сон, что могло ранить ее воображение мукой безумного желания — это то, что моя инициатива, мое прилежание, моя любовь могли дать ей в одно мгновение. И я верю, что вижу восхищение в ее глазах, я чувствую, как ее руки обвиваются вокруг моей шеи, чтобы обнять меня в знак заслуженной благодарности.

Единственное, чего я боялся, когда выходил на улицу, когда у меня в руках была плотно упакованная сумка, а душа была полна радости — то, что ювелир уже послал две прекрасные жемчужины цвета розы, которые так впечатлили Лусию вечером, что она схватила меня за руку, когда всматривалась в витрину. Было очень трудно найти две жемчужины такого редкого и необычного цвета с такими чудесными переливами, совершенно круглой формы, абсолютно гладкие, и я считал невозможным то, что они попали в сокровищницу к другой капризной сеньоре, подобной моей жене, только богаче. И мне было бы больно от того, что это случилось, но сердце забилось, когда под чистым стеклом я увидел среди великолепных ожерелий и каскада золотых браслетов изысканный футляр из белого бархата, где загадочно сияли две розовые жемчужины, обрамленные бриллиантами.

Хотя я готовился к тому, чтобы заплатить за эту прихоть, я был ошеломлен высокой ценой, в которую ювелир оценил эти жемчужины. Все мои сбережения будут истрачены на пару зернышек, не больше горошка. Меня начали терзать сомнения — я не так хорошо разбираюсь в роскошных покупках, а что если ювелир раскроет мое невежество только спросив меня, всего лишь спросив какую-нибудь глупость, убедившись, что моя внешность — это не внешность человека, способного на покупку двух розовых жемчужин. В то время, когда я об этом размышлял, посмотрев вверх через прозрачное стекло магазина, я увидел, что по тротуару шагает, приближаясь ко мне, мой сокурсник, мой старый и лучший друг Гонзага Льоренте. Увидеть его статную фигуру и подняться позвать его было бы тем же самым, что и сказать: «Кто бы смог лучше просветить меня и дать мне совет, кто, если не элегантный Гонзага, который так сведущ в вопросах моды, так известен, к которому так хорошо относятся, каждый визит которого в наш скромный буржуазный дом — а их было с некоторого времени предостаточно — особенное проявление привязанности?

Выражая искреннее удивление, Гонзага развернулся и вошел вместе со мной в ювелирный магазин, вмешавшись таким образом. Сразу же он объявил, что является поклонником розового жемчуга, добавив, что ему известны те, кто страстно желал бы заполучить их, чтобы приобрести расположение некоторых высокопоставленных дам, два-три громких титула которых он привел. Короткими фразами он заверил меня, что цена, которую требует уплатить ювелир, не является чрезмерной в силу уникальности жемчуга. Я, как уже о том упоминал, боялся, что мне не хватит совсем немного, чтобы заплатить все. Гонзага, с его очаровательной откровенностью, открыл кошелек и протянул мне несколько банкнот, шутя и бранясь, что если я не окажу ему эту малую милость, он каждый день будет возвращаться, чтобы смотреть мне в лицо. Как мы неосмотрительны! Я не должен брать ссуду, мне следовало бы выйти из дома, будучи уверенным в том, что смогу расплатиться по счету. Но меня охватила страсть, я готов был на коленях целовать руку, которая предложила мне средство решения проблемы. Мы договорились о том, что Гонзага со мной отобедает на следующий день, мы отпразднуем покупку розового жемчуга, и я с коробочкой быстро отправился домой, как бы я желал, чтобы у меня были крылья!

Лусия перебирала струны, когда я появился перед ней и сказал ей, восхищенный ее красотой: «Посмотри на меня», потом смутился и прошептал: «Есть подарки». Живая и озорная (она всегда была такой) она начала искать в моих карманах, приятно защекотав меня, пока не нашла футляр. Возглас, который она издала, увидел жемчужины, был из числа тех, что никогда не забываются. Благодарная, она гладила меня по лицу и даже поцеловала….. Быть может, она даже любила меня немного в тот момент! Ей не верилось, что такие желанные, такие великолепные драгоценности ей принадлежали, не могла убедить себя их надеть. Я сам, расстегнув золотые серьги, которые она носила, украсил ее маленькие уши, светящиеся от удовольствия, розовыми жемчужинами. Воспоминание о том причиняет мне огромную боль, но я всегда это помню.