Владимир Поярков - И смешно и грустно Страница 14

— Мам! — впервые за много лет сказал ей это слово. — Не ищи ничего. Я попрощаться заехал и повидаться с тобой. Я не хочу есть. Я сам привез тебе продукты, да гостинцы привез.

Мать села за стол и, рассматривая внимательно сына, не решалась заговорить.

Генка не собирался ее стыдить, не хотел ничего расспрашивать о прошлом. Господь сам осудит. Не нужно было ему ни слов, ни слез прощения. Он давно ее простил. Ничего в его помыслах не было, кроме стремления ребенка увидеть мать. Только оглядывался да осматривал грязную комнату и некрашеные полы.

— Тебе помочь можно чем-то? Может, воды натаскать? Ну, дров там нарубить, я вечером уеду. А через две недели мне в армию уходить, — нарушил, наконец, возникшее молчание.

— Дров бы, Ген, маленько…. Ты такой взрослый стал, я-то последний раз тебя видела, когда годков пять всего было, — стесняясь, согласилась мать.

На улице он разделся. Взял топор. Парень он был крепкий и разрубал если уж не с первого удара, то со второго точно.

— Рука не болит? — обеспокоено спросила, увидев на правой руке стянутую рубцами кожу, тянущуюся от кисти до предплечья.

— Да, давно уже не болит, я ее разработал, когда еще в школе учился, — он не обратил внимания на какой-то особый материнский взгляд.

— Ты уже, сынок, школу закончил, работаешь, наверное, или учишься? — спросила Галина и села неподалеку на скамейку.

— Только училище закончил в этом году. Я в нашем местном училище на повара учился. С красным дипломом закончил! Как повестка пришла, мы даже с другом экзамены не сдавали, нам сразу вручили дипломы и поздравили, — похвастался он.

— Ой! Да там же одни девки! И с чего ты решил поступить туда?! Они же, поди, проходу не давали там? — воскликнула мать.

Откинув очередную чурку, Гена посмотрел на мать с улыбкой.

— Проходу…? Есть немного, нас там всего семь парней в училище. Я туда с другом Эдиком поступил, это его идея была. Мы хотели в мореходку поступать. Так это ехать куда-то надо. Он и придумал выход: окончим училище, пойдем коками на флот, нас туда с руками и ногами возьмут. Даже в военкомате нас обещали во флот отправить. Мы же за всю жизнь так моря и не видели…. Эдик почему-то все Австралией бредит.

— Ну, вы молодцы, сынок… — не сводя с него восхищенных глаз, тихонечко проговорила мать.

Генка все рубил и рубил, иногда останавливался, откидывал затекшую спину назад и начинал снова.

— Мам, а ты все одна живешь? Что, никого нет? Вообще непонятно, на что ты живешь-то здесь?

Мать не смутил этот вопрос, к этому времени ее уже ничего не смущало.

— Я после пожара в больнице долго лежала. Думала, все брошу… но вышла и не удержалась… со мной никто общаться не захотел… а когда прав лишили, я и уехала. Моложе была, красавицей здесь считалась, мужики ко мне бегали, даже жил со мной один, потом другой. Да и сейчас бывает, заходят… придут, выпьем, вроде жизнь идет дальше. Да что там у меня может быть интересного? Вот у тебя — да… девчонка, наверно, есть?

— Есть, мам, мы с Эдиком на курсы английского ходили три года подряд, там и познакомился. Настей зовут.

— Красивая?! — вдруг строго спросила мать.

— Красивая, но это не главное… хорошая девчонка. Сейчас в институте учится. Песни английские на слух переводит, не то, что я…

— Нет, я хочу, чтобы у тебя была красивая жена, чтобы у тебя все красиво в жизни было! — твердо заявила мать.

Геннадий поднял на мать улыбающиеся глаза.

— Хорошо, мам, постараюсь…. Ну что, затопим баню?

Генка посмотрел назад, почувствовав на себе чей-то взгляд. Соседка, стоящая на крыльце соседнего дома, встретилась с его глазами, покачала головой и, повернувшись, пошла в свой коровник.

— Да ну ее, баню…

— Мам, а почему ты не приезжала ко мне ни разу?

— Потому что я гадина…так отец твой сказал… — вытащив из кармана пачку «Примы», закурила и, отмахнув дым от лица, добавила: — Зачем гадине жить с тобой рядом…

Генка посмотрел на мать и в этот момент не мог понять, что это — злость, обида или стыд?

— Ладно, не буду об этом больше… ты только скажи — рада, что я к тебе приехал?

— Рада… обнимать мне ведь тебя надо, а руки не поднимаются… все думала, никогда тебя не увижу. Честно говоря, я забывать начала, что у меня когда-то ты был. Даже и в голову прийти не могло, что ты приедешь.

Генка сел рядом с ней. «А ведь ей и сорока еще нет, а так выглядит…» — грустно подумал он.

— Отец не обижает тебя?

— Нет. За всю жизнь один раз выпорол, да и то за дело: пришел в два часа ночи, а он искал по улицам… мне тогда лет десять было.

— Васька — добряк, что говорить. Был бы жестче, ничего бы, наверное, такого не случилось…

— А ты завязать пробовала?

— Толку-то: два раза лежала, мне и самой уже неохота. Пусть так… Да не надо думать, что я все время такая… вчера выпили — и все… бывает, вообще в рот не беру…

Любопытная соседка, все это время ходившая взад-вперед по своему двору, подошла к забору.

— День добрый, — поздоровалась, облокотившись на плетень. — Я вижу, Галя, гости у тебя?

— Это сын мой, вот в армию забирают его. Приехал мать повидать.

— Ну такого и в рядовые не надо — сразу в офицеры… Как зовут-то?

— Геной меня зовут, — ответил приветливо Генка.

— Меня Надеждой Петровной кличут, отслужишь, приезжай к нам, работу найдем… невесту подыщем…

— Не надо ему невест наших, он и в городе у себя найдет, — заводясь, ответила Генкина мать. — А что ты все время нос свой суешь?!

Генка, смеясь над обычной беззлобной деревенской перебранкой, пошел складывать дрова в поленницу.

— Гена! — окликнула соседка, — скосил бы бурьян в огороде, пока трава не выросла ещё, а то летят сорняки с её огорода.

Пришлось Генке и огород заодно косить, а после покоса все-таки растопил баню. Уже собрался мыться, как подошла мать и, пряча глаза, спросила:

— У тебя деньги есть?

Геннадий достал кошелек и отдал всё, что у него было. В его голубых, ясных глазах засветилась печаль. Деньги явно предназначались не на хлеб.

— Я сейчас сбегаю, а ты мойся и отцу ничего не говори, что мне деньги давал.

Вернулась через полчаса и не одна. Вместе с ней была еще какая-то женщина. Мать почему-то была уже в другом — нарядном, ярком и пестром ситцевом платье.

— А вот и мы! — воскликнула она, улыбаясь. — Вот, знакомься — моя подруга Люба.

Материна подруга затараторила:

— Здравствуй, Гена! Прибежала ко мне, зовет — пошли, посмотри, сын ко мне приехал. Я ее заставила в свое платье одеться. Праздник ведь. А ты-то как на мать похож, и глаза такие же, и волосы светлые, только выше намного. Мы с ней в магазин зашли. Раз такое событие — посидим маленько? Ты не против?

— Нет, — ответил Геннадий и пошел с ними в дом.

Достали продукты, открыли портвейн. Плеснули до половины в граненые стаканы. Генка выпил первую порцию, пить потом отказался. Немного еще расспрашивали его о житье-бытье, затем переключились на местные сплетни, а Генка просто сидел и слушал их разговор. Без конца вглядывался в лицо матери, пытался выудить из памяти кусочки детских воспоминаний и склеить их с настоящим. Только никак ему это не удавалось, память наотрез отказывалась выдавать яркие события детства. Люба говорила все громче, мать ее слушала, и через какое-то время Генке показалось, что она полностью забыла, что он к ней приехал.

— Мам, времени уже много, — прервал их беседу. — Мне ехать пора.

— Мы же проводим его, Галя? — спросила у матери подруга.

— Конечно… конечно, — засобиралась мать.

Автобус стоял и ждал, когда накопятся пассажиры. Уставший от духоты шофер отдыхал, лежа на траве под деревом. Народ кучковался в сторонке, не желая сидеть в раскалённом автобусе.

— Ты ещё приедешь? — спросила мать, когда подошли к остановке. Люба отошла от них, увидев каких-то знакомых.

— Приеду… отслужу — приеду. А если Настёна дождётся — с ней приеду, — с улыбкой ответил Гена.

— Правда…? — неожиданно всхлипнула мать. — Прости меня…

— За что, мам? Я не держу никакой обиды… иначе бы я не приехал.

— Ведь это я сама твою кроватку подожгла. Не помню, что на меня тогда нашло, захотелось тогда покончить со всем, и тебя с собой забрать, — разревевшись, она закрыла лицо ладонями.

Генка прижал её к себе, а она так и не смогла его обнять, без конца шмыгала носом и говорила что-то про Витьку, с которым тогда жила, бросившего её потом…

… Генка вернулся через три года. Морская служба несколько разочаровала его, в отличие от беспокойного Эдика, изъявившего желание уехать в Находку. Настя его дождалась. Отец, поставленный в известность о предстоящей свадьбе, время от времени брюзжал по этому поводу: «Вечно вы, молодежь, торопитесь…».

Через две недели Геннадий попросил Настю съездить с ним к матери: «Как же без родительского благословления?».