Сергей Ермолов - Формула действия Страница 14

Ну как? Разве не бесподобна эта картина?

Кожа рассеклась вместе с поверхностным слоем клетчатки.

На этом все и закончилось. Почти все. Но я не мог отделаться от ощущения, будто чего-то недостает. Во всем этом есть несколько загадочных аспектов.

Потому что смерть захватывает. Потому что любопытство не знает предела.

Вообще-то, если я что и умею в жизни, так это смотреть.Почему вдруг я так подумал? Да просто пришло в голову.

- Сегодня я нравлюсь себе, - тихо сказал я.

А дальше – дальше так, как это и бывает. Я могу рассказать обо всем гораздо подробнее.

Чудеса, подумал я, никогда не прекращаются.

Мое сердце неожиданно показалось слишком большим для такой грудной клетки, и я затанцевал еще быстрее, размахивая руками. Словно боялся, что лопну от переполнявших меня чувства радости и облегчения, если перестану двигаться.

Я вернулся к реальности, о которой словно забыл с какого-то момента. Важно понимать ограниченные возможности осторожности.

Страха уже никакого не было. Было знание. Я своеобразнее остальных людей. Ведь я действительно  не такой, как все. Может ли истина быть такой простой? И такой ужасной?  Я просто ходячая опасность.

Иногда неприлично быть счастливым. Что остается, когда слой за слоем сдерешь с себя всю внешнюю оболочку?

Время у меня есть, сказал я себе.

Только боль и страдание рождают красоту. Вид умирающего человека всегда интересен.

Что-то ужасное вдруг закончилось, а что-то приятное начиналось. И я мог это продолжить. Мне нравилось знать, что он мучается сильнее меня.

Я выдержал секундную паузу, без сомнения наслаждаясь моментом. Напряжение, сковывавшее все тело, ослабло. Что я имею против того, что нормально? Теперь я вправе несколько расслабиться.

Таков ритуал. Я должен был исполнить его. Я всего лишь человек, пытающийся жить в согласии с самим собой.

Смерти хочет Бог. Мне это уже понятно.

Может быть, все это – иллюзия. Я допускаю, что сделал в жизни не лучший выбор. Хотя эта мысль занимала в моем сознании не более двух секунд, мне казалось, что я излишне долго думаю не о том, что действительно важно.

Я рассмеялся. Ничего не смог с собой поделать. Бывает, думал я. Бывает и так. Я не знаю, что может быть смешнее желания человека быть живым.

Моя жизнь – подражание смерти. Я смог почувствовать это, лишь став хирургом. Людям нравится убивать друг друга. Отказавшись от этого чувства, они бы перестали быть людьми.

Мыслей было так много, что я не знал, на которой из них сосредоточиться.

И вдруг весь мир совершенно изменился. Я почувствовал себя абсолютно свободным.

С ним я научился невероятному количеству вещей.

Сами догадайтесь. Если сумеете.

                                                       19

Я не хочу принимать таблетки. Предпочитаю бессонницу.

В данной ситуации правда звучит, как самая невероятная выдумка.

Жить в отрезке времени, пространства, обязанностей. Изображать из себя сытое, довольное животное. Сытость унизительна.

Мне нравится смотреть на людей сверху вниз. По-другому не получается.

Когда убийствожертво продумано до мелочей, никакой славы убийце не достается. Совершенство анонимно.

Но скоро, очень скоро я стану знаменитым. Пока все знают меня только  «хиругом». Конечно, какое-то время я не увижу свою фамилию на первых полосах газет и приму все усилия к тому, чтобы до меня не добрались раньше времени. По крайней мере, до того, как я казню еще двоих.

Может, даже троих. Я все еще открываю себя. Очень много опасных открытий.

Я не всегда говорю правду. Но иногда не говорю ничего, кроме правды.

Закон жизни – зло. Я часто повторял это самому себе. Слова могут убить с большей легкостью, чем убивал я. Вот только почему мне об одной мысли об этом делается жутковато?

Иногда мне кажется: происходило совсем не то, что я пытаюсь вспомнить. Я не мог не казнить. От «хирурга» ждали продолжения убийств. Все это забавно. Или не очень.

Не могу заснуть, потому записываю.

Я слишком часто провожу ночи без сна.

Я лежал в почти полной темноте, если, конечно, не считая тусклых бликов, отбрасываемых уличными фонарями на стены комнаты. Я лежал неподвижно, стараясь уснуть и убеждая себя в том, что обязательно нужно выспаться.

Может быть, мне удастся привыкнуть. Я умею мириться с неизбежным.

                                            20

Голова прояснилась, но тело не слушалось. Я не понимал, что происходило, где я, почему тут оказался.

Страх заставил меня оглянуться. Я старался оглядеться незаметно для окружающих меня людей. Боялся обратить на себя внимание своей торопливостью.

Мне следовало выбрать одну из двух линий: выжидать, пока произойдет то, что должно произойти, или начать действовать самому.

Что-то происходило, а я не понимал что. Я словно проваливался куда-то, переставал существовать.

Я шел, не поднимая глаз, не оглядываясь по сторонам. Когда я переходил улицу, меня чуть не сбила машина.

Со стороны могла показаться, что я внимательно смотрю себе под ноги. Но на самом деле все мои мысли были заняты более важными вещами. Я слишком много думал о том, что делал, вместо того, чтобы думать, почему я это делаю. Я убеждал себя: я поступаю правильно.

Мне стало еще неуютнее в этом городе. Я шагал не спеша, иногда просто стоял и смотрел на идущих мимо меня людей. Я ощущал слабость и головокружение.

Когда пришел в себя, оказалось, что сижу на скамейке перед музеем. Я сидел, не шевелясь, ничего не чувствуя и курил, не ощущая вкуса дыма. Я медленно обводил взглядом улицу.

Никому нельзя доверять. Даже самому себе.

Расслабиться я не мог. Во всяком случае, пока. Я машинально провожал взглядом каждого человека, проходившего мимо. Узнать меня невозможно. Иду по жизни, не оставляя следов, не отбрасывая тени. Как приведение.

Я опять не оригинален. В общем, конец у всех одинаковый, то есть люди умирают. Так или иначе.

Мог ли я теперь уйти просто так?

Я не могу понять: я злой человек или добрый?

Время покажет. Поживем – увидим.

Я убиваю, следовательно я существую. Ну чем не жизнь.

Просто, как все гениальное. Просто и ясно.

Я не уверен, что убийства делают меня опасным для окружающих. Убить может каждый человек. Разумеется, сработала интуиция, а не логика. Грубовато, пожалуй, но ни что лучшее времени не оставалось.

Я злой. Да. Злой и жестокий. Мне себя не жаль. Я не собираюсь никому ничего прощать. У меня нет комментариев.

Почему нет, помнится, подумал я тогда.

Я почувствовал, что не могу дольше сдерживаться. У меня спектакль шел без репетиций.

Каждый человек приходит в жизнь со своим смертным приговором.

Я очень долго думал об этом. Да это же естественно. В каком-то смысле это самая естественная вещь в жизни.

Почему я пишу об этом опять? Да потому что именно это меня интересует.

Тебя случайно так не клинит? А у меня, не вру, часто такое бывает.

Сколько ни объясняй, все равно передать свои впечатления как следует, я вряд ли сумею.

                                                   21

Утром был звонок по телефону. Я поднял трубку – молчание. Кто-то вроде дышит. Люди страшны и безжалостны. Они готовы в любой миг наброситься.

Мной целиком овладело возбуждение человека, увлеченного игрой и не вполне уверенного, что эта игра закончится безобидно.

Иногда мне кажется, что я только притворяюсь собой. Я хочу перестать притворяться.

Я знаю, что я не тот человек, которым притворяюсь. Мне нравится разоблачать свое притворство.

Желание быть только добрым всегда делало меня смешным для окружающих людей. Быть жестоким почетнее, чем быть добрым. Людям не нужна доброта. Для людей доброта – подтверждение слабости. Жестокий человек всегда пользуется большим уважением, чем добрый.

Истинные логические построения не обязательны, достаточно, если они только кажутся таковыми. Главное – привлекать к себе массы.

Почему эта мысль пришла в голову? Сам не знаю. Скажу только: я внимательно прислушиваюсь ко всему.

Мне никуда не деться от всего этого. И убегать я никуда не должен.

Как быть, если жизнь ставит что-то на твоем пути? Отрицать? Зажмуриться, повернуться спиной?

Я не хочу быть неправильно понятым.

«Когда же это кончится?» подумал я. «Лучше б меня поймали».

Но сдаваться я не пошел.

Я не верю в справедливость. Об этом мне говорит весь мой жизненный опыт.

Я – человек обреченный, у меня нет имени. Я презираю общественное мнение. Я презираю и ненавижу во всех побуждениях и проявлениях общественную нравственность. Нравственно для меня все то, что способствует смерти. Я не ожидаю жалости к себе. Каждый день я обязан быть готовым умереть. Все во мне поглощено единым интересом, одной мыслью – смертью.