Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы Страница 14

– Почему? – удивляется Валентин.

– Мы так рьяно штурмовали небеса, так гордились нашими воздухоплавателями – не ждали, что, покорив воздух, не сможем справиться с водой.

– Со всем бы мы справились, – говорит мужчина в синей блузе и каскетке, – просто всё разворовали. Были бы нормальные люки – канализация выдержала бы. Вы думаете, это река затопила Альфорвиль, Берси и Жавель? Если бы!

– Жавель затоплен? – спрашивает Валентин. Радостное возбуждение толпы теперь ему омерзительно.

– Да, уже два дня. Весь Сен-Сюльпис забит беженцами.

Всхлипы, причитания, детский плач. Запах пота, влаги, подгоревшей еды; страха, отчаяния, тревоги. Тихий шепот, бормотание, выкрики: Боже, Боже, Боже мой! Скорее проклятия, чем молитвы. Три сотни человек под сводами церкви спасают не свои души – свои тела. Дома, имущество, сбережения они спасти не смогли – все поглотила вода.

Валентин, поскальзываясь в промокших ботинках, идет между рядами матрасов, сваленных прямо на полу.

– Вы не из Жавеля? – спрашивает он хорошо одетую женщину.

Она качает головой. Слезы катятся по щекам.

– У меня больше нет дома, – говорит она, – мэрия послала меня сюда. Здесь мой дом.

Плачут даже мужчины.

– Моя жена, вы не видели мою жену? – причитает насквозь промокший работяга. – Когда я вернулся домой, там уже никого не было.

Валентин поднимается на хоры, где заняли места наиболее удачливые семьи. Здесь суше и теплее, кое-где стряпают, сковороды стоят на тлеющих углях.

– Да, мы из Жавеля, – говорит немолодой мужчина. Двое детей испуганно жмутся к нему, жена склонилась над сковородой – Валентин не видит ее лица.

– Вы не видели молодой девушки… ее зовут Жанна… она работает няней в Париже?

Мужчина пожимает плечами:

– Не знаю такой… мало ли их, которые в Париже нянями работают.

Он похабно ухмыляется, и Валентин отходит прочь. Молодая женщина окликает его:

– Милую свою ищешь? Так, может, она у своих хозяев отсиживается? У богатых-то небось сухо и тепло!

Валентин сбегает вниз. На стене церкви мускулистый Иаков, бросив меч, атакует ангела, обняв его борцовским захватом и пытаясь опрокинуть. Ангел выдерживает натиск Иакова без видимых усилий, равнодушно глядя вдаль. Из полумрака несется все тот же шепот: Боже, Боже, Боже…

Валентин пересекает Сену по мосту дез Ар. В самом деле, может быть, Жанна у своих хозяев, на Елисейских Полях? Как хорошо, что он узнал номер дома! Он легко найдет и… что он ей скажет? Да проще простого, скажет, что волновался, хотел узнать, что с ней, вот и всё!

На набережной Лувра полиция, солдаты и несколько десятков добровольцев укрепляют набережную мешками с песком, вывороченными булыжниками и деревянными обломками. Знакомый голос окликает Валентина:

– Иди сюда, поможешь!

Это Саркис – он волочит мешок. Валентин хватается за промокший холст и с трудом отрывает груз от земли.

– Еще немного – и подвалы Лувра на хрен зальет, – говорит Саркис, переведя дыхание. – Одна надежда – на наши баррикады.

В его голосе – ирония. Ну конечно: баррикады, парижская революционная традиция! Чуть поодаль немолодой парижанин в темно-синей блузе и бархатных штанах объясняет, как удобней выкорчевывать булыжники из мостовой, – он, наверно, еще застал Коммуну. Кто бы подумал, что рабочие будут строить баррикады бок о бок с полицейскими и солдатами!

– Ты же говорил – парижская канализация совершенна! – вспоминает Валентин.

– Ну да, – кивает Саркис, – помпы у Эйфелевой башни работают исправно. Просто никто не был готов к такому… Декабрь, конечно, был дождливый, но не настолько, чтобы ждать такие ливни и такой паводок на Марне! За несколько дней уровень воды поднялся на три с лишним метра. Кто мог на это рассчитывать?

– Мне говорили, в Берси и Жавеле канализация не справилась.

– Так это ж не Париж, – Саркис пожимает плечами, – пригороды. У них своя мэрия… небось пожмотились на хороших инженеров.

Они поднимают еще мешок и несут к парапету. Баррикада уже выше человеческого роста, но вода Сены – в опасной близости от верхнего края.

Затопленный город приспосабливается к бедствию. Там, где можно перейти вброд, мужчины переносят женщин и детей, спасающихся из домов, в которых были в безопасности еще вчера. Все чаще и чаще улицу перегораживают деревянные переходы – на смену доскам, кое-как положенным на стулья из кафе, приходят высокие мостки на прочных козлах. Они так высоки, что временами Валентин идет на уровне окон второго этажа, волны плещутся в метре внизу, словно парижане строят с запасом – вдруг вода и дальше будет прибывать?

А вода и в самом деле прибывает. На Елисейских Полях уже по пояс, он идет, опасаясь провалиться.

Мимо проплывает труп лошади.

Голые деревья отражаются в колышущемся зеркале потопа.

Двери дома, где работает Жанна, распахнуты. Парадное залито водой, Валентин пересекает его, боясь поскользнуться. Ни консьержки, никого. Он словно археолог, вошедший в древнюю гробницу или затопленный храм. Всплеск за спиной, он резко оборачивается – две крысы деловито гребут прочь. Валентин ежится от омерзения.

Наверное, это была детская. Кроватка с балдахином плавает в воде, на ней, тесно обнявшись, сидят две куклы и плюшевый медведь – словно парижане на плоту. Несколько кубиков с буквами алфавита качаются на волнах. Самое время сложить из них SOS, пока сюда не добрались крысы. Впрочем, только в «Щелкунчике» крысам есть дело до детских игрушек.

Валентин проходит к окну. У подоконника лицом вниз плавает кукла, раскинув намокшие юбки. Офелия, Офелия, где твой Гамлет? Валентин относит куклу к трем другим игрушкам. Вот вам подруга, девочки и медведь. Видите, чуть не утонула, но мы ее спасли. Обсушите ее и дайте горячего чаю.

Валентин слышит всплеск. Опять крысы? Но нет – обернувшись, он видит мелькнувшую тень, раздается хлюпанье убегающих ног.

Мародеры? Сегодня утром говорили, Лепен обещал за такое расстреливать на месте. Валентин выходит в залитый коридор – ни крыс, ни мародеров, ни полиции. Несколько открытых дверей ведут в затопленные комнаты. Не зная зачем, он обходит их одну за другой.

Гостиная. Хозяйская спальня. Библиотека. Опрокинутые стулья, книги, упавшие с полок, картины, канапе – все они неспешно дрейфуют, словно играют в Венецию. Не знаю, как парижане, а мебель не забудет этого потопа, когда подземные воды – кровь земли – вышли наружу, чтобы напомнить людям о величии неодушевленного мира, мира воды, огня и земли, материи, из которой созданы предметы обихода, столь надежные и прочные в обычные дни, таящие в себе тайные желания, секретную жизнь, скрытую опасность.

Как люди могут жить в мире, который так непрочен? Как могут забыть, что древний хаос плещется под их ногами и в любой момент может их поглотить?

Валентин достигает последней комнаты. Это кабинет. Массивный резной стол все еще сопротивляется архимедовой силе – залитый по самые ящики, он упорно стоит на полу. Между столом и окном – всплеск. Одним прыжком Валентин вскакивает на столешницу и заглядывает в предоконный пролив.

Там съежилась маленькая девочка, вся в черном, по грудь в воде. Несколько фотографических карточек плавают перед ней, одну она держит в руках. Валентин подхватывает девочку подмышки и втаскивает на стол.

– Что ты здесь делаешь?

– Я искала Жанну, – говорит она.

– Я тоже, – Валентин невольно смеется, – а Жанна работает здесь?

– Да, – девочка серьезно кивает, – она няня у Лертонов.

– Ну, ты же видишь, здесь никого нет.

Валентин усаживает девочку напротив себя. Ох, она вся промокла, что же с ней делать?

– А где твоя мама?

– Наверху, – девочка вскидывает голову, – в квартире наверху, на первом этаже. Меня зовут Мадлен, я дружу с Жанной.

– Да-да, – кивает Валентин, – ты не поверишь, но Жанна мне о тебе говорила.

– А что она говорила?

– Что ты хорошая девочка и она с тобой дружит.

Валентин спрыгивает со стола:

– Ну-ка, цепляйся за меня, отнесу тебя к маме.

Девочка все еще сжимает в руках фотокарточку, Валентин мягко вынимает картонку из дрожащих тоненьких пальцев.

– Это твое? Не бойся, мы тоже с собой возьмем… – начинает он и тут, опустив глаза, узнает картинку. Сначала в глаза бросаются нелепые полосатые чулки, потом – знакомое кресло, и только затем он осознает всю непристойность этого снимка в руках у маленькой девочки. – Где ты это взяла?

– Тут, – Мадлен кивает, – их тут много плавает. Они очень… странные.

– Это гадость, – говорит Валентин, пряча карточку в карман, подальше от любопытного детского взгляда, – не надо такое смотреть.

Схватив Мадлен, он идет к выходу, но в коридоре девочка выворачивается и спрыгивает в воду. Смеясь, бежит прочь, по грудь в ледяной воде. Валентин спешит за ней, но поскользнувшись, падает у входа в гостиную. Выругавшись по-русски, вскакивает – девочки уже нет.