Чинуа Ачебе - И пришло разрушение… Страница 15

Когда все эгвугву уселись и затих звон многочисленных бубенчиков и трещоток, которыми они были увешаны, Нечистый лес обратился к людям, стоявшим группами перед эгвугву.

— Тело Узовулу, приветствую тебя, — сказал он.

Духи, обращаясь к человеку, всегда называют его "тело". Узовулу в знак повиновения низко склонился и правой рукой коснулся земли.

— Отец наш, моя рука коснулась земли, — сказал он.

— Тело Узовулу, ты знаешь меня? — спросил дух.

— Откуда мне знать тебя, отец? Ведь ты за пределами нашего знания.

Нечистый лес повернулся затем к другой группе и обратился к старшему из трех братьев.

— Тело Одукве, я приветствую тебя, — сказал он, и Одукве, склонившись, коснулся земли. И потом началось разбирательство дел.

Узовулу выступил вперед и изложил свое дело.

— Женщина, которая вон там стоит, — это моя жена Мгбафо. Я женился на ней, заплатив выкуп своими собственными деньгами и своим собственным ямсом! Я ничего не должен ее родственникам. Я не должен им ямса. Я не должен им кокоямса. Но однажды утром трое из них пришли ко мне в дом, избили меня и забрали с собой мою жену и детей. Это случилось в период дождей. Я тщетно ждал, что жена вернется. Наконец я пошел к ее родственникам и сказал им: «Вы забрали у меня свою сестру. Я ее не отсылал. Вы сами забрали ее. По закону нашего клана, вы должны вернуть мне свадебный выкуп». Но братья моей жены не захотели разговаривать со мной. И вот я обращаюсь к вам, отцы клана, — разрешите наш спор. Это все! Приветствую вас.

— Ты правильно говоришь, — сказал предводитель эгвугву, — Теперь послушаем Одукве. Может, и его слова будут правильные.

Одукве был невысок и коренаст. Он выступил вперед, приветствовал духов и начал рассказ.

— Мой зять сказал, что мы пришли в его дом, избили его и забрали с собой нашу сестру и ее детей. Все это правда. Он сказал, что приходил взять обратно свадебный выкуп, а мы ему отказали. Это тоже правда. Мой зять Узовулу зверь. Моя сестра жила с ним десять лет. Все эти годы не было дня, чтобы он ее не избивал. И не счесть, сколько раз мы пытались их помирить. А виноват всегда был Узовулу…

— Это ложь! — закричал Узовулу.

— Два года тому назад, — продолжал Одукве, — когда она была беременна, он избил ее, и она выкинула.

— Это ложь. Она выкинула после того, как переспала со своим любовником.

— Тело Узовулу, приветствую тебя, — сказал Нечистый лес, знаком приказывая ему замолчать. — Какой же любовник спит с беременной женщиной?

Толпа одобрительно зашумела. Одукве продолжал:

— В прошлом году, когда моя сестра оправлялась от болезни, он однажды так ее избил, что, если бы не вмешались соседи, он бы убил ее. Мы обо всем этом узнали и поступили так, как ты уже слышал. По закону Умуофии, если женщина сбегает от мужа, то ее свадебный выкуп возвращается. Но эта женщина сбежала, чтобы спасти свою жизнь. Ее двое детей принадлежат Узовулу. Мы с этим не спорим, но они слишком малы, чтобы расстаться с матерью. Если же Узовулу излечится от своего сумасшествия и придет по-хорошему попросить жену, чтобы она к нему вернулась, она вернется, но лишь с тем условием, что, если он еще раз ее побьет, мы отрубим ему…

В толпе раздался взрыв смеха. Нечистый лес встал со скамьи, и сразу же водворился порядок. Из головы у него продолжали подниматься клубы дыма. Он снова сел и вызвал двух свидетелей. Они оба были соседями Узовулу и подтвердили, что он избивал жену. Тогда Нечистый лес поднялся, вытащил свой жезл и снова с силой вонзил его в землю. Потом пробежал несколько шагов по направлению к женщинам; они бросились врассыпную, но тут же вернулись назад. Затем девять эгвугву ушли в свою хижину совещаться. Долгое время их не было слышно. Но вот снова раздались удары гонга, и зазвучала флейта. Эгвугву поднялись из своей подземной обители. Они приветствовали друг друга и потом вышли на ило.

— Слушай, Умуофия! — проревел Нечистый лес, обращаясь к старейшинам и знатным людям клана.

— Яаа! — ответила толпа оглушительным ревом. Затем с неба спустилась тишина и поглотила весь этот шум.

Нечистый лес начал говорить и за все время, пока он говорил, никто не проронил ни слова. Восемь остальных эгвугву были неподвижны, как статуи.

— Мы выслушали обе стороны, — сказал Нечистый лес. — Наш долг не в том, чтобы порицать одного человека или хвалить другого, а в том, чтобы разрешить их спор.

Он повернулся к группе, в которой стоял Узовулу, и, помолчав немного, сказал:

— Тело Узовулу, приветствую тебя.

— Отец наш, моя рука коснулась земли, — ответил Узовулу, прикоснувшись к земле.

— Тело Узовулу, ты знаешь меня?

— Откуда мне знать тебя, отец? Ведь ты за пределами нашего знания, — ответил Узовулу.

— Я — Нечистый лес. Я убиваю человека в самый радостный день его жизни.

— Это правда, — ответил Узовулу.

— Пойди к родственникам своей жены с кувшином вина и проси жену вернуться. Не тот смел, кто дерется с женщиной.

Затем он повернулся к Одукве и, помолчав немного сказал:

— Тело Одукве, я приветствую тебя.

— Моя рука касается земли, — ответил Одукве.

— Ты знаешь меня?

— Никто из людей но может знать тебя, — ответил Одукве.

— Я — Нечистый лес, я — Сухой-Кусок-Набиваю-Рот, — я — Огонь-Горю-Без-Хвороста. Если ваш зять принесет вам вино, отпустите с ним свою сестру. Я приветствую тебя.

Он выдернул свой жезл из твердой земли и опять вонзил его в землю.

— Слушай, Умуофия! — прогремел он, и толпа ему ответила.

— Не понимаю, почему эгвугву должны разбирать такие пустяки, — сказал один старейшина другому.

— Ты что, не знаешь, каков этот Узовулу? Он бы никого другого не стал слушать, — ответил тот.

Пока они говорили, перед эгвугву предстали новые тяжущиеся, и началось слушание важного земельного дела.

Глава одиннадцатая

Ночь стояла темная, хоть глаз выколи. Луна каждую ночь всходила все позднее и позднее, и теперь ее можно было видеть только на рассвете. Когда луна не показывается вечером, а всходит с первыми петухами, ночи бывают черные, как уголь.

Эзинма и ее мать, поужинав фуфу из ямса и отваром из горьких листьев, сидели на циновке. Масляный светильник бросал слабый желтоватый свет. Ночь выдалась такая темная, что без огня легко можно было пронести кусок мимо рта. Во всех четырех хижинах усадьбы Оконкво горело по светильнику, и со стороны каждая хижина казалась ласковым золотистым глазом, светящимся в непроницаемом мраке.

Весь мир погрузился в тишину, нарушаемую лишь стрекотанием насекомых, которое было частью этой ночи, да еще стуком песта в деревянной ступе — это Нвайеке растирала фуфу. Нвайеке жила через четыре двора от Оконкво и славилась тем, что ужин готовила всегда очень поздно. Всем соседкам был знаком стук ее песта. Он тоже был неотъемлемой принадлежностью ночи.

Оконкво поел кушаний, приготовленных его женами, и сидел, прислонившись спиною к стене. Он пошарил в мешке и достал табакерку. Затем опрокинул ее на левую ладонь, но оттуда ничего не высыпалось. Тогда он постучал табакеркой по колену, чтобы встряхнуть табак. С табаком, купленным у Океке, вечно что-нибудь да не так. Он очень быстро отсыревает, и в нем слишком много селитры. Оконкво давно перестал покупать у него. Вот Идиго — тот действительно умеет резать табак. Беда вся в том, что он недавно заболел.

Из хижин жен к Оконкво доносились тихие голоса, иногда прерываемые пением, — это женщины и дети рассказывали сказки. Эквефи и ее дочь Эзинма сидели на полу на циновке. Сейчас была очередь Эквефи рассказывать сказку.

— Однажды, — начала она, — все птицы были приглашены на небесный пир. Они были очень этому рады и сразу же принялись готовиться к торжественному дню. Они выкрасили себе перья соком красного дерева и навели поверх красивые черные узоры. Все эти приготовления увидел Черепаха-муж и быстро выведал, в чем дело. Что бы ни происходило в мире животных, он всегда обо всем пронюхивал, потому что был невероятно хитер. При одной только мысли о предстоящем небесном празднике у него потекли слюнки. В то время был голод, и Черепаха вот уже целых два месяца ни разу не поел досыта. Его тело гремело в пустом панцире, как сухая щепка. И стал думать Черепаха, как бы ему тоже попасть на небо.

— Но ведь у него не было крыльев, — сказала Эзинма.

— Не торопись, — ответила ее мать, — об этом и сказка, У Черепахи не было крыльев, но он пошел к птицам и попросил, чтобы они взяли его с собой. «Мы слишком хорошо тебя знаем, — выслушав его, ответили птицы. — Ты лукав и неблагодарен. Если мы возьмем тебя с собой, ты сразу же начнешь свои зловредные проделки». — «Вот и нет — вовсе вы меня не знаете, — отвечал Черепаха, — я совсем переменился. Я теперь понял, что тот, кто доставляет неприятности другим, доставляет их и самому себе».