Фрэнк Норрис - Спрут Страница 15

Когда Хэррен свернул в аллею, ведущую к дому Энникстера, Магнус сказал:

- Смотри, Хэррен, это не Энникстер ли на веранде?

Хэррен кивнул в ответ и сказал:

- Между прочим, отец, советую тебе особенно перед Энникстером не распинаться. Он с удовольствием приедет - в этом можно не сомневаться,- но если ты станешь слишком настойчиво его приглашать, он, по своему проклятому упрямству, начнет отказываться.

- Звучит резонно,- заметил Магнус, когда Хэррен подъехал к крыльцу.- Он странный, своенравный малый, но в благородстве ему не откажешь.

Энникстер лежал на веранде в гамаке, точно в таком же положении, в каком накануне его застал Пресли: он читал «Дэвида Копперфилда» и поглощал чернослив. Увидев Магнуса, он тотчас встал, правда, усердно давая понять, что делает это через силу. И долго и подробно жаловался на свой желудок. И тут же спросил, не хотят ли Магнус и Хэррен выпить с дороги? Где-то у него есть виски.

Магнус, однако, отклонил предложение. Он выложил цель своего визита и пригласил Энникстера на обед к семи вечера. Будут Остерман и Бродерсон.

Энникстер сразу же повел себя так, словно ему на хвост наступили, чем привел в удивление даже Хэррена: опасаясь, по-видимому, как бы о нем чего не подумали, если он слишком уж охотно примет приглашение, он тут же начал придумывать отговорки. Вряд ли он сможет приехать - дела не пускают: непременно нужно кое-что сделать. Потом он, можно сказать, обещал встретиться сегодня вечером с одним человеком в Боннвиле; к тому же завтра он собирался в Сан-Франциско, и ему надо выспаться,- придется пораньше лечь спать; и, кроме всего прочего, он человек больной, мается животом, а когда много двигается, начинаются колики. Нет уж, пусть обойдутся без него.

Магнус, понимая, что возражений у Энникстера хватит до самого вечера, не стал настаивать. Он сел в коляску, и Хэррен подобрал вожжи.

- Дело хозяйское,- сказал он.- Сможете, так приезжайте. Мы обедаем в семь.

- Я слыхал, вы решили не сдавать в этом году свои земли в аренду? - сказал Энникстер несколько вызывающе.

- Подумываем,- ответил Магнус.

Энникстер презрительно фыркнул.

- Пресли передал вам мое мнение на этот счет? - спросил он.

Нетактичный, грубоватый и привыкший называть вещи собственными именами, Энникстер способен был и Магнуса назвать в лицо дураком. Но не успел он договорить, как в воротах показался Берман в своей одноколке и, не спеша подъехав к крыльцу, остановил лошадь рядом с коляской Магнуса.

- С добрым утром, господа,- сказал он, поклонившись обоим Деррикам, будто видел их сегодня впервые.- Приветствую вас, мистер Энникстер!

- А вам какого черта понадобилось?- спросил Энникстер, глядя на него в упор.

Берман исподтишка икнул и погладил мясистой рукой себя по животу.

- Да так, мистер Энникстер,- ответил он, игнорируя воинственный тон молодого фермера.-Хотел только напомнить вам, мистер Энникстер, что вам следует следить за состоянием своей изгороди. Прошлой ночью на путях оказалось много овец, по эту сторону Эстакады, и я подозреваю, что они серьезно повредили в этом месте балласт. Мы - железная дорога - не можем огораживать железнодорожное полотно. Фермерам вменяется в обязанность содержать изгороди в порядке. К своему глубокому сожалению, должен заявить протест…

Энникстер снова лег в гамак и, растянувшись во всю длину, спокойно сказал:

- Убирайтесь к черту!

- Это в равной степени и в ваших интересах и в наших, чтобы безопасность населения…

- Я сказал - убирайтесь к черту!

- Может, это говорит об упорстве, мистер Энникстер, но…

Внезапно Энникстер вскочил, выставив вперед подбородок и стиснув зубы, подлетел к краю веранды, багровый до корней своих жестких рыжих волос.

- Вы!..- крикнул он.- Я вам скажу, кто вы! Куриная чума - вот вы кто!

Ему казалось, что худшего оскорбления не придумаешь. Дальше идти просто некуда.

- … говорит об упорстве, но не о здравом смысле.

- Может, я починю изгородь, а может, и не починю! - закричал Энникстер.- Я знаю, о чем вы: об этом неизвестно откуда взявшемся паровозе прошлой ночью… А вы не имеете права гонять поезда в черте города на такой скорости.

- Какой же это город? Овцы были по эту сторону Эстакады.

- А она как раз и находится в пределах Гвадалахары!

- Да что вы, мистер Энникстер? От Эстакады до Гвадалахары - добрых две мили.

Энникстер приосанился, обрадованный возможностью поспорить:

- Какие две мили! Да тут не будет и мили с четвертью. Даже мили не будет. Пусть Магнус скажет.

- Я про это ничего не знаю,- заявил Магнус, не желая вступать в спор.

- Нет, знаете! Не увиливайте, пожалуйста! Каждый дурак знает, сколько от Эстакады до Гвадалахары. Пять восьмых мили, не больше.

- От железнодорожной станции Гвадалахары до Эстакады,- невозмутимо заметил Берман,- не меньше двух миль.

- Вы все врете!- закричал Энникстер, взбешенный хладнокровием Бермана.- И я могу вам это доказать. Однажды я прошел это же расстояние по Верхней дороге, а я знаю, с какой скоростью хожу. Если я могу пройти за час четыре мили…

Магнус и Хэррен уехали, оставив Энникстера выяснять с Берманом отношения.

Когда, наконец, и Берман уехал, Энникстер снова лег в гамак, докончил чернослив и прочитал еще одну главу «Копперфилда». Затем закрыл лицо открытой книгой и уснул.

Час спустя, когда время уже близилось к полудню, он вдруг проснулся от собственного оглушительного храпa и сел, протирая глаза, жмурясь от яркого солнца. Во рту был такой гадкий вкус, оттого что он спал с разинутым ртом, что он пошел в столовую, налил себе стакан виски с содовой и выпил в три глотка, после чего сразу почувствовал себя лучше, и у него пробудился аппетит. Энникстер трижды нажал кнопку электрического звонка на стене за буфетом, давая знать на кухню, находившуюся в отдельном флигеле, что готов обедать. И тут же подумал: хорошо бы обед принеслa Хилма Три, хорошо бы она и за столом прислуживала.

При усадьбе Энникстера имелась небольшая сыроварня, где изготовлялся сыр и другие молочные проемы в количестве, не превышавшем нужд обитатели усадьбы. Вел хозяйство старик Три с женой и дочерью Хилмой. Случалось, что троим там нечего было делать, и Хилме приходилось искать себе другое занятие. Она помогала на кухне, а раза два в неделю, замещая мать, производила уборку в доме Энникстера, стелила кровать, наводила порядок в его комнате и подавала обед. Этим летом она гостила у родственников, живших в небольшом городке на Тихоокеанском побережье, но с неделю назад вернулась, и Энникстер случайно застал ее в сыроварне. Высоко закатав рукава свежевыстиранной голубой блузки, она занималась изготовлением сыра. Энникстеру запомнились ее гладкие белые руки, округлые и прохладные на вид. Он никогда не поверил бы, что у молоденькой девушки могут быть такие полные, красивые руки. К своему удивлению, укладываясь спать, он поймал себя на том, что думает о ней, а, проснувшись утром, забеспокоился - не снились ли ему прошлой ночью прекрасные белые руки Хилмы. Но тут же обозлился на себя го, что такие мысли лезут ему в голову, и разразился бранью в адрес всего женского племени. Нечего мужчине исякой дрянью мозги забивать. Имел уже он опыт в Сакраменто… И хватит! Женщины! Да кому они нужны? Уж он-то как-нибудь без них обойдется. Вздумала как-то раз, когда он зашел в сыроварню, состроить ему глазки. Не иначе как прельстить захотела. Только он видит их всех насквозь. Она у него дождется, пускай попробует. В следующий раз он так ее шуганет, что она своих не узнает. Он решил показать этой девице с сыроварни ее настоящее место, чтоб она убедилась в его безразличии и в полном отсутствии интереса к ней как к женщине. Однако, когда на следующее утро Хилма принесла ему завтрак, он лишился дара речи, лишь только она переступила порог его комнаты, и сидел, окаменев от смущения и уставив глаза в тарелку.

Убежденный женоненавистник Энникстер относился к Хилме с презрением, как к существу, стоящему на социальной лестнице ниже его. И все же непрестанно думал о ней. Особенно он злился на себя за то, что в ее присутствии никак не мог совладать со своей врожденной застенчивостью. Сначала он ругал себя болваном за то, что не может ее спокойно игнорировать, потом круглым дураком за то, что не умеет воспользоваться своим положением. О любви, конечно, не может быть и речи, хотя девица она смазливая. Но вот интрижку с ней завести…

Размышляя обо всем этом, рассеянно уставившись на кнопку электрического звонка, снова и снова перебирая все это в уме, он вспомнил, что сегодня как раз должны бить масло - следовательно, миссис Три будет занята в сыроварне. А значит, вместо нее придет Хилма. Повернувшись к буфету, он стал с неприязнью рассматривать себя в зеркало. Потер против шерсти небритый подбородок и пробормотал, обращаясь к своему отражению: