Тарьей Весос - Ледяной замок Страница 15

А я буду стоять здесь. Я это обещала.

Продолжался обычный школьный день.

Мысли Сисс были заняты другим. Стоять в стороне от всех было как-то странно и непривычно, зато она могла отдохнуть после того, что произошло перед уроками.

Дни замелькали все быстрее. Наступило рождество. Но для Сисс оно проходило не так, как всегда: она сидела дома и никого к себе не приглашала. Ее оставили в покое, постепенно всем стало ясно, до какого предела натянуты ее нервы.

На дворе росли сугробы.

Сугробы росли, а Унн не появлялась.

Возможно, где-то еще продолжались поиски, но здесь, среди глубоких снегов, они прекратились. И люди думали о случившемся тоже не каждый день. Снег сыпал, погребая под собой все, в том числе память о человеке.

Одинокая тетя Унн в рождественские дни не выходила из дому, но к ней народ заходил. Сисс не решилась.

Она со страхом ждала сообщения о том, что тетя продала дом и уезжает. Если это произойдет, значит, не осталось никакой надежды.

Пока тетя еще не уехала.

Сисс хотелось подойти к матери и спросить: «Ты тоже больше не думаешь об Унн?»

Люди, похоже, забыли о пропавшей девочке, никто о ней больше не упоминал. Сисс не задавала матери своего вопроса, ей казалось, будто она одна несет тяжелый, непосильный груз. Она часто вспоминала ночь у ледяного замка. Весною, когда осядет снег, она отправится туда на лыжах.

И все же она подошла к матери и, не обращаясь к ней прямо, пожаловалась:

— Об Унн больше не думают.

— Кто?

— Никто не думает! — сказала Сисс. Она не собиралась говорить это, но было темно, и слова вырвались сами. Мать спокойно ответила:

— Как ты можешь судить об этом, детка.

Сисс промолчала.

— К тому же никто не знал Унн. А это, что там ни говори, меняет дело. У людей столько забот. — Она посмотрела на Сисс и прибавила: — Это ты одна можешь думать только об Унн.

Словно Сисс получила некий драгоценный дар.

Сейчас ночь — что же это?

Это — дар.

Я этого не понимаю.

Сейчас ночь, и я получила драгоценный дар. Получила, но не знаю что. Ничего не понимаю. Этот дар смотрит на меня, где бы я ни была.

Дар, который ждет.

Снегопад кончился, ясное небо. Громадные сугробы скрыли все следы, все тайники. Огромные звезды висят над снегом, и мой дар стоит на дворе и ждет меня, а может быть, он войдет в дом и сядет рядом со мной.

Я чувствую, что получила его, но…

Ветер стих. Если он снова поднимется, снег взметнется, закипит. Завоют, застонут холмы — но мой дар здесь в доме, он мой, он ждет меня.

В доме тихо. Тихо внизу, тихо на чердаке, где у темного окна, как мне кажется, стоит мой дар и смотрит вдаль, ожидая, что я пойму его.

Он повсюду, где бы я ни находилась. Я чувствую, что он велик, этот дар. Что мне делать с ним!

Никого нет по сторонам дороги, зря я боялась, чепуха это. Вот подует теплый ветер, начнется оттепель, и Унн вернется.

Она вернется, хотя бы для этого потребовалась тысяча оттепелей. Я это знаю и не буду думать ни о чем другом, я получила великий дар.

Дикая птица со стальными когтями темной молнией пронеслась между двумя вершинами. Не садясь, она взмыла ввысь и помчалась дальше, без отдыха, без цели, все время в полете.

Внизу расстилалась по-зимнему пустынная местность. Всевидящие глаза птицы разрезали ее на полоски, из них словно вылетали невидимые осколки стекла и молнии, рассекающие морозный воздух.

Здесь, в вышине, птица господствовала безраздельно, и поэтому тут больше никого не было. Растопыренные стальные когти были холодны как лед и со свистом рассекали воздух.

Птица нарезала пустынное плоскогорье на узкие полоски и спирали. Она была смертью. Если в кустах или под деревом все же находилось живое существо, из глаз птицы вылетала молния и косо неслась вниз. И становилось меньше еще одной жизнью.

Птица не видела равных себе.

Полет над заснеженными равнинами был для нее будничным делом. Она всегда была в. полете и не ведала усталости.

Она жила вечно.

Неистовый буран пронесся над плоскогорьем. Снег сдуло с открытых мест, он не держался, ведь еще ни разу не было настоящей оттепели. Намело огромные сугробы. Потом установилась ясная, солнечная морозная погода. Острый как нож взгляд птицы глядел сверху на то, как преображалась местность.

Птица находилась над ледяным замком. Сегодня с замка сдуло снег и он предстал в своем истинном виде. Птица увидела перемену и ринулась вниз, молнией вспоров воздух. У земли она резко вышла из пике, описала дугу, гася скорость, вернулась назад и пролетела рядом с ледяной стеной. Потом поднялась на головокружительную высоту и превратилась в маленькую черную точку в небе.

Но вскоре она уже снова неслась вниз. Вновь прочертила воздух перед ледяным замком, все с той же невероятной точностью. Это была вольная птица, и ничто не препятствовало ей делать то, что она желает. Она ничего не боялась и иногда — когда ей того хотелось — поддавалась искушению.

Она не могла покинуть эти места. Не могла ни наброситься на кого-нибудь, ни сесть передохнуть — она лишь проносилась мимо ледяной стены, подобно темному порыву ветра. В следующий миг она уже мчалась далеко к горизонту или спиралью взмывала ввepx. Но вскоре вновь проносилась мимо ледяной стены, у прежнего места. Она уже не была вольной птицей со стальными когтями, разрезающей ветер, она была прикована к этому месту.

Она стала здесь пленником собственной свободы. Не могла остановиться. Ее сбивало с толку то, что она видела.

Когда-нибудь она до смерти поранится о нарезанные ею же полосы— твердые, как стекло, и невидимые. Они рассекали воздух. Когда-нибудь они рассекут и ее.

Занятия в школе и зима шли своим чередом. В перемены Сисс стояла у стены. Все привыкли к этому. Потянулись похожие друг на друга недели. Поиски Унн прекратились.

Сисс стояла у стены, верная своему обету. Верховодить стала другая девочка.

Однажды зимним утром в класс пришла новенькая. Она была того же возраста, что и они, их ровесница. Родители ее совсем недавно переселились сюда.

Воцарилось напряженное ожидание. Сисс почувствовала — и это порадовало ее, — что школьники не забыли недавнюю историю. Пустая парта Унн сразу оказалась в центре всеобщего внимания. Новенькая, ничего не подозревая, обводила взглядом класс. Все пошли к своим партам.

Девочка увидела свободное место в середине класса и сделала несколько шагов к нему. Снова остановилась и спросила, ни к кому не обращаясь:

— Здесь свободно?

Все посмотрели на Сисс. На Сисс, которая так изменилась за последнее время. На Сисс, которую им так хочется обрести вновь. Сейчас они смогут показать ей, какое участие они принимают в ней. Сисс ощутила, как их чувства волной катятся к ней, как от нее идет волна к ним. Ее щеки порозовели. Нежданная мимолётная радость.

— Нет, — ответила она.

Девочка удивилась.

— Это место занято навсегда, — сказала Сисс, и все в классе выпрямились за своими партами, объединенные общим чувством, о существовании которого они не подозревали: внезапным желанием как бы защитить место Унн. Они с неодобрением посмотрели на ни в чем не повинную новенькую, словно она совершила бестактность.

Других свободных мест в классе не было, и девочка осталась стоять до прихода учителя. Все напряженно ожидали, что будет дальше.

— Ну, так вот есть место, — сказал учитель, поздоровавшись с классом. Но прежде чем произнести эти само собой разумеющиеся слова, он обвел взглядом учеников. — Займи эту парту. Она теперь свободна.

Девочка взглянула на Сисс. Та встала.

— Она не свободна, — запинаясь, сказала она.

Учитель посмотрел ей в глаза и сказал:

— Сисс, зачем этой парте пустовать? По-моему, так будет лучше.

— Нет!

Учитель растерялся. Он оглядел учеников и по их лицам понял: они на стороне Сисс.

В коридоре стоят лишние парты, — продолжала Сисс. Она все еще стояла.

— Знаю. Это — место девочки, которая пропала в декабре, — пояснил он новенькой. — Ты наверняка читала о ней в газетах.

— Много раз.

— Если это место займут, она никогда уже больше не вернется! — крикнула Сисс, и ее нелепые слова прозвучали в этот момент не так уж несуразно. Класс вздрогнул. Учитель сказал:

— Ну, это уж ты слишком, Сисс. Не надо так говорить.

— Ведь можно же не занимать это место?

— Слушай, Сисс, мне нравится, что ты такая, но надо все же знать меру. Почему бы пока что не посидеть кому-нибудь на этом месте? Это же вполне естественно. Разве от этого будет хуже?

— Конечно, будет, — ответила Сисс. Сейчас, в этой нервной атмосфере, она не могла думать о далеком будущем. Она с испугом посмотрела на учителя: неужели и он этого не понимает?