Чак Паланик - Незримые твари Страница 15

Поцелуй, и открытка отправляется в сторону озера Вашингтон.

От Сэта:

"Когда будущее из обещания превращается в угрозу?"

Поцелуй, и ветер уносит ее в сторону Бэлларда.

"Только когда пожрем мы эту планету, даст нам Господь следующую. Нас запомнят более за разрушенное, чем за созданное".

Шоссе N5 извивается вдали. С высоты Космической Иглы южные его полосы очерчены красными фарами, а северные - белыми. Беру открытку и пишу:

"Я люблю Сэта Томаса так сильно, что вынуждена его уничтожить. Я с лихвой оплачу убытки, служа первой королеве. Сэт никогда не полюбит меня. Никто больше никогда меня не полюбит".

Брэнди ждет, чтобы взять открытку и громко зачитать ее вслух. Брэнди ждет, чтобы прочитать миру мои худшие страхи, но я не даю ей открытку. Я целую ее сама, губами, которых у меня нет, и позволяю ветру забрать ее из моих пальцев. Открытка летит вверх, вверх, вверх к звездам, а потом падает, приземляясь в сети.

Пока я смотрю на свое будущее, лежащее в сетке для самоубийц, Брэнди зачитывает очередную открытку Сэта:

"Все мы - самоудобрение".

Я пишу на другой открытке из будущего, и Брэнди читает ее:

"Когда не знаем, кого ненавидеть - мы ненавидим сами себя".

Сэт пишет, и Брэнди читает:

"Вам придется вечно продолжать самопереработку".

Я пишу, и Брэнди читает:

"Во мне нет ничего исконного. Я - комбинированное достижение всех, кого когда-либо знала".

Я пишу, и Брэнди читает:

"Тот, кого ты любишь, и тот, кто любит тебя - никогда не окажутся одним человеком".

Переключимся на нас, быстро спускающихся в нашем возвращении "Ти-Дабл-Ю-Эй" домой с луны, на Брэнди, меня и Сэта, танцующих фраг в невесомой дискотеке бронзово-стеклянной коробки лифта. Брэнди сжимает руку в большой унизанный кольцами кулак, и говорит пестрому дроиду из обслуживания, который пытается нам помешать, чтобы он остыл, если не хочет умереть на выходе.

По возвращении на землю двадцать первого века, взятый напрокат "Линкольн" с его синим гробовым интерьером ждет нас, чтобы забрать в хороший отель. На ветровом стекле квитанция, но когда Брэнди налетает в ярости, чтобы ее сорвать, квитанция оказывается открыткой из будущего.

Может, там мои худшие страхи.

Которые Брэнди зачитает Сэту: "Я люблю Сэта так сильно, что вынуждена его уничтожить..."

Даже если возмещу убытки, никому я больше не нужна. Ни Сэту. Ни предкам. Как целовать того, у кого нет губ. О, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня. Я стану всем, чем ты пожелаешь.

Брэнди Элекзендер; ее большая рука поднимает открытку. Первая королева читает ее про себя, в тишине, и кладет в сумочку. Принцесса Принцесса говорит:

- Такими темпами нам никогда не добраться в будущее.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Перенесемся назад, в тот день, когда Брэнди швыряет пригоршню мерцающего ничто в воздух над моей головой, и кабинет логопеда вокруг меня вспыхивает золотом.

Брэнди говорит:

- Это хлопковая вуаль.

Она бросает еще горсть тумана, и мир мутнеет золотым и зеленым.

- Шелковый жоржет, - сообщает Брэнди.

Бросает пригоршню искорок, и окружающий мир: Брэнди, сидящая передо мной с плетеной корзинкой на руках. Мы обе, закрытые в одиночестве в кабинете логопеда. Плакат с котенком на стене из шлакоблоков. Все это становится мягким и сверкающим, как в свете звезд, каждый острый угол стерт или размыт зеленым и золотым, и свет флуоресцентных ламп пробирается внутрь маленькими вспышками.

- Вуали, - говорит Брэнди, пока каждый из цветов пристраивается на мне. - Тебе нужно выглядеть так, словно ты хранишь тайны, - рассказывает она. - Если хочешь задать жару окружающим, мисс Сент-Пэйшнс, ты не должна давать людям видеть твое лицо.

- Можешь пойти хоть на край света, - продолжает и продолжает Брэнди.

Только нельзя давать людям узнать, кто ты есть.

- Можешь жить абсолютно нормальной, привычной жизнью, - говорит она.

Только нельзя никому давать приблизиться настолько, чтобы он мог понять правду.

- Одним словом, - говорит она. - Вуали.

Брэнди Элекзендер, руководящая принцесса во всей красе, никогда не спрашивала мое настоящее имя. Данное мне при рождении. Мисс Босс-В-Юбке постоянно дает мне новое имя, новое прошлое. Она изобретает для меня новое будущее без любых связей, кроме нее, - культ личности, полностью созданный ею.

- Тебя зовут Дэйзи Сент-Пэйшнс, - рассказывает она мне. - Ты - пропавшая наследница Дома Сент-Пэйшнс, зала мод самого высшего кутюра, и в этом сезоне мы занимаемся шляпками, - говорит она. - Шляпками с вуалью.

Спрашиваю у нее:

- Йсфссйф сйасб скси?

- Ты происходишь от кровей бежавшей французской аристократии, - отвечает Брэнди.

- Гвдсн айкса гклгфнв?

- Ты выросла в Париже и ходила в школу, организованную монахинями, - отвечает Брэнди.

Стилистка во всей красе, с головой погруженная в работу, Брэнди Элекзендер на этот раз вытаскивает из сумочки тюль, розовый тюль, окантованный кружевной сеточкой, и пристраивает его мне на голову.

Она говорит:

- Тебе не нужно краситься. Даже умываться не нужно. Хорошая вуаль - это как зеркальные очки от солнца, только на всю голову.

Хорошая вуаль - это как "сидеть в домике", рассказывает мне Брэнди. В уединении. Наедине с собой. Она набрасывает на меня легкий желтый шифон. Драпирует меня красным узорчатым нейлоном. При том, каков наш мир, где все плечом к плечу, где люди узнают о тебе все с первого взгляда, хорошая вуаль - твое тонированное окно лимузина. Телефонный номер твоей физиономии, которого нет в справочнике. За хорошей вуалью можно оказаться кем угодно. Кинозвездой. Или святой женщиной. Хорошая вуаль говорит:

"Нас не представили должным образом".

Ты - приз за дверцей номер три.

Ты девушка либо тигр, как в телешоу.

В нашем мире, где никто больше не может сохранить ни одну тайну, хорошая вуаль говорит:

"Спасибо, что НЕ делитесь".

- Не переживай, - говорит Брэнди. - Пустые графы в твоей анкете другие заполнят сами.

"Так же, как они проделывают это с Богом", - замечает она.

О чем я никогда не рассказывала Брэнди - я выросла около фермы. Это была ферма, где разводили свиней. Дэйзи Сент-Пэйшнс приходила каждый прекрасный день из школы и должна была с братом кормить свиней.

Дайте мне тоску по дому.

Вспышка!

Дайте мне ностальгическое влечение к детству.

Вспышка!

Что противоположно слову "знаменитость"?

Брэнди никогда не спрашивала меня о предках, живы они или мертвы, и почему не приходили сюда поскрежетать зубами.

- Твои отец и мать. Рэйньер и Хонорэриа Сент-Пэйшнс, были убиты террористами сферы мод, - рассказывает она.

До Б. э., до Брэнди-эры, мой отец каждый день возил свиней на рынок. Его секрет заключался в том, что все лето он разъезжал в низкобортном грузовике по Айдахо и другим штатам из левого верхнего угла карты, останавливаясь у булочных, у каждого окошка "суточной давности", продающего просроченные закуски: фруктовые пирожные и кексы с кремом, буханочки бисквитов, заправленные искусственным взбитым кремом, и глыбы пирожных "дьявольская пища", покрытых зефиром и тертым кокосом, крашеным в розовый. Старые именинные пироги, которые не продались. Лежалые торты, гласящие "Поздравляем". "Счастливого Дня матери". "Будь моей возлюбленной". Мой отец до сих пор привозит домой все это, сваленное в однородную липкую кучу или заваренное в целлофан. Самое трудное - распечатывать тысячи таких просроченных закусок и бросать их свиньям.

Мой отец, о котором не хотела услышать Брэнди; его секрет был в том, чтобы кормить свиней этими тортами, пирогами и пирожными последние две недели перед рынком. В таком корме мало питательных веществ, и свиньи жрут их, пока на пятьсот миль вокруг не останется ни одного просроченного тортика.

От этого корма им особого толку нет, поэтому каждая новая партия, каждая трехсотфунтовая свинья отправляется на рынок с лишними девяноста фунтами веса в прямой кишке. На аукционе отец снимает прибыль, и кто знает через какое время, но каждая свинья сладко прогадится, когда попадет внутрь какой-нибудь бойни, где кончается ее путь.

Говорю:

- Кввне вивнув фв сойяоа.

- Нет, - отвечает Брэнди, выставив футовый указательный палец - на него нанизано целых шесть колец-коктейль - и прижимает унизанный кольцами хот-дог снизу вверх поперек моего рта в тот же миг, не давая мне хоть что-то выговорить.

- Ни слова, - продолжает Брэнди. - Ты по-прежнему слишком повязана с прошлым. Сколько ни говори - все бесполезно.

Брэнди извлекает из плетеной корзинки ленту белого с золотом, как в волшебном фокусе, слой легкого шелка с золотым, оформленным в греческом ключе тиснением, которым она оборачивает мне голову.