Сергей Сакин (Спайкер) - Умри, старушка! Страница 15

— А, забей! — произносит **** в унисон моему внутреннему портативному собеседнику, так что я вздрагиваю от неожиданности совпадения.

— ??

— Не троцки своим стосам, Спайк! Я же палю, что ты паришься из-за чего-то. Так вот, забей! За удачу, стосы! — и все согласно подняли кружки.

…покоит. Мдаа. Вот такие, други мои, дела. Раз уж парень, пьющий со мной в первый раз, это заметил, то самому себе врать — никчемно и глупо. Проклятая чикса из метро не дает мне покоя. Какого ей от меня надо, спрашивается?! Но спросить это можно только при личной встрече. Ну и че дальше? Дурачась, я мрачно засопел и уткнулся в кружку, на пене еще не успел растаять ирландский трилистник. Парни дружно засмеялись, довольные своей проницательностью и моей (наверно, потешной) угрюмкой. Я поднял ша и тоже усмехнулся. Но настроение уже изгадк-лось. Вскоре я расплатился и вышел на улицу.

ГЛАВА 17-а

Накрапывало, Ну хоть небо меня сегодня \ порадовало. Люблю дождь. Я представил, засну сегодня под шелест мокрой листвы за открытыми окнами, и улыбнулся. Перечитал последнюю страницу и заметил, что по жизни г стал улыбаться (а не ржать), только когда г один. Ну, почти.

Последние поезда, редкие пьяные пассажиры. Отключенные эскалаторы, скучающие менты. Правильно я сделал, что сбросил в укромной нычке кастет. Если бы он у меня был с собой — обязательно бы тормознули. Законы подлости людской и божеской изучены давно, Но помимо подлости есть еще и Фортуна, которая, как ни верти, сегодня со мной. Я опять улыбнулся. Впереди по гулкому переходу шла вьюкая длинноногая девушка с волосами цвета спелой ржи. Б обтягивающих джинсах на бедрах. И я прибавил шагу.

Верите, нет, но я совсем не удивился, Она — тоже. Я же говорю, Фортуна:).

Вместе мы поднялись на улицу и поймали машину. Нас отвезли к ее дому, и на сердце) меня зашевелилась зловредная жаба — а не ждет ли ее дома богатый преуспевающий стос. Радостность подозрений усиливалась местом жительства. Самый центр, сталинский дом… Не чета моей хрущобе.

Оказалось, она тормознула водилу чуть раньше и пригласила меня пройтись пешком. Сотня-другая метров до ее подъезда. И ее глаза в темноте горели ничуть не тусклее. Если бы не влага в воздухе, от этого света у меня пересохли бы губы.

— Спасибо что проводил.

— Спасибо, что разрешила. Хотя, ты же знаешь…

— Что?

— Мы бы все равно встретились бы.

— Да, знаю. Я это еще поняла, когда ты хотел заскочить обратно в вагон.

— А? а, ну да…

— Ты так дернулся, я даже пожалела тебя.

— Меняаа?

— Ну, что двери закрылись.

Ага, заскочить обратно в вагон:). Я рассмеялся. Нам надо было перейти дорогу, и я взял ее V! руку, сжал ее изящные пальцы. Я мог бы сделать из них кашу — надо только чуть-чуть сжать. Она не выдернула руку. — Ты играешь на пианино?

Интересно, чем она была расстроена? У нее было лицо недавно поссорившегося человека. Хорошо бы, это был ее ебарь.

ГЛАВА 17-6

Накрапывало. Ну хоть небо меня сегодня порадовало. Я представил, как я засну сегодня под шелест мокрой листвы за открытыми окнами, и улыбнулся. Перечитал последнюю страницу и заметил, что по жизни я стал улыбаться (а не ржать), только когда я один. Ну, почти.

Эта морось — такой кайф. Я прикинул время, плюнул на метро и решил пройтись пешком. Буду идти пешком, пока не надоест, пока не пройду весь центр. Потом начнутся индустриальные кварталы вперемешку с родным убо жеством пятиэтажек, там можно уже и ловить машину. Я глубоко вдохнул запах мокрого асфальта с запахом листвы, запах свежести, кото \ рый в Городе бывает только летними дождями. И пошагал, не спеша, на норд-вест.

На асфальт были часто разбросаны зеркала луж, и в них отражались витрины и вывески. Я | не был в Париже, но почему-то уверен, что ночные дожди в Париже и в Москве — похожи, Импрессионистские мазки ярких красок, на угольном фоне, из подворотен временно перестает разить мочой, и они становятся загадочными, в их темноту хочется зайти. Ночные магазины и ларьки — прибежище алкашни и прочих мразей — как маяки, их витрины бросают уют света на тротуары, в них хочется что-нибудь купить. Центр, много клубов, ночных точек — и даже, кажется, не во всех бухает быдло. Люди курсируют из клуба в клуб, и они веселые, дружелюбные, держат друг друга за руки. Пару раз меня окликали, один раз — нарядные чиксы, которые не могли найти в своих блестящих маленьких сумочках зажигалку {ладно, не буду врать — сам подошел), и я им подарил свою. Другой раз меня пригласили раскуриться, но я, улыбаясь мирным травокурам, отказался. Я Лев по зодиаку, моя стихия — огонь, поэтому, наверное, обе моих случайных встречи связаны с этой стихией. Такие глупые мысли, как эта, бывают у меня только ночами, ночами, которые приходят после хорошего дня. Хороший день заряжает энергией, ночь прячет или хотя бы чуть прикрывает ненавистные лица, машины, шум, грязь — все то, без чего невозможен этот Город — и я гуляю и философствую. Я поворачиваю в очередной хитро проложенный переулок, мне вспоминается та девушка, с которой я гулял здесь, перед тем, как ее выебать. Я вспоминаю упругости ее ягодиц и грудей, бархат кожи… Жалко, что не взял у нее телефона. Иногда бывает так нужно с кем-нибудь поговорить. «О Ремарке:)», — шепнул мой портативный собеседник.

Б переулке — особо модный клуб. По мере моего приближения к нему, хаусовые басы становятся все громче, слышны отдельные визги и крики расколбашенных танцоров. У входа — несколько десятков потных людей, они курят, громко смеются, непрерывно здороваются-прощаются, чмокаясь в щечки — здесь своя жизнь, I Уже издалека замечаю знакомого пушера, который иногда отстегивает бригаде Лебедя, здесь он работает, ничуть не стесняясь. Я замедлил› шаг, раздумывая — а не присоединится ли мм к этому фейерверку гедонизма — так иногда хочется отупеть, хотя бы временно. Стать тупым и веселым.

Когда она вышла из клуба, я не удивился. То есть не удивился тому, что я ее встретил, даже наоборот: как будто исчезла сидящая весь день где-то внутри заноза. Так бывает, когда происходит наконец что-то, что долго ждешь. Но то, что она вышла из ЭТОГО места — меня удивило. | Не удивило, а просто показалось непонятным. Я уже перестал врать себе, знал, что думал о ней весь вечер, и у меня уже сложился какой-то образ. В который посещение этой точки никак не вписывалось. В метро она показалась случайным перышком Жар-птицы. Я усмехнулся тому, как неисправима романтичность моей натуры. Усмехнулся и обрадовался. Теперь она была у меня в кармане со всеми своими глазами, сиськами и прочими прелестями, в свое время мы в этот клуб ходили целенаправленно — лечиться от спермотоксикоза, здешние подружки снимались на ура. Я улыбался.

Тута произошла заминка — из дверей клуба выскочил некий стос и резво ее догнал, преградил дорогу и взял за руку. Я аж задохнулся от досады, но Фортуна сегодня определенно была на моей стороне — она вырвала руку и быстро пошла прочь, нервно поправляя сумку на плече и потряхивая волосами. Стос не унялся — снова догнал, снова остановил, снова начал что-то затирать. История с выдергиванием руки повторилась, но они уже успели выйти из освещенного пространства, и парень расхрабрился — крепко схватил ее руку выше локтя и попытался воткнуть язык ей в губы, одновременно что-то бубня. Она молча выдиралась, явно стараясь не привлекать внимания стоящих у клуба. Сцена была потешной, и я громко рассмеялся, Они резко обернулись, и я пошел на них. Было темно, но я ясно разглядел их лица — его выжидательное и ее, сверкнувшее какой-то надеждой. Я медленно прошел мимо, обернулся — стос уже не обращал на меня внимания, но она по-прежнему смотрела на меня, теперь с какой-то обреченностью. Мне было обидно, но я решил не вмешиваться. Что ж, чикса занята, жалко, конечно, но качество всегда расхватывают, ничего не поделаешь.

И еще через шаг меня осенило — други, какая славная возможность! Какая дивная удача! Что может быть благороднее, чем спасти слабую девушку от явного насилия! Какое ослепительное благородство! (Параллельно понималось, что не факт, что она обрадуется вмешательству в ЕЕ жизнь, но чиксы этого клуба — существа убогие, и она должна оценить такой мачизм.) А мне таи хотелось отмудохать этого везунчика! Я пожалел, что уже скинул кастет в нычку.

Развернулся и подошел чуть сбоку, так, что; оказался плечом к плечу с ее парнем. И засадил, I что было силы, ему по почкам. Схватил за плечо, оторвал от чиксы и подсек ему ноги. Он упал, как марионетка, которой отрезали нитки, I и бешено заматерился, вставая.

Я посмотрел на нее — в глазах ее было смятение, но в самой их глубине я увидел искру радости. Я улыбнулся, и понял, что попал в десяточку. Она была такая же, как все. И тогда я посмотрел на встающего парня и пнул его по башке, а потом, заведясь, стал бить уже не глядя и не разбирая, по рукам, которыми он пытался прикрыться, по голове, по ребрам, по но- | гам! Я почувствовал запах его крови, который смешался с запахом его дорогого парфюма и | поглотил его. И зверь во мне зарычал. Всегда | голодный зверь. Я нагнулся, схватил его за гор- по левой рукой, а правой стал бить по носу и I губам, слыша хруст и чувствуя, как сминается и рвется его рожа. Я бил его, затыкая его глотку I его же зубами, не давая ему вскрикнуть, потому что крикни он — и прибежит охрана от две- I рей клуба, а я еще не закончил, он должен запомнить этот урок. Я бил, вколачивая в это лицо все свое одиночество, все свои долгие часы у молчащего телефона — он тыкал в мясо, при надлежащее МНЕ, и не будет ему пощады.