Михаил Елизаров - Кубики Страница 15

Парень намного ниже женщины, одет в легкую рубашку и джинсы — это Олег Зуев. Он уложил голову на впалую грудь женщины, руки его безвольно повисли. Рядом с ногой Зуева магнитофон. Из колонок доносится утробно-медное завывание. Женщина, запустив ладони в густые кудри Зуева, изучает дремлющую его голову, словно читает в ней. Тонкие бледные кисти как два вдетых друг в друга костяных гребня. Женщина досматривает последнее свидетельство и медленно размыкает сцепленные пальцы. Трубы затихают. Зуев дергается и выныривает из сонного забытья. Женщина глядит сверху вниз на Зуева. Лицо ее искажено гримасой ярости. Она вдруг выдергивает из головы Зуева две пряди. Зуев визжит от боли и приседает. Женщина шевелит черным контуром рта, и беззвучные слова раздаются внутри слуха Зуева:

— Ты все испортил! Мы искали хромую двадцать пять лет! Мы поверили тебе, а ты не справился! Сестра не взяла деньги! Ты не уговорил! Будешь наказан! Отдавай Дзон!

Зуев вытаскивает аудиокассету и протягивает женщине.

— Я не виноват, — лепечет он, — я все сделал правильно. Я был в квартире, меня никто не видел. Я не знаю, почему сестра отказалась, Дзон все время играл. Я еще раз попытаюсь, я исправлю!...

— Поздно! Лоскуты плевы зарубцевались! — шипит женский голос. — Кровь высохла! Семя смыто!

— Я уговорю! Я вернусь и уговорю! — Зуев в ужасе замолкает. Женщины уже нет рядом. Магнитофон тоже исчез. Зуев совершенно один. Ветер качает обглоданные тополя. Огрубевшая к осени листва шелестит, как стальная чешуя. Вокруг луны клубится пепельный ореол. По-девичьи, словно ее ущипнули, охает ночная птица.

Черные тени деревьев крадутся к Зуеву. Они поднимаются на дыбы, становясь подобием человеческих силуэтов в колпаках. Онемевший Зуев даже не пытается бежать. Ночные фигуры окружают, из мрака их туловищ выплескиваются терзающие когтистые руки.

Тени с добычей возвращаются к тополям, на мгновение сливаются с ними и снова стекают на дорогу пустой оптической чернотой, точно сброшенные сутаны. На клыкастых сучьях повисли кровавые останки растерзанного Зуева. Из лилового ночного тумана над деревьями вдруг рассыпается хохочущая каркающая стая. Птицы усаживаются на ветках и принимаются за еще теплое мясо.

Старушки

По правую руку от следователя Дудинцева сидит потерпевшая Ехонина, слева — подозреваемый Чигирин. Следователь Дудинцев просит пояснить, знают ли допрашиваемые друг друга и в каких отношениях находятся. В унисон его голосу стрекочет печатная машинка.

Ехонина говорит: — Я знаю сидящего напротив Виктора Чигирина с двадцать восьмого июня, с того дня, а точнее, ночи, когда он меня изнасиловал. Ранее я с ним знакома не была. Между нами ранее не имелось неприязненных отношений, и потому я не имею причин клеветать на него...

Чигирин дергает головой, словно его ужалили в затылок:

— Брешет она бессовестно, товарищ следователь! — Чигирин ловит недовольный взгляд Дудинцева и переходит на официальный тон: — Я знаю сидящую напротив меня Ехонину только с сегодня, а до этого я слышал о ней от вас и следователя Микитова. Я не насиловал Ехонину, я считаю ее сумасшедшей. Неприязненных отношений и личных счетов между нами не имеется, кроме того, что Ехонина злостно клевещет на меня!

Каретка печатной машинки со скрежетом подрезает повисшую тишину.

Дудинцев кивает:

— Потерпевшая Ехонина, поясните, при каких обстоятельствах вас изнасиловал Чигирин.

Ехонина торопливо рассказывает: — Двадцать восьмого июня около полуночи я возвращалась... — она всхлипывает. — Я уже была почти возле своего дома, когда ко мне подошел ранее незнакомый мне Чигирин, схватил меня за руку и в грубой форме потребовал половой близости. Так как я отказывала ему, то он стал угрожать. Говорил, что у него имеется нож, и если я буду кричать и сопротивляться, то он применит его...

— Товарищ следователь! — болезненно вскрикивает Чигирин. — Она точно сумасшедшая ! Ну какой нож?!

— Вам дадут слово! — перебивает Чигирина Дудинцев. Он делает небольшую паузу и размеренно спрашивает:

— Подозреваемый Чигирин, что вы можете сказать по поводу показаний Ехониной?

— Ножа у меня с собой не было, потому что не было и этой ситуации в природе! — возмущается Чигирин. — И я не угрожал Ехониной применением ножа, я вообще к ней не подходил в тот вечер двадцать восьмого, я у себя дома находился. Я никогда никого не насиловал!

Дудинцев поворачивается к Ехониной: — Что вы можете пояснить по поводу показаний

Чигирина?

У Ехониной пламенеют щеки, голос дрожит:

— А я настаиваю и заявляю, что Чигирин лжет. В действительности он изнасиловал меня первый раз на улице и дважды в своей квартире и при этом угрожал меня зарезать.

Чигирин кладет руку на грудь:

— Никаких половых актов с гражданкой Ехониной ни добровольно, ни насильственно я не совершал. И я не угрожал зарезать, потому что не угрожал.

— Так... — Дудинцев обращается к Ехониной. — А Чигирин доставал при вас нож?

— Нет, он только говорил, что, если надо, применит.

— Ясно, — кивает Дудинцев Ехониной, — продолжайте.

— Я допоздна гуляла со своими знакомыми в парке и возвращалась домой одна. И возле дома ко мне подошел Чигирин. Убежать у меня не было возможности. Чигирин находился в нетрезвом состоянии, от него пахло алкоголем. Я была сильно напугана внезапным появлением и действиями Чигирина...

— А почему вы не позвали на помощь? — уточняет Дудинцев. — Вы же находились в нескольких метрах от балконов первого этажа.

— Мне не к кому было обратиться. Рядом никого из прохожих не было, чтобы увидеть нас. А Чигирин угрожал мне расправой, и в связи с этим я не кричала, а только боялась и отталкивала Чигирина от себя, просила его не трогать меня и отпустить. Кроме того, я понимала, что бесполезно кричать и звать на улице, так как не верила, что кто-либо из жильцов дома выйдет на улицу в такое позднее время помочь мне.

— Понятно, — принимает объяснение Дудинцев, — дальше...

Ободренная Ехонина рассказывает:

— И вот, пользуясь этим моим беспомощным состоянием, Чигирин силой снял с меня трусы, повалил на землю и изнасиловал..

— Товарищ следователь, — вскрикивает Чигирин, — ну так же нельзя!

Дудинцев хлопает ладонью по столу:

— Не перебивайте, Чигирин, вам дадут высказаться!

— Ага, как же, дадут, — горюет Чигирин, — догонят и еще раз... — он безнадежно отмахивается.

— Изнасиловал меня... — Ехонина на миг задумывается, вспоминая нужную формулировку, — в естественной форме. Мне было больно, я ранее половой жизнью не жила. Он меня первый раз насиловал на земле. После чего он меня не отпустил, а потащил за руку к нему домой. Я пыталась оказать ему при этом сопротивление, я отталкивала его руками, вырывалась. Но не смогла вырваться, так как Чигирин физически сильнее меня.

— Я могу сказать?! — перебивает Ехонину Чигирин.

— Не сейчас, — отказывает Дудинцев, — а только когда я вас конкретно спрошу.

Чигирин никнет, Ехонина торжествует:

— В подъезде я на помощь не звала, так как понимала безысходность своего положения, и по пути нам никто не встретился. Чигирин затащил меня в кабину лифта. Кнопки этажей нажимал тоже он. Это был восьмой этаж, квартира 103, где, как я узнала с его слов, он проживает. Дверь Чигирин открыл своим ключом. Когда мы с ним вошли в квартиру, он затащил меня на кухню. На кухне Чигирин вновь стал требовать половой близости. Я ему отказывала. Он снова пугал убить. Я была морально сломлена и не могла ему оказать активного сопротивления. Чигирин полностью меня раздел и положил на тахту, что была на кухне. Он изнасиловал меня первый раз на тахте в естественной форме, а второй раз анально — на полу. При совершении со мной этого извращения я кричала от боли, а Чигирин издевался и говорил, что вот как мне понравилось... — Ехонина всхлипывает и с ненавистью глядит на Чигирина.

— После совершения со мной насильственных действий Чигирин повел меня в ванную и там заставил подмыться. Потом мы вернулись на кухню. Я дождалась, пока Чигирин уснет и оделась. Я попыталась открыть входную дверь, но не смогла, я тогда подумала, что, может, в комнате есть телефон, и я смогу вызвать милицию, я зашла в первую комнату, где, к своему удивлению, обнаружила двух старушек, — Ехонина произносит последнее слово и словно сама удивляется. — Представляете, оказывается, пока он меня мучил, они были в квартире и все слышали! Вот эти старушки по моей просьбе выпустили меня, и я сразу побежала домой и сообщила обо всем родителям, а они позвонили в милицию.

— Подождите,— уточняет Дудинцев. — Значит, вы утверждаете, что в квартире Чигирина находились две старушки?

— Какие старушки? — глухим голосом после небольшой паузы спрашивает Ехонина. Ее лицо точно застывает гипсом.

— Те самые, которые из квартиры вас выпустили, — говорит Дудинцев.