Ричард Форд - Трудно быть хорошим Страница 15

— Ты понял? — спросил Грейди Шейна, который слушал невнимательно, потому что все время следил, не появились ли полицейские. — Это был знак!

— Ну а как с шаром? — спросил Шейн, глядя на дорогу.

— С каким шаром?

— Шар с Юма Бич. Являлся он тебе?

— Ни разу.

— Ну и чего же ты оттуда удрал?

Грейди пожал плечами. Его беспокойные пальцы ковыряли дырки на коленках.

— Трудно быть хорошим, — сказал он. Достал из карманов пиджака две банки пива, открыл их и сунул одну Шейну, так, что тот и отказаться не успел.

А потом Грейди рассказал, как добрался до Хэльдсбурга. Сказал, что в аду прохладнее, чем там. Вечером вышел на городскую площадь, всю в пальмах и цветах. Грейди снял ботинки с носками и засунул ноги в фонтан. Вода успокаивала, струясь между пальцами. Но на соседней скамейке сидели мексиканцы и косо поглядывали. Грейди испугался. Он знал, что это бессознательный страх, но ничего с собой поделать не мог. Собрался, сунул мокрые ноги в ботинки и быстро зашагал по узкой улице, которая привела на виноградник. Согнувшись калачом на теплой земле, Грейди проспал всю ночь под листьями. Яркое солнце разбудило его на рассвете. Носки исчезли.

— Всякий знает: если ты без носков — значит скрываешься от полиции, — сказал Грейди, теребя нижнюю губу. — Ну кто, скажи, подберет на обочине парня с голыми пятками.

Он прикончил пиво залпом и бросил банку в окошко. Она зашуршала по щебенке, перевернулась раза два-три и докатилась до передка патрульной машины, которая стояла в кустах и следила за скоростью на дороге.

— Черт тебя побери! — вырвалось у Шейна.

Грейди оглянулся.

— А, это тот парень, которого я встретил в горах.

Шейн обмер: все остальное можно было вычислить, как в фильме про убийства. Он попробовал убедить себя, что полицейский ничего не заметил или решил не замечать. Но полицейский вышел из укрытия и направился к «крайслеру». Шейн отдал Грейди полупустую банку, тот сполз под сиденье, выпил пиво и засунул банку в «бардачок». Полицейский был близко. Грейди вдруг струсил:

— Он посадит нас.

— Откуда знаешь?

Полицейский подходил все ближе.

Грейди сполз на пол:

— Не знаю, что мне с ними делать.

— Что там у тебя? — спросил Шейн.

— Да вот, купил, когда играл, — и показал четыре таблетки. — Мне их выбросить в окно?

— Глотай быстро! — Шейн не мог придумать другого способа, как избавиться от них. Они съели по две штуки.

Все, что случилось потом, вспоминалось с трудом. Полицейский носил темные солнцезащитные очки. Шейн смотрел на свое идиотское в них отражение. Полицейский говорил, и слова его, словно пузыри мыльные, лопались между губами. Что-то про мусор на дорогах, об употреблении алкогольных напитков в несовершеннолетнем возрасте, о том, что нет документов или доверенности. Полицейский посадил ребят в свою машину и запер на заднем сиденье, отгороженном решеткой. По дороге на Шейна нашло: он не мог молчать, хотелось всем немедленно рассказать о природе добродетели, и он исполнял свою миссию старательно. Просветил сначала полицейского, потом дежурного офицера, записывавшего показания, даже чернилам досталось, когда у него брали отпечатки пальцев, холодной железной решетке в камере.

Рой Бентли взял ребят на поруки. Он появился в участке с адвокатом, седым, шикарно одетым мужчиной. Казалось, адвокат знаком со всеми в участке. После короткого разговора с полицейскими наедине он сказал Бентли, что все обвинения сняты, кроме одного: «Мусорили на дороге». Бентли заплатил штраф, посадил ребят в фургон и отвез на ферму. Им с трудом верилось в такое быстрое освобождение.

— Вы тут, видно, важная персона, — заметил Грейди.

— Вам повезло, я кое-что могу в этом городе, — сказал Бентли. — Преуспевающий коммерсант чего-нибудь да стоит. К тому же я демократ и принадлежу к Ротари.[5] Рано радуетесь. Вам еще предстоит разговор с Сюзанной.

Мать была вне себя. Какая уж там душеспасительная беседа! Когда Шейн появился в дверях, крадучись, как побитая собака, Сюзанна завопила и швырнула в него прихваткой, вторую тут же запустила в Грейди справедливости ради. Потом схватила Шейна за волосы и держала так, пока не кончила выговаривать. Сюзанна называла его неблагодарным, испорченным, безразличным, противным, мерзким. Шейн не спорил. Но утром мать подобрела, и он объяснил ей, почему так поступил, чтобы не думала, что он нарочно.

— Понимаешь, так получилось, — сказал он, подавшись в кресле. — Ну не мог же я бросить его в Илке. А если бы ты попросила друга о помощи и он бы тебе сказал «нет»?

— Есть Рой, — возразила Сюзанна, — ты мог позвонить ему, и он забрал бы Грейди.

— Он бы не успел.

— Спешка знаешь когда нужна?

Вскоре Сюзанна сменила гнев на милость, посчитав это исключением и решив, что он стал жертвой собственной глупости. Она разрешила Грейди погостить у них, напомнив, чтобы он позвонил родителям. Так Грейди и сделал.

— Привет, па, — сказал он отцу, — это я, Грейди. Помнишь про семинарию? Ты был прав. Я провалился.

Ночью, лежа в кроватях, Шейн и Грейди вели долгие философские беседы. Грейди сказал, что когда вернется домой, серьезно займется биологией, чтобы поступить в колледж, что, может, ему суждено разгадать тайны Вселенной.

— Наука теперь, — сказал он, — может ответить на многие вопросы, которые волновали древних.

Шейн почувствовал себя старшеклассником на уроке в средней школе. Тоска! Кончатся каникулы, и он опять вернется в это бесцветное, душное здание — и ведь никто не хочет это признавать — но совсем другим человеком.

— Система не признает очевидное, — сказал он, и Грейди согласился.

Но больше всего они любили обсуждать несправедливость взрослых. Делаешь все правильно, а оборачивается — к худшему.

— Например, — рассуждал Грейди, — я подарил сестре котенка на день рождения, а у нее — аллергия на кошек. Или в детстве хотел порадовать маму и вымыл ей машину. Но мыл железной мочалкой и поцарапал краску.

— Если я был бы в Илке, — спросил Шейн Грейди, — ты бы приехал за мной?

— Знаешь сам, — ответил он смущенно.

Они торжественно поклялись не трогать наркотики. Никогда. Никакие. Как бы соблазнительны они ни были.

Грейди прожил еще недели две с лишним. За это время случилось еще кое-что важное.

Шейн сдал экзамен и отметил его тем, что разрисовал машину в полосочку. А потом пригласил Эмму в кино для автомобилистов. Они поехали на двухсерийный фильм о конфу в пятницу вечером. Эмма села подальше, будто его вообще не было, и уставилась на экран. Шейн подумал, может, взрослым женщинам нравятся лысые мужчины. Через некоторое время он дотянулся и обнял Эмму за талию. Она чихнула. Шейн отдернул руку. Позже, на ступенях ее дома, она вдруг поцеловала его в губы и сказала, что он сладкий. Шейн знал, что это был первый и последний поцелуй Эммы. Поэтому по дороге домой постарался припомнить все до мелочей.

А в субботу днем они с Грейди поехали на городской пляж. Там было полным-полно хиппи. Они кидали в море собакам всякую дрянь, и те приносили ее в зубах. Шейн решил, что делать здесь нечего, и предложил поехать на участок Бентли по ту сторону холма, где он никогда не бывал. Они пролезли под забором из колючей проволоки; всюду висели таблички «Проход запрещен», «Частные владения». Тропинка, ведущая к ущелью, была крутая и заросшая, на дне его струился ручей, на берегах полно растительности, густой и тусклой, поэтому трудно было разглядеть отдельные травинки, но одно растение они сразу узнали: это была марихуана. Она росла буйно, как сорняк. Подозрения Шейна оправдались: Бентли выращивал марихуану.

— Поэтому-то у него всегда адвокат под боком, — прошептал Грейди. — Ты скажешь ему, что знаешь?

— Ни за что.

Но тайна не давала ему покоя. Бентли преступник. А вдруг и Сюзанна попадет в тюрьму? Может, ее посадят как соучастницу? Шейн не сдержался. Он рассказал Бентли о путешествии и ждал теперь, что он ему ответит.

Бентли пощипал бороду:

— Подловил ты меня, — сказал он смущенно. — Я действительно посадил колумбийскую давно, до того, как познакомился с твоей матерью. Но хлопотное оказалось дело и невыгодное. Нервный стал. Потом решил сменить профиль и занялся утками. Это закон не запрещает.

— А та, что мы видели?

— Эта сама выросла. Так бывает. Из старого семени или ветром занесло. Пойдем и выдернем.

Они вырвали с корнем всю марихуану в ущелье, сложили в кучу и подожгли.

— Жаль, конечно, — сказал Бентли.

Потом Сюзанна легла на операцию. Вечером этого же дня Шейну разрешили повидаться с матерью. Было страшно. Сюзанна лежала в отдельной палате. Она еще не отошла от наркоза, в руке торчала трубка. Шейну показалось сначала, что мать спит, но она окликнула его по-детски веселым голосом и попросила сесть рядом на стул.