Анне Рагде - Раки-отшельники Страница 15

Он заказал всем завтрак. Традиционный тушеный картофель с мясом и яичницей, свеклой и ржаным хлебом, пиво и горькую настойку.

— Ни один замученный маленькими детьми родитель в Копенгагене не пройдет спокойно мимо витрины. Он непременно почувствует укор совести за то, что лишил своих детей сельского покоя и гармонии, — с пафосом произнес Эрленд и поднял пивной бокал. — Чистая психология. Дайте им возможность достичь невозможного, и они с жадностью за нее ухватятся.

— Просто мечта, а не витрина, — согласился Поульсен.

— Вот именно! Мечта, которую можно купить, — сказал Эрленд. — Давайте за это выпьем!

— Вы — гений, — заметил Поульсен.

— Да, правда, — согласилась Агнета — женская половина ассистентов.

— У вас можно невероятно многому научиться, — подтвердила мужская половина, которую звали Оскар.

— Ну-ну, — застеснялся Эрленд. — Давайте признаемся, что без вас двоих витрина ни за что бы не появилась на свет. За вами был просто рабский труд. Спасибо. Завтра в бюро вас будет ждать по ящику превосходного красного вина. А потом у нас будут два дня выходных.

— Правда? — переспросил Оскар, уже начавший лысеть, хотя ему было не больше двадцати пяти. «Надо бы ему побриться наголо, — подумал Эрленд. — Ему очень пойдет».

— Конечно, правда! Работа того стоила. Проведите выходные в постели. С вином. Вот мой скромный совет. За вас!

Пребывая в профессиональной эйфории, он очень хотел рассказать им о новых идеях для других витрин, но не посмел. Поульсен потом мог разболтать все остальным, и — оп! — их уже украли и воплотили. Его всегда интересовала цельная композиция, а не просто выставка товаров. Он хотел создать образ, который вызовет у зрителя множество ассоциаций.

Перед самым Рождеством он декорировал витрину ювелирного магазина, и, конечно, очень красиво расположил драгоценности, а внизу, в углу витрины, устроил миниатюрную инсталляцию — пустая коробочка из-под драгоценностей в разорванной подарочной бумаге, два полупустых бокала шампанского и небрежно брошенные дамские трусики. Таким образом он намекал на женскую благодарность за дорогой подарок.

Смело, но владелец магазина пришел в восхищение. Скоро им потребуется новая витрина, и, если ему удастся раскрутить владельца на то, что пришло ему в голову… Он был уверен, что про витрину напишут в крупнейшей газете, где Крюмме был главным редактором. Тот сообщит о витрине в редакции, даже несмотря на то, что они живут вместе.

Два мужчины, естественно, манекены, будут сидеть друг напротив друга за кухонным столом, облаченные в джинсы и белые футболки, с задранными на лоб темными очками. Они должны быть немного грубоватыми, думал Эрленд. Кольца в ушах, татуировки, грязные кроссовки. На столе будет бутылка виски и стаканы, полная окурков пепельница, у одного — сигарета в руках. Ситуация станет ясна зрителю моментально — это два вора, оценивающих добычу. За ними жалюзи, а драгоценности и часы разбросаны по всему столу и выглядывают из походной сумки на полу. Для пущего юмора он бы бросил где-нибудь в углу тюремную одежду, черно-белые полосатые костюмы, как в американских фильмах. Вероятно, ему самому придется покупать краску для ткани и рисовать черные полоски на белом белье.

Может, даже добавить срезанную цепь с шаром? Заключенные только что сбежали из тюрьмы! Освещение надо выставить просто идеально, мужчин погрузить в полумрак, а на драгоценности и часы направить узкие полоски точечного света. Господи, только бы уговорить владельца! Это будет так рафинированно-криминально, настоящая сенсация! Но сейчас не стоило об этом говорить, поэтому он заговорил о бурном споре, ведущемся в Нью-Йорке. Агнета и Оскар хорошо знали, о чем речь, а вот Поульсен не знал.

— Группировки поборников морали бойкотировали магазин из-за слишком дерзкого оформления витрины, — пояснил Эрленд. — Там были практически голые манекены, подумайте только, у самого Генри Бенделя.

— Бойкот? Так они потеряли деньги? — ужаснулся Поульсен.

— Напротив, обороты возросли, — объяснила Агнета. — Бойкот — лучший пиар!

— Сейчас в Нью-Йорке практически все на грани, даже «Хеннес и Мориц» демонстрируют секс-игрушки в витринах. От учащенного дыхания клиентов аж стекла запотели… Самые обычные люди думают о витринах и обсуждают их, чего не скажешь о Копенгагене.

— Американцы — пуритане, а мы — нет, — сказал Поульсен и опустошил бокал, Эрленд подал знак официанту, чтобы тот принес еще.

— Да уж, здесь никто бы и бровью не повел, — согласился Эрленд. — Сексшопы в Штатах тоже весьма смелые, но то, что такие крупные марки, как «Хеннес и Мориц», «Бендель» и «Сакс Пятая авеню», отваживаются на дерзкие витрины — это для Америки в новинку. Дизайнер, выполнившая первые эротические витрины для «Хеннеса и Морица», также работала стилистом в журнале «Секс и холостая жизнь», так что она привыкла раздвигать границы и думать концептуально.

— Что же тогда вызовет шок в Копенгагене? — спросил Оскар.

— Сейчас скажу, — ответил Эрленд. — Один из крупных домов моды, специализирующийся на мужской одежде и расположенный на главной улице, должен одеть двух мужчин-манекенов в костюмы от Кельвина Кляйна, и пусть они целуются. Может быть даже, посадить одного с широко раздвинутыми коленями в кресло, а второго поставить спиной к прохожим, чтобы он опирался на ручки кресла, а голову, повернув ее немного набок, наклонил к первому манекену. Нам будет совершенно ясно, что он делает, пусть даже это только манекен. Настоящий, глубокий французский поцелуй.

— Вот это будет суперсенсация! — воскликнул Поульсен.

— О том и речь, — согласился Эрленд. — Такая витрина притягивала бы покупателей, как магнитом. Но ни один владелец магазина на такое не пойдет.

— Это точно! Хорошо, что я продаю детскую одежду, — засмеялся Поульсен.

— Мало ли что детям придет в голову, — заметил Эрленд. — Где-нибудь на сеновале. Или на снопе соломы, пока они играют в доктора и пациента. Одетые или полураздетые, в одежде от «Бенеттон».

Поульсен взглянул на него с ужасом.

— И у вас хватит смелости? — спросил он.

— У меня — да. А вот у вас — нет, — ответил Эрленд.

Домой он отправился пешком, хотел подышать воздухом. За работой он всегда очень много курил. А сейчас чувствовал себя абсолютно счастливым, до самых кончиков прокуренных легких. Как же он любил свою работу, как же он любил свою жизнь! И ни за что бы не стал в ней ничего менять! Ну, вот разве что камин дома. У них был дорогой застекленный газовый камин. Но недавно он прочел о последнем писке каминной моды: голографический камин. Полная иллюзия настоящего дровяного камина, можно даже протянуть руку и не обжечься, потому что тепло исходит из рамы вокруг самого камина. Глядя на него, ни один человек на земле не почувствует разницы. И при этом никакой грязи, никакой золы и намного живее газового камина. Надо бы осторожно обсудить это с Крюмме. Голографический камин стоил каких-то безумных денег плюс еще чуть-чуть.

Он проверил мобильный — звук был отключен — три сообщения от Турюнн и одно от Крюмме, которое он прочитал первым делом. Крюмме вернется поздно, но принесет что-нибудь вкусненькое. Очень кстати, тогда Эрленд сразу же рухнет в постель, вчера они монтировали витрину до двух ночи, а сегодня продолжили в семь утра. Пиво, выпитое с Поульсеном и ассистентами, вгоняло его в сон, он уже представлял себе узор на постельном белье — белые полумесяцы на черном фоне.

Он прочитал сообщения от Турюнн со смешанным чувством зависти и беспокойства. Она наповал влюбилась в того типа, с которым познакомилась в новогоднюю ночь и в первый раз отправилась на свидание две недели назад. Эрленд забеспокоился оттого, что не знал, как она ведет себя в таких ситуациях, все казалось слишком чересчур, слишком непохоже на ту Турюнн, к которой он успел привыкнуть. Он стал ее доверенным лицом, она слала сообщения, звонила и поверяла ему все об этом Кристере, сыне дикой природы. Она теперь вообще почти не говорила о Туре. Да и про ее мать в последнее время он мало что слышал, про эту покинутую мадам с дорогой виллы. Казалось бы, надо радоваться за Турюнн. Но теперь… Вот так? Нет, он серьезно беспокоился. На этот раз она сообщила, что Кристер пришел к ней на работу, чтобы посмотреть, как она работает, чтобы знать, что ее окружает, когда они разговаривают по телефону. А во второй смске сообщалось просто-напросто: «Он — идеал. Мой».

Хотя, если отбросить беспокойство, он ей смертельно завидовал. Грубый мужик, который увозит тебя посреди январской тьмы с парковки на семи полярных лайках, везет тебя на оленьих шкурах по заснеженным просторам, освещаемым только фонариком на шапке, над тобой только звездное небо, а он угощает тебя горячим какао из термоса и булочками с корицей…