Стефан Кларк - Боже, спаси президента Страница 15

— Она хочет помешать свадьбе, так?

— Вот именно. Поэтому я все организую самостоятельно, и не в родовом гнезде, разумеется. Вообще-то она не может нам помешать. В конце концов, на дворе двадцать первый век. А вот навредить может. Уже вредит: принялась убеждать семью, что этот брак неправильный. Она пытается добиться, чтобы все boycotter la cérémonie[53]. Это ужасно. Я люблю Элоди, но если вся моя семья восстанет против этого брака, мне придется несладко. Я de la famille[54], понимаешь?

— Конечно, — ответил я, хотя не мог припомнить, когда в последний раз спрашивал у своей семьи разрешения или совета.

— Бабуля настраивает всех против нас с Элоди. Так что ты должен прийти к нам в дом и встретиться с моими родителями. Элоди тоже приедет. Возможно, с отцом. Мы должны показать, что вы — хорошие люди и можете организовать потрясающий банкет. Тогда Бабуле будет сложнее противостоять.

— У нее даже к еде есть претензии? — спросил я.

— О да! В прошлом году на свадьбе моего кузена Бенедикта произошел ужасный инцидент с traiteur.

— С поставщиком? А что он натворил?

(По голосу Валери можно было подумать, что этот несчастный traiteur переспал с невестой на горе пирожных.)

— Уверен, Бабуля сама расскажет тебе все подробности, — ответил он со вздохом. Как я понял, тема была болезненной. — Когда ты можешь приехать к нам в Сен-Тропе?

— Сен-Тропе?

— Да, там загородный дом моих родителей. Если можно, приезжай в эти выходные. Дело очень срочное.

— Отлично! — Уик-энд в шикарном доме в Сен Тропе. Какой идиот от этого откажется?

— Спасибо. — Валери посмотрел на меня с благодарностью и перевел взгляд на часы. — О, прошу меня извинить, но времени на то, чтобы выпить, уже не осталось. Я должен вернуться в Сен-Тропе. Там идет дипломатическая война, и мне надо быть на передовой.

Машина остановились у вокзала.

— До встречи, — сказал Валери. — Слава богу, они не забрали мой кокаин, а то пришлось бы снова звонить префекту. Хочешь нюхнуть? — Он принялся копаться в кармане пиджака, не обращая внимания на жандарма-водителя, который наблюдал за нами в зеркало.

— Нет, спасибо. Я лучше ударю по розовому вину. Точно не можешь присоединиться?

— Да, я должен ехать.

Мы обменялись рукопожатиями, и я еще раз поблагодарил парня за спасение. Он вылез из машины и распорядился, чтобы водитель довез меня до гостиницы, как если бы это был его личный шофер. Я решил, что они с Элоди — отличная пара. Оба пёрли напролом, как стая бизонов.

Принимая во внимание благополучное окончание вечера, я был в приподнятом настроении. Двое привидений (они сидели там же) взглянули на меня с повышенным интересом и синхронно кивнули на мое энергичное bonsoir.

И только открыв дверь номера и увидев взбешенную М., я понял, что не всем в этом мире так же хорошо, как мне.

Спорить с красивыми женщинами всегда тяжело. Меня осыпают упреками, а я ловлю себя на том, что любуюсь ее лицом. Или еще чем-нибудь, пониже.

Но у М. была своеобразная манера выяснять отношения. Она смотрела мне прямо в глаза, что лишало меня возможности заняться созерцанием ее точеной фигурки, и к тому же она вопила так громко, что фанаты рока потянулись бы за затычками для ушей.

Послушать ее, я был «чертовым идиотом», которого «совершенно правильно арестовали», а ведь она «предупреждала, черт побери, держаться подальше от этих спецназовцев».

Я спросил, откуда она все знает, и М. прокричала, что «об этом уже знает весь город» и что она «не удивится, если завтра в газетах появятся наши фотографии в голом виде». По ее словам, я был «абсолютно чокнутым», ввязавшись во все это, и даже более того — я делаю все, чтобы ей все испортить.

Когда она остановилась, чтобы перевести дыхание, я сообщил, что вечер прошел не без успеха: кое-что удалось узнать про осетра.

— Да-а? — Это сбавило ее пыл, но к известию она отнеслась со скептицизмом.

Я рассказал про Камарг.

— Камарг? — М. задумалась и в конце концов заключила, что это логично: — Там полно соленых озер. Плюс река, Petit Rhône[55]. Осетр вполне может там обитать. Но откуда тебе это известно?

— Один из спецназовцев рассказал, — признался я.

Это вызвало очередную волну нападок. Я же «обещал оставить их в покое». Как она может доверять мне, «когда я не в состоянии сдержать слова».

— Извини, — ответил я, — но это они пристали ко мне, а не наоборот. И я, как видишь, добился результата.

— Да, но какой ценой! — Она никак не могла успокоиться. — Ты даже не представляешь, какую кашу ты заварил, Пол. Господи! И зачем только я тебя ждала. Надо было валить отсюда к чертовой матери.

Когда тебе говорят такое, поневоле чувствуешь себя ненужным.

— Ну и почему ты осталась? — спросил я, подавляя обиду.

— Не знаю! — Пожав плечами, М. села на кровать. — Ты не должен был привлекать внимание властей.

— Погоди секунду, что именно ты под этим подразумеваешь? — спросил я. — Ты пригласила меня в эту поездку, потому что думала, что в паре привлечешь меньше внимания? И пока ты занимаешься своим расследованием, я выступаю в роли прикрытия?

— Нет, конечно же нет! Я думала, нам будет весело вместе. После Лос-Анджелеса. — Она вздохнула. — Но согласись, непросто, когда парень, которого ты пригласила, поднимает на уши всю полицию, в то время как ты, то есть я, пытаешься осторожно наводить справки. А если бы тебе предъявили обвинение и вызвали в суд?

— Но мне не предъявили обвинения, — резонно заметил я. — И я разузнал, где может водиться осетр. Ведь в этом и состоит цель твоей поездки, разве не так? Я всего лишь пытался помочь.

— Это правда, — снизошла она. — Но все равно, в Коллиуре нам оставаться нельзя. И я, кажется, знаю, где мы можем спрятаться. — Она встала и подошла к окну.

— Спрятаться?

— Ну да, мне же нужно увести тебя подальше от сумасшедших англичанок и мужчин в форме. Я знаю один остров, на котором нет ни полиции, ни солдат. По-моему, там даже почтальона нет.

Я не хотел портить ей настроение тем, что меня беспокоили вовсе не англичанки и уж тем более не мужчины в форме. Судя по всему, основной нашей проблемой был тот самый коп в кожаном пиджаке.

ПО УШИ В ПАСТИСЕ

БАНДОЛЬ

Французский комик Фернандель как-то сказал, что рюмка пастиса подобна женской груди. Одной недостаточно, а три — это уже чересчур.

Другое сходство пастиса с грудью в том, что и с тем и с другим французы любят поиграть. Дай французу графин воды и стакан этого крепкого напитка, и он возвращается в детство, когда ребенком наполнял стаканчики в ванной. А все из-за потрясающего свойства пастиса менять цвет при контакте с водой, и дело не только в оттенке: из янтарно-прозрачного он превращается в молочно-золотой.

Неудивительно, что Поль Рикар, парень, запантентовавший этот напиток, заработал приличное состояние. В моем скромном понимании, свои доходы он использовал очень мудро — купив два острова вблизи Лазурного Берега: Эмбьез — достаточно большой, чтобы на нем уместилось двадцать акров виноградников, и крошечный Бендор, остров-отель, в паре сотен ярдов от курорта Бандоль.

Именно туда мы с М. и направились, чтобы, по ее выражению, «спрятаться». К сожалению, я совершенно забыл предупреждение одного парижского бармена: пастис, проложивший дорогу к прованским сердцам и печенкам, отлично развязывает языки. И еще. Когда говорят «Quel pastis!»[56], подразумевается, что положение дел такое же мутное и неопределенное, как цвет самого напитка.

Короче, я был на грани того, чтобы влипнуть в совершенный пастис.

Мы ехали на поезде из Коллиура. Утреннее солнце уже поднялось высоко над крышами домов.

— Что ты им рассказал? — спросила М. в пятый или шестой раз. Она напоминала полицейского, который без конца задает один и тот же вопрос, надеясь, что задержанный изменит свои показания или начнет сам себе противоречить.

Я повторил основные моменты из допроса прошлой ночи.

— А этот спецназовец… Как именно ты спросил его об осетрах?

— Я просто спросил, не попадались ли они ему в воде.

— Что, прямо так напрямую и спросил?

— По-твоему, мне надо было начать с сардин и постепенно перейти к более крупной рыбе?

Подразумевалось, что это шутка, но М. не рассмеялась. Вместо этого она углубилась в какую-то параноидальную теорию о том, что на самом деле целью полицейских были вовсе не пьяные эксбиционисты, а я, собственной персоной. Мне не хотелось убеждать ее, что она воспринимает все чересчур драматично. Ну и что такого в том, что полиции известно, что она занимается осетрами? В конце концов, речь идет о рыбе, а не об атомных подводных лодках. Ведь меня-то они отпустили! А арестовать М. никто и не пытался.