Всеволод Бернштейн - Эль-Ниньо Страница 15

Мы с Валерой не могли оторвать глаз от воды.

— Панцирь! Ты глянь, какой панцирь! — сладострастно прошептал Валера.

Панцирь и в самом деле был роскошным, рельефным, с красивым ячеистым орнаментом. Черепаха не подозревала, что на нее готовится охота, видно, плыла издалека и решила передохнуть в необычном светлом месте. Она зависла прямо в центре светового пятна, лениво подрабатывая плавниками.

Валера вслух грезил о панцире:

— Его вычистить, проварить, отмочить в нафталине — такая вещь получится! Такая вещь!

Через пару минут появился запыхавшийся Фиш. В руке он держал устрашающих размеров стальной крючок, привязанный к толстой леске.

— Все по местам! — скомандовал он. — Студент! Рубани кусок кальмара, — он вытащил из ножен свой нож и бросил мне. — Валера, вяжи конец! — Валера кинулся привязывать леску к шлюпочной утке.

Фиш насадил на крюк треть кальмарьей тушки.

— Постой! — засомневался я. — Черепахи едят кальмаров?

— А что они едят? — Фиш на секунду задумался. — Ты прав! Дуй в столовую за хлебом. Неси полбуханки!

Я помчался в столовую. На дежурном столе там обычно оставляли хлеб и масло для ночной вахты. Пришлось позаимствовать несколько кусков.

Фиш скатал их руками в плотный ком, вонзил в ком крючок, так, чтобы не торчало лезвие, трижды поплевал на него. Готово! Он отмотал сколько нужно лески, прицелился и метнул крючок с наживкой за борт. Комок хлеба плюхнулся в воду в двух метрах от черепахи.

— Далеко! — сквозь зубы процедил Валера.

Черепаха отработала плавниками назад и замерла. Потекли драгоценные секунды. Когда хлеб намокнет, комок развалится, и стальной крючок уйдет в глубину.

Однако, диковинный для морской среды хлебный запах сделал свое дело. Черепаха вышла из оцепенения, вытянула шею и шевельнула плавниками. Осторожно приблизилась, помедлила и ткнулась носом в наживку.

— Подсекай! — простонал реф. — Ну же!

Фиш, закусив губы, не отрываясь, следил за черепахой. Она ткнулась еще раз. Ком хлеба медленно начал тонуть. Черепаха потянулась за ним, и тут Фиш резко дернул леску.

— Есть! — заорал он, как сумасшедший. — Есть, мать твою!

Леска рывком натянулась и издала струнный звук.

— Держи ее! — заорал реф и тоже вцепился в леску. — Тащи! Выбирай!

Я тоже заорал за компанию, но взяться за леску было уже несподручно. Поэтому я забегал то с одной, то с другой стороны и кричал:

— Тяни ее!

Черепаха яростно боролась за жизнь, она работала ластами и мотала шеей. Однако крюк впился намертво. Фиш и Валера, в четыре руки перебирая леску, подтянули ее к самому борту.

— Стой! — скомандовал Фиш. — Тяжелая, зараза. Будем вытаскивать, голову ей оторвем. Сеткой бы подцепить. Студент, — крикнул он мне, — бегом за Драконом. Скажи, стрела нужна. Боцман еще не спал. Он с полуслова понял, в чем дело. Мгновенно собрался и выскочил из каюты. По дороге на палубу заглянул в каюту к матросам.

— Василенко! Попян! Быстро наверх! Фиш черепаху поймал! Попян, тащи ремонтную сетку для ловушек. Василенко, со мной — грузовую стрелу выводить. Студент — на мостик. Доложить вахтенному штурману. Я помчался на мостик к Трояку. Тот мирно дремал в полутьме, среди мерцания приборов. На мое сообщение отреагировал на удивление спокойно.

— Черепаха — это хорошо! — сказал он, потягиваясь. — Надо бы кока поднять. Пусть там с филеем разберется. Черепаховый суп — это хорошо, — Трояк зевнул.

Я побежал обратно на палубу.

Там уже выводили за борт стрелу. К крюку был подцеплены связанные вместе два угла большого полотнища сетки, которой обтягивали ловушки. Два других угла с борта держали матросы. Боцман управлял стрелой. Он погрузил край сетки под воду, завел его под бултыхающуюся у самого борта несчастную черепаху и включил лебедку на подъем. Черепаха запуталась в сетке и прекратила сопротивляться, бесформенный ком со стекающими ручьями воды поднялся над волнами, переместился по воздуху через борт и плавно опустился на палубу. К тому времени на палубе прибавилось народу. Вокруг добычи плотным кольцом стояло уже человек десять. Когда черепаху наконец-то освободили от пут, раздался многоголосый вскрик восхищения.

Бурый и местами темно-зеленый панцирь, полтора метра в поперечнике, маслянисто блестел в свете прожектора. Он напоминал диковинный щит старинной работы, с бронзовой инкрустацией и малахитовыми прожилками.

— Панцирь — мой! — громко предупредил Фиш. Реф попытался возразить, он предложил распилить панцирь на несколько частей и честно поделить между всеми участниками операции. Еще кто-то высказался, что неплохо бы кинуть жребий. Споры прекратил боцман.

— Хватит бакланить! — прорычал он. — Решать ее надо скорее. Черепаха истекала кровью. В горле под нижней челюстью зияла рваная рана, оттуда торчало острие крючка. Она спрятала бесполезные ласты под панцирь, но голову спрятать не могла, мешал торчащий крюк. Черепаха лишь открывала и закрывала похожий на птичий клюв рот, откуда доносилось глухое булькающее хрипение.

— Вай ме! Слушай! Он плачет! — раздался голос Попяна.

Я присмотрелся и увидел, как из широко раскрытых от ужаса и страданий больших черных глаз черепахи сочится густая студенистая жидкость. Черепашьи слезы.

— И вправду плачет! — удивленно воскликнул Валера.

На несколько секунд вокруг черепахи воцарилась тишина. Люди с удивлением вглядывались в наполненные мукой глаза рептилии.

— Черепахи не могут плакать! — убежденно сказал Дракон.

— Плохая примета! — негромко произнес Войткевич.

Те, кто стоял ближе всех к черепахе, невольно попятились назад.

— Чертовщина какая-то!

— Отпустили бы вы ее, от греха подальше! — предложил электромеханик.

— Ага, сейчас! — Фиш вытер вспотевшее лицо рукавом. — Отпустим, как же! — он снова вытащил свой огромный нож. — Суп-то первый прибежишь есть. Кок здесь? Шутов!

Кто-то уже предусмотрительно позвал кока, и сейчас он стоял в сторонке с заспанным лицом и курил, не выказывая большого желания приближаться к черепахе.

— Шутов! Чего тебе отрезать? Говори! — спросил его Фиш.

— Мне ничего не надо отрезать! — сказал он сердито. — Я ее готовить не буду.

— Ты что?! — удивился рыбмастер. — Это же суп!

— Я скорее из тебя суп сварю, чем из нее, — Ваня Шутов щелчком отправил окурок за борт.

— Во дает! Совсем обурел! Видали? — Фиш обратился к собравшимся, ожидая поддержки, но все, как зачарованные, смотрели на черепаху. Она уже почти перестала шевелиться, только слезы текли и текли.

— Точно плачет! В жизни такого не видел, клянусь! — причитал Попян.

— Говорю вам, плохая примета! — раздался голос Войткевича. — Мало у нас неприятностей? Еще захотелось?

— Может, и вправду отпустим? — сказал кто-то.

Все посмотрели на Фиша.

— Ишь чего! — усмехнулся он. — Ладно, нам больше достанется. Ты-то чего встал? — прикрикнул он на Валеру. — Берись, перевернуть ее надо.

— Только чур — панцирь делим! — вставил Валера.

— Ладно, будет тебе панцирь! — согласился Фиш. — Хватайся!

Валера нерешительно приблизился к черепахе, нагнулся, посмотрел на нее и снова выпрямился.

— Зачем ее переворачивать?

— Так сподручнее, — сказал Фиш. — Надо ей голову отрезать.

Валера поморщился.

— Черт с ним, с панцирем, я не могу, — он отошел на несколько шагов.

— Да вы что, сговорились! — воскликнул пораженный Фиш. Он посмотрел на Дракона. — Ну хоть ты помоги!

Боцман отрицательно покачал головой.

— Ну и не надо! Сам все сделаю! — он опустился на одно колено, занес нож. Лезвие блеснуло в свете прожектора. Я невольно зажмурился. Когда открыл глаза, увидел, что Фиш опустил нож.

— Ну вас всех к черту! — сказал рыбмастер и по-мальчишечьи обиженно шмыгнул носом. — Хотите отпускать — отпускайте! По палубе пронесся общий вздох облегчения.

— Крюк надо вытащить, — быстро распорядился боцман. — Только аккуратно.

Все задвигались, засуетились. Я подумал, что неплохо бы попробовать остановить кровотечение из раны, и побежал на мостик за перекисью водорода.

Трояк пребывал все в том же дремотном состоянии.

— Ну что, поймали черепаху? — вяло поинтересовался он.

— Поймали! — сказал я. — Теперь отпускаем.

— Отпускаете — это хорошо, — произнес Трояк и натянул кепку на глаза.

Фиш, сделав маленький надрез, осторожно вытащил крюк. Прежде чем черепаха спрятала голову под панцирь, я успел смазать рану перекисью. Несколько человек взялись за края панциря, на раз-два-три взгромоздили его на планшир и столкнули за борт. Раздался громкий всплеск. Все кинулись смотреть, но подвести луч прожектора ближе к борту в суматохе никто не догадался. Черепаха моментально ушла в глубину и скрылась во тьме.