Сюзан Мэдисон - Цвета надежды (в сокращении) Страница 15

— Здорово.

— Мне и шапку купили, но все равно видно, что я лысый.

— Должен сказать, в первый момент твой вид ошеломляет. Мне даже на мгновение показалось, что я смотрю «Коджака», а не «Инспектора Морса».

— Слушай, пап, а кроме Коджака, есть еще какие-нибудь лысые знаменитости?

— Должны быть. Дай-ка вспомнить. Шекспир подойдет?

— Он не в счет. У него вокруг плеши волосы были.

Они оба расхохотались. Пол положил руку на спинку дивана, Уилл придвинулся к отцу, взял пульт и переключил программу.

— «Непрощеный» с Клинтом Иствудом. Видел?

— Конечно. Один из тех фильмов, в которых никчемные слагаемые неожиданным образом дают превосходное целое.

— Да ну тебя. Давай лучше просто посмотрим кино.

Они сидели вдвоем. Плечом к плечу. Отец и сын.

В начале мая Уилл вернулся в больницу на последний курс химиотерапии. Руфь с сыном по привычке заглянули в палату Мишель. На ее кровати лежал другой ребенок.

— Надеюсь, она не… нет… не может быть. — Уилл схватил мать за руку.

Руфь отыскала медсестру и спросила, где Мишель. Ответа не требовалось — они все поняли по выражению ее лица. Уилл начал всхлипывать, его хрупкие плечи затряслись.

— Нет, только не это, — сквозь слезы проговорил он. — Нет… пожалуйста. За что?

— Уилл… — Руфь положила ладонь ему на плечо. Сказать ей было нечего. — Когда? — тихо спросила она медсестру.

— Два дня назад. Отошла мирно, спокойно.

— Да, но от этого все равно не легче.

— Да. И все же всегда лучше быть готовым заранее.

— Разве можно подготовить себя к смерти восьмилетнего ребенка?

Медсестра смущенно отвела взгляд:

— Ее родители были здесь. И дедушка с бабушкой. А еще старшая сестра. Она вроде как улыбнулась им, закрыла глаза и больше уже не открывала.

— Это несправедливо, — дрогнувшим голосом произнес Уилл. — Она же была совсем маленькая.

Руфь не знала, как утешить сына. Она отвезла его в палату, дождалась доктора Гирина и пошла звонить Линде.

На следующий день Руфь прощалась с Мишель. Она долго выбирала, что надеть на траурную церемонию, и в итоге, отказавшись от строгих тонов, нарядилась в бледно-желтый костюм с зеленым шелковым шарфом — цвета весны, цвета надежды. Приехав по названному Линдой адресу, она с удивлением обнаружила, что это — просторная пристройка к ресторану «Старая Варшава». В зале было полно народу, гости громко разговаривали, смеялись. Один длинный стол был уставлен блюдами с закусками, другой — бутылками с вином и водкой. На отдельном столике в окружении игрушек стоял портрет Мишель, украшенный длинными бело-розовыми лентами. На стенах висели шары всех цветов радуги, в вазах благоухали розы.

— Мы устроили праздник в ее честь, — объяснила Линда, обнимая Руфь. На ней было платье цвета клубничного мороженого. — Утром мы всей семьей попрощались с ней в церкви, но Мишель всегда хотела, чтобы для нее устроили праздник, когда она поправится.

По щекам Линды катились слезы, но она все равно улыбалась.

— Мишель была бы в восторге, — сказала Руфь, оглядываясь вокруг.

А для Джози мы праздника не устроили, думала Руфь. Вместо этого запечатали свое горе и спрятали поглубже. Сколь же мрачна и уныла была церемония в Мэне — листопад, пробиравший до костей холодный северный ветер.

В тот вечер Пол оформлял заказы на учебники для первого семестра и надеялся управиться до начала футбольного матча. Налив себе джина с тоником, он едва успел сделать первый глоток, когда зазвонил телефон. Пол снял трубку.

— Да?

— Пол? — Голос был такой слабый, что он едва узнал его.

— Руфь, это ты? Что случилось?

— Уилл, — выдавила она.

— Что? — Руфь не отвечала. Полом начала овладевать паника. — Что с ним?

— Я приехала домой, а тут сообщение от доктора Гирина. Он просит перезвонить ему как можно скорее, а я… я больше не в состоянии в одиночестве выдерживать плохие новости.

— Сейчас буду.

Приехав к жене, Пол позвонил Гирину. Руфь со страхом наблюдала за ним. В трубке слышались больничная суета, шарканье резиновых подошв по гладкому полу, плач ребенка.

— Это профессор Коннелли, — сказал Пол. — Вы просили позвонить.

— Да. У нас хорошие новости.

Пол затаил дыхание.

— Неужели это то, что я думаю?

— Наступила ремиссия. Последние анализы показали отсутствие раковых клеток. Он здоров.

— О боже!

— Разумеется, он останется у нас на учете. Мы не можем исключать вероятность рецидива. Будем молиться, чтобы этого не произошло. Мы знаем много случаев, когда болезнь больше не возвращалась.

Другими словами, рак побежден, думал Пол. Возможно, только на время. Отныне они никогда не смогут спать спокойно. Но вслух он этого не произнес.

— Не могу выразить, как мы благодарны вам за все, что вы сделали.

— Для нас это каждый раз такое же чудо, как и для родителей, — ответил Гирин.

— Спасибо, доктор. Большое спасибо. — Пол со стуком положил трубку на рычаг и широко улыбнулся жене: — Он победил болезнь, Руфь! Рак отступил.

— Здоров. — Она рухнула на диван и разрыдалась. — О Пол, не могу поверить. Просто не верится.

— Мне тоже. — Он сел рядом с ней, обхватил ее лицо ладонями, поцеловал мокрые щеки, зажмуренные глаза, губы.

Она приникла к нему, положила голову ему на плечо.

— Я старалась не терять надежды и в то же время боялась. Все эти месяцы я смотрела на него и думала, сколько же мучений ему еще предстоит вынести. И вот теперь он здоров.

Пол обнимал жену, стараясь не вспоминать сделанной доктором Гирином оговорки.

Глава седьмая

Уилл постепенно возвращался к нормальной жизни. Окрепнув, он начал ходить в школу и теперь доучивался последние дни перед летними каникулами. Руфь вышла на работу. Глядя на запруженные городские улицы, на цветы в городском саду, которые она заметила будто впервые, Руфь вдруг ясно осознала, насколько ограниченным стало ее существование.

Пока Уилл здоров, можно строить планы на будущее. Но она все равно будет внимательно наблюдать за ним, беспокоиться о нем каждую секунду.

Когда она спросила сына, какой подарок он хотел бы получить на пятнадцатилетие, мальчик заявил не раздумывая:

— Хочу поехать в Дом Картеров. Мы там сто лет не были.

— Уилл. Я… я не могу.

— Почему?

— Потому что с тех пор… с тех пор как…

— Погибла Джози.

— Да. Там я вижу… ее всюду.

— Джози, мама, — неожиданно взорвался Уилл. — Ее зовут Джози. Джозефина. Почему ты никогда не говоришь о ней? Поэтому папа и ушел. Он не мог смотреть, как ты делаешь вид, будто ее никогда не существовало. Ведь мы все думаем о ней каждый день, и скучаем, и мечтаем о том, чтобы она снова была с нами, и… и… — Уилл заплакал. Из его тощей груди вырывались пронзительные всхлипы.

— Да. Я…

— Джози утонула, погибла, и мы теперь не такие, как раньше. — Он уже рыдал навзрыд.

— Наверно… — Руфь помедлила, тщательно подбирая нужные слова. — Наверно, я считала, что, если мы станем жить, как прежде, это будет означать, что мы оказались сильнее обрушившейся на нас беды.

— Но, мама, я хочу говорить о Джози. И о папе, о том, что он оставил нас, и… — Он прижался лбом к стене. — Я даже ходил пить колу с этим придурочным ухажером Джози, лишь бы поговорить о ней.

— С Робом Фаулером?

— С Робом, Бобом, какая разница. — Уилл укоризненно посмотрел на мать. — Главное, что он меня слушал.

Спустя две недели после начала летних каникул Руфь вернулась домой с работы и застала на кухне вместе с Уиллом его приятеля Эда Стайна.

— Здравствуйте, миссис Коннелли, — поздоровался Эд.

— Привет. Как родители?

— Отлично. — Он взглянул на Уилла. — Кстати, мы завтра уезжаем в Мэн, и родители спрашивают, не отпустите ли вы с нами Уилла.

— Это исключено, — отрезала Руфь.

— Почему? — спросил Уилл.

— Почему вы его не отпускаете, миссис Коннелли? — Эд был вежлив, но настойчив.

— Эд, Уилл недавно перенес тяжелую болезнь. Ему нельзя переутомляться.

— Но в Суитхарборе он только сил наберется, вы не согласны, миссис Коннелли? Ни тебе уроков, ни школы, ни всяких придурков на улицах. Чистый воздух.

— Это подготовленная речь или экспромт? — рассмеялась Руфь. — Хотя в чем-то ты прав.

— Я все равно поеду. — Уилл вышел прочь из кухни.

Эд последовал за другом, но в дверях обернулся и сказал с улыбкой:

— Не волнуйтесь, миссис Коннелли. Вечером мама вам позвонит.

— Мне все-таки непонятно, Руфь, что означает это письмо из Федеральной комиссии по торговле. — Джейк Филлипсон подался вперед.

Обладатель густой седой шевелюры и маленьких черных глазок, он был больше похож на белого медведя, чем на президента крупной корпорации.