Стиг Клаэсон - Мы Любим Ингве Фрея Страница 15

Пыль на шоссе улеглась, комары уснули.

Ничего не говоря, Петтерсон кинул весла в лодку и Анита вошла в нее. Петтерсон положил еще фляжку на нос лодки и оттолкнулся от берега. Он не спеша провел лодку через листья кувшинок и камыши. Когда они вышли на чистую воду, он сложил весла и предоставил лодке плыть самой по себе.

Не торопясь, медленно Петтерсон оглядел озеро.

— Вот, значит, как выглядит наша шведская летняя ночь, — сказал он. — Теперь я знаю, как выглядит на-стоящая Швеция летними ночами… А знаешь ли ты, Анита, что мы — последние, кто видит все это собственными глазами?.. Мы последние, кто на себе ощущает, как стихает над землей ветер, как он ложится на нее, чтобы подремать или, может быть, послушать ночь, как мы сами… После нас этот странный факт не испугает больше никого… Потому что вон там, за шоссе, я выстрою тридцать летних домиков для отдыхающих. А с этой стороны шоссе соответственно построю тридцать мостков для лодок… На месте, где стоит наш фургон, я вырублю кусты и построю стоянку для автомобилей с небольшим гриль-баром, который будет открыт круглосуточно… На лесистом холме с противоположной от шоссе стороны я возведу более капитальные и комфортабельные дома. Часть из них будет сдаваться внаем даже зимой. Домов будет двадцать или двадцать пять… А на северном заболоченном берегу можно построить мотель с плавательным бассейном, лодочной станцией и ларьками-сосисочными… Конечно, нечистоты придется сбрасывать прямо в озеро, и спортивную рыбалку сосредоточим у северного берега. Мотель возьмет на себя организацию специальных рыбалок-сафари… Благотворительному клубу «Лайонз» тоже найдется место на холме… Озеро по ночам будет сверкать неоновыми огнями мотеля, а музыка из гриль-бара будет разгонять тишину. Ветер здесь будет дуть все время, не стихая, а листва осин дрожать постоянно.

Петтерсон умолк.

— Здесь это случиться не может, — сказала Анита. — Нет, — ответил Петтерсон, — здесь это может случиться, если мы не будем осторожнее… Ты поймешь меня, если я скажу, что мотель будет называться «У Ингве Фрея», а гриль-бар-«Гриль баром Юсефы»… Стоит хоть немного начать эксплуатировать наш памятник старины, и конца этому не будет.

— В Швеции такого случиться не может, — сказала Анита. — По крайней мере, здесь, в глубинке. Мы ведь можем себе позволить дешевые поездки на теплые пляжи в Испанию и на Багамские острова. Да и в Африку тоже.

— Да, но это не может продолжаться бесконечно. Нашему благополучию рано или поздно наступит конец. Вряд ли даже наши дети смогут позволить себе поездки на пляжи в теплые края. Шведы, черт возьми, раскаются, что не ценили родной природы. Они научатся сидеть в лодках на наших озерах, ежиться от прохлады и наслаждаться отечественными жареными сосисками и, музыкой из транзисторов. Шведское лето до сих пор ведь имеет хорошую репутацию среди нас, шведов, благодаря тому, что живы еще люди, с удовольствием вспоминающие, как они когда-то в детстве проводили лето в деревне. Но если туристические поездки за границу будут продолжаться и дальше, то скоро шведы будут вспоминать только испанские пляжи своего детства… Они и знать не будут, что существовала когда-то традиция проводить лето на лоне родной природы… Памятник старины на Выселках может восполнить им такую традицию… И не будет никакой необходимости лгать, утверждая, что памятник старины — это чья-то древняя могила. Сойдут и развалины старого дома… Люди будут приезжать сюда, чтобы посидеть в лодке на озере, которое очень скоро назовут Око Ингве Фрея, и будут очень удивляться, как кому-то в свое время пришла в голову немыслимая идея поселиться и жить здесь, в лесу. То, что здесь хорошо жить летом, они, возможно, поймут, но вот как прикажете понимать, что люди жили здесь и осенью и зимой? Они сразу же заговорят о мрачных осенних сумерках, о зимнем одиночестве и тут же чистосердечно признаются, что ни бельмеса во всем этом не понимают. «Здесь, по всей видимости, когда-то жили люди, — вот что они скажут. И подумают: — Как могли они жить здесь?»

— Ты очень глубокомыслен, — сказала Анита. — Разве так следует разговаривать с девушкой волшебной ночью?

Петтерсон взглянул на Аниту, когда-то оскорбленную подпаском, и вдруг увидел в темноте ее смеющиеся синие глаза, румяные круглые щеки и мягкие светлые волосы.

«Вот что нужно оберегать тебе от нечестивцев и ловцов легкого счастья», — подумал он.

Но вдруг почувствовал себя посторонним наблюдателем, чужаком.

Что же такое Швеция?

Одной летней ночью Петтерсон с приятелем катался на моторной лодке по Стокгольмским шхерам. Они причалили к пристани на острове Мэйя и увидели на ней широкоплечего белокурого парня-гиганта, стоявшего в небрежной позе и мечтательно глядевшего куда-то в ночь.

Приятель Петтерсона восхищенно замер, любуясь парнем, а потом смеясь сказал:

— Черт возьми, Петтерсон. Ей-богу, мне сейчас захотелось стать девкой.

Это была Швеция. Швеция была в нескольких бескорыстно брошенных легких словах.

Швеция — это скромное желание, высказанное летней ночью.

Петтерсон улыбнулся. Он посмотрел на грудь, ноги и бедра Аниты.

— А я, я хотел бы стать сейчас тем типом, — вслух сказал он. — Давай до дна, выпьем эту ночь!.. Но будем пить ее спокойно и долго… Мы — последние.

— У тебя, наверное, было немало таких ночей чя том холодном озере, откуда ты родом? — сказал Петтерсон. — Или не было? Что такой больше не будет — ясно.

Петтерсон отхлебнул глоток из фляжки и передал ее Аните.

— Знаешь, иногда мне хочется нюхать табак, как это делали парни в старину. Представь себе: мы возвращаемся с танцев. Танцплощадка уже далеко, но до нас доносятся оттуда звуки оркестра. Я немного пошумел там, когда очищал площадку от подонков из соседней деревни. У меня в кармане кисет с табаком, а под глазом здоровенный фонарь… И ты, что идешь рядом, любишь меня.

— Я люблю тебя, — сказала Анита.

— Нет, тебе это кажется, — сказал Петтерсон. — Это действует на тебя летняя ночь. Твоя способность критически мыслить отказала под воздействием белой луны и обычной водки.

— Это все равно.

— Чертова лодка протекает! Возьми ковшик!

— Разве это не все равно? Я тебе не нравлюсь?

— Я-то, — сказал Петтерсон. — Я люблю тебя. Но это не все равно. Ты для меня что-то вроде праздничного колокольного звона. Нашу постель должны бы устилать старые праздничные программки Дня шведского флага.

— А постель из мха тебя не устроит? — засмеялась Анита. — Ты будешь любить меня на постели из мха. И не говори, что я напоминаю тебе звон колоколов. Я не напоминаю тебе ничего. Ничего из того, что ты видел или слышал… Это действует на меня лунная ночь. До нее меня не было.

— Ты напоминаешь мне плетеную корзину, полную зимних яблок, — сказал Петтерсон. — И еще бочонок меда… Нам придется спать на мокром от росы одеяле.

— На мхе.

— В этих местах много любили, когда здесь жили люди. У Юсефы было двадцать детей… Ты не мерзнешь?

— Немного.

— Поплывем домой?

— Не домой, — сказала Анита. — Греби вон туда!

Петтерсон сделал несколько гребков в направлении, которое указала Анита.

— Возьми фляжку! — сказал он.

Петтерсон работал веслами медленно и тихо. Он вез в лодке женщину.

— Мы не можем оставаться здесь дольше, — сказал он. — Это было бы нехорошо по отношению к старикам. Мы для них что-то вроде свалившегося на голову приключения и можем зря растревожить их, вывести из равновесия.

— Тут ты ошибаешься, — сказала Анита. — Никакое мы для них не приключение. Люди, живущие здесь, на Выселках, переживают все по-своему. То, что ты называешь приключением, — для них всего лишь забавный эпизод. Им все это забавно. Приключения не входят в их распорядок жизни и не могут входить. Старики не любят неизвестности. И, если бы им нужно было в город, они скорее вызвали бы такси, чем поехали с тобой.

— Почему?

— Они считают, что знакомство не должно быть слишком близким. Пока ты общаешься со стариками здесь, ты — их гость. Но за пределами Выселок они оказались бы целиком у тебя в руках. Ты для них слишком быстрый. Они не могут тягаться с тобой. Самое странное, как мне кажется, это то, что ты совсем не понимаешь стариков, в то время как они тебя раскусили. Но понимание вещей всегда помогало им выжить. А тебе понимать не обязательно. Ты выживешь и так… Сапожник, пока идет из дому к своему почтовому ящику, получает впечатлений куда больше, чем мы по всей дороге отсюда до Стокгольма. У нас многое вошло в привычку, а они никогда ни к чему не привыкают. Они постоянно настороже. Их жизнь проходит в постоянном напряжении, они все время тревожатся и беспокоятся… К лесу невозможно привыкнуть.

— Ты не огорчишься, если мы пробудем здесь недолго? — спросил Петтерсон. — Ты можешь меня понять?.. Я надеюсь, поймешь. Надеюсь, что и старика поймут. Но мы не уедем завтра же. Я обещал сапожнику порыбачить с ним завтра вечером. Ему не с кем рыбачить, другие старики рыбалку не любят. Мы поставим завтра сети.