Юрий Горюхин - Канцелярский клей Августа Мёбиуса Страница 15

Мисс Вуд спросила как, мол, мой бизнес, я подумал и сказал, что мой бизнес вполне файн, но я бы охотно съездил для ознакомления и сравнительного анализа в ихнию Америку, и мы одарили друг друга ослепительными улыбками. Потом без фортелей я стал развлекать мисс Вуд, добросовестно уча ее пить русскую водку и запивать ее русским пивом. Пару раз я показал, как темпераментно танцуют у нас в России, но не испытывая большого удовольствия от Вудовских объятий, сказал, что часто танцевать у нас не принято, разве что, только замужним парам. Тогда мисс Вуд открыла слюнявый рот и потянулась к моим запекшимся губам, я залпом выпил фужер водки и мужественно поцеловал ее жирный мизинец. После такого сближения я стал учить мисс Вуд русскому языку, коварно называя вещи, отмеченные указательным пальцем, по-тарабарски. Честно рассказал ей всю свою биографию, не утаил даже того, что я в чине полковника и воевал во всех горячих точках земного шара против империалистов и их пособников и, чтобы не быть голословным, предложил поехать ко мне домой, где я представлю вещественные доказательства.

Пойманный мной «запорожец» с пробитым глушителем, натужно и истошно рыча, вез нас в мою берлогу. На заднем сиденье, как в фильмах с родины мисс Вуд, я попытался овладеть моей ненаглядной, но два раза ударившись головой о потолок и защемив ногу под сиденьем, оставил это занятие и стал целомудренно щекотать пятки моей толстенькой хохотушке. Доехав до места, я щедро расплатился с шофером. Он взял в левую руку жестяную банку пива, а в правую желтый лимон, украденные у брата, попытался прикинуть их вес и удивленно посмотрел на добавленное мной большое красное и совсем немного надкусанное яблоко.

— Все нормально, шеф? — задал я утвердительный вопрос, и мы с моей луноподобной небольшими галсами пошли в направлении моего жилища.

Я разбудил Георгия, три раза подмигнул ему левым глазом, представил своим денщиком и накинул на себя мятую старлеевскую шинель. Мисс Вуд захлопала в ладоши и сказала, что тоже хочет ее примерить, на это я не согласился, строго помотав головой и погрозив пальцем. После этого, я сказал: «Ну!» и, дернув плечом, выразительно посмотрел на Георгия, тот снял с моих плеч шинель и бросил ее на несвежий пол посреди комнаты. Мы с мисс Вуд крепко обнялись, упали на шинель и полюбили друг друга на всю жизнь.

Ночью изнеженному коктейлями организму мисс Вуд стало плохо, так плохо, что я тут же затолкал испорченную шинель в мусоропровод, но зато искупал мою визгливую пассию в ванной, получая взамен страстные укусы в некоторые части своего тела. Под утро Георгий по-джентельменски отвез нас с мисс Вуд в гостиницу на своей поливальной машине.

Стоит ли говорить, что в дальнейшем мисс Вуд, узнав, что я претендую на вакансию менеджера среднего звена их совместного предприятия, приняла живейшее участие в моей судьбе и сказала свое веское слово, несмотря на широко раскрытые глаза и беспрерывные глотательные движения моего брата.

Молодой бывший одессит пускал мне в лицо солнечный зайчик от своего золотого зуба и говорил, что у него самые лучшие и самые настоящие, в отличие от тех жалких подделок, которые у Яшки, фуражки воинов советской армии. Я, пощупав материю и понюхав головные уборы изнутри, с ним согласился и после изматывающих торгов и угроз пойти к Яшке, купил парадную шинель капитана советской милиции, которую тут же надел, несмотря на Нью-Йоркскую слякоть.

В прокуренном баре «Солнечный ветер» или, быть может, «Ветреное солнце» я заказал, смеха ради, подряд пятнадцать дринков виски. После спринтерского рывка я потребовал вяленого леща и большой бокал пива с обязательной шапкой пены. О леще, конечно, здесь не слышали, поэтому дали дохлую селедку с невнятным запахом, но вот пиву надо отдать должное — оно было отменным, и я с удовольствием сдунул жирную пену на рукав лимонной куртки молодого афроамериканца с брезгливым взглядом. Чернокожий молокосос грязно выругался и вытер свою куртку о мою новехонькую шинель. Тогда я сказал, что я, как представитель славных русских полицейских, не могу потерпеть такого оскорбления от ничтожной гарлемской шпаны. После этого соотечественники юнца меня стали бить по голове, а когда я упал, то пинать ногами в живот. Вдоволь размявшись, мои юные друзья выскочили из бара и растворились в лабиринтах своих улочек. Я же прижался щекой к холодному полу и осмотрелся — на полу ничего не было, кроме обступивших меня различных видов парной обуви, и одна из этих пар поинтересовалась: все ли у меня в порядке, не надо ли чем помочь и что сейчас приедет полиция, во всем разберется и кого-нибудь накажет. Я благоразумно шепнул сам себе, что полиция нам не нужна, поднялся на ноги, вышел на оживленную авеню и поймал такси.

В такси было тепло и уютно, только шофер не вызывал у меня доверия, и я уже подумывал, не проверить ли у него водительские документы, но не успел, потому что заскрипели тормоза, и в освещенном фарами строении я узнал мидлклассовский домик мисс Вуд.

Утопив указательным пальцем желтую кнопку в черной коробке видеодомофона, я хмуро подавлял подступающую тошноту перед предстоящими вакуумными поцелуями моей неоднозначной.

Канцелярский клей Августа Мёбиуса

Будильник — самое дрянное изобретение человечества.

Нестоптанных тапочек не бывает — шлеп, шлеп.

Горячую воду отключили — козлы!

Джинсы, майка, свитер, новые носки из целлофановой упаковки пахнут керосином и далеким Китаем.

Я расчертил яичницу на квадратики и съел, выпил стакан спитого чая и бросил на коренные зубы ириску.

Я взял аккуратный кожаный чемоданчик песочного цвета, вышел из квартиры и пошел на остановку общественного транспорта, откуда ленивый автобус, очень не спеша, довез меня до вокзала.

На вокзале я купил билет до станции «Пионерская» и нырнул в подземный переход к платформе номер четыре. В переходе я стремительно пробежал сквозь запах хлорки и мочи и почти выскочил наружу, но споткнулся о человека в оранжевом жилете и чуть не упал.

— Ты кто?

Человек перевел задумчивый взгляд с размякшего фильтра сигареты «Космос» на меня и неожиданно внятно сказал:

— Сцепщик вагонов пятого разряда Шеленберг Ильгиз Иванович.

— Быть этого не может.

Ильгиз Иванович медленно поднял голову так, чтобы его правая щека полностью освободилась от фиолетовой лужи, и этой же щекой презрительно мне усмехнулся.

— Что же вы тут делаете, Шеленберг Ильгиз Иванович?

— Свистки слушаю.

— Какие свистки?

— Паровозные.

Я надоел Ильгизу Ивановичу, и он опять нежно опустил свою правую щеку в фиолетовую лужу, а я поднялся к электричке с еще свободными местами у окошек.

— Далеко ли путь держите?

Шуршащий плащ и мятая, слегка набекрень, шляпа.

— Это вы мне?

— Вам, а может быть, и не вам, может быть, вообще.

Похоже, мы будем задушевно беседовать всю дорогу, и время долгого пути пролетит незаметно.

— До «Пионерской».

— Вот ведь, пионеров давно нет, а название осталось.

— Да, осталось.

— Вас как зовут?

— Костя.

Почему Костя? Хотя, Костя так Костя.

— Константин — хорошее имя, а я — Ярослав.

— Тоже неплохо.

— Вы спортом не увлекаетесь?

— Да как-то так.

— А я футбол люблю, за «Спартак» болею. Но ведь сейчас, сами понимаете, все куплено.

— Понимаю.

— Причем мафия везде — спорт, политика, искусство. Кстати, вы как к современному искусству относитесь?

— Ну, в некотором смысле…

— А к сексу?

— Да…

— А не кажется вам, что мы уступаем во внешней политике?

— Кажется.

— Ответь мне, Костя, то есть не приходил тебе в голову вопрос: зачем мы живем? В чем смысл, так сказать?

Приехали. Неужели сейчас всех лечат амбулаторно?

— Что-то душно, пойду в тамбуре постою.

— Да, душновато.

В тамбуре я встал около несимпатичной женщины с волнующей фигуркой, держащей за ладошку мальчика лет пяти.

— Мам, а электричка электрическая?

— Электрическая.

— А где у нее электричество?

— Не знаю, сейчас выходим.

Электричка стала притормаживать, я переложил из правой руки в левую чемоданчик, готовясь к выходу.

— А не желаете ли показать документ, удостоверяющий вашу личность?!

Вышедший в тамбур Ярослав вдруг вцепился в мой свитер, мальчик от неожиданности проглотил леденец, который еще сосать и сосать, женщина взволнованно два раза пнула потертым носком кроссовки по железной двери.

— Конечно желаю, только давайте сначала выйдем из электрички.

— Ха-ха! Значит так заговорил!

— Мам, а дяди плохие?

— Плохие.

— А какой из них хуже?

Я крепко сжал запястья хрипящего Ярослава так, чтобы он разжал свои рыболовные крючки, но сил моих не хватило (завтра же начну заниматься с гантелями), и мой свитер продолжал безобразно растягиваться в разные стороны. Динамик над моей головой прошипел, что электропоезд совершил остановку на станции «Пионерская», двери электрички раздвинулись, я отпустил запястья Ярослава, переместил вес тела на правую ногу, оттолкнулся, резко переместил вес на левую и отправил моего нового товарища в не совсем полезный для его здоровья нокаут.