Виктория Токарева - Дерево на крыше Страница 15

— Ну извините, — сказала Лена на прощание.

— И вы извините, — великодушно ответила начальница.

Все-таки ей неудобно было выгонять работника, выставлять за дверь.

Но у Всевышнего своя программа на каждого человека. И прежде чем открыть новую дверь, он закрывает предыдущую.

Лена села писать книгу.

Какое счастье работать не по заказу. Какое счастье не ходить на работу и не видеть того, кого не хочешь видеть. Не делать то, чего не хочешь делать.

Жили на Сережину зарплату. Четыре человека на сто восемьдесят рублей.

Нянька баба Поля варила суп из мяса с рисом. Рис она не мыла. Лена видела, как над кастрюлей поднимается бурая пена.

Из детского сада возвращалась маленькая Настя. Ее усаживали обедать. Она ела с вдохновением.

— Вкусно? — подозрительно спрашивала Лена.

Настя, не отвлекаясь от тарелки, отводила в сторону кулачок с поднятым вверх большим пальцем. Высшая похвала.

Лена вздыхала. Ей было стыдно за то, что она все время отдает своим листкам и замыслам вместо того, чтобы сварить нормальный обед. Бедные, бедные домочадцы. Но листки были смыслом ее жизни и образом жизни. Они ее собирали, очищали, исповедовали. Она не представляла себе иной жизни. А что еще делать? Про что говорить?

Лена написала книгу и отнесла ее в издательство.

В издательстве книгу зарегистрировали и сказали, что отдадут рецензентам. Такой порядок. Книги печатали только в случае положительной рецензии, и не одной, а нескольких.

Лена верила и не верила в успех. С одной стороны, кому она нужна? Сейчас все пишут, всеобщая грамотность. А с другой стороны…

Александр вышел из больницы и тут же уехал на съемку.

Вера устремилась следом, чтобы обеспечить правильное питание. После желтухи Александру нельзя было пить. И есть. Так, ерунду протертую. Качество жизни Александра резко упало.

И все-таки фильм был снят.

И состоялась премьера. Коллеги плавились от зависти, но мужественно признавали: «Да. Ты лучше нас». Жизнь удалась, несмотря на инфекционную желтуху.

В Доме кино был дан банкет.

Лене прислали приглашение. Не забыли.

Она явилась во всем блеске красоты и молодости. Новое платье, купленное у спекулянтки, блестело и облегало, как змеиная кожа. Но никто не обратил внимания ни на Лену, ни на ее платье. Народу — двести человек. Столы поставлены буквой «П» с внутренней рассадкой.

Александр и Марго сидели на центральных местах.

Лену посадили на краю и сбоку.

Вера практически не сидела. Она все время куда-то бегала, распоряжалась на кухне, встречала и сажала гостей. Не наряжена и не причесана: волосы назад и в хвостик. Вера привыкла все тянуть на себе. За все отвечать. Она и в праздник не расслаблялась.

Александр и Марго сидели, как почетные гости, — скромные, воспитанные, немножко торжественные. В черно-белом. Королева и принц.

Вера — обслуживающий персонал, девка Палашка.

А Лена — вообще никто. Просто пришла и села. И ее не выгнали. Она, конечно, написала хорошую книгу, но кто это знает…

Напротив Лены сидела пожилая актриса с белыми кудельками на голове. Она незаметно достала из сумки фляжку и перелила в нее бутылку водки. Запаслась впрок. Бедная пьянчужка. Ее тоже позвали на банкет. Не забыли.

Лена сидела среди людей третьего сорта. Персоны-ВИП (особо важные гости) — сидели вокруг Александра.

Лена слушала тосты, ковыряла салат и думала: «А что я здесь забыла?» Дома ее ждут, ревнуют, перемогаются в тоске и тревоге. Есть место на земле, где она самая главная, где она ВИП-персона, королева и солнце в небе.

Лена поднялась и тихо пошла к выходу, не привлекая к себе внимания. Это называется «уйти по-английски».

Остановилась возле лифта. Ресторан располагался на четвертом этаже.

Лифт не шел. Лена отправилась вниз по лестнице, держась за перила. Услышала:

— Лена!

Александр бежал за ней следом.

Лена обернулась. Смотрела молча. Ждала, что он скажет. Но он не знал, что сказать. Спросил:

— Ты уходишь?

Зачем спрашивать? Разве так не видно?

Нужны были какие-то слова, чтобы ее удержать. И он знал эти слова, но за них надо отвечать. Александр не хотел ни за что отвечать. Он предпочитал оставаться свободным, как птица. И при этом хотел, чтобы Лена оставалась при нем и сидела где-то с краешку. Яркий цветочек на ковре жизни.

— Иди, — сказала Лена. — Тебя ждут. Сегодня твой день.

День, конечно, его. Но что ему делать за праздничным столом? Есть нельзя, пить нельзя. А сидеть на трезвую голову — скучно. Он с удовольствием ушел бы следом за Леной. С ней было интересно без водки.

Александр вернулся на место.

Тосты шли один за другим. Как там у Окуджавы: «Собирайтесь же, гости мои, на мое угощенье. Говорите мне прямо в лицо: кем пред вами слыву…»

Александру говорили в лицо возвышенные речи, пели осанну. Александр стеснялся, а Марго верила каждому слову. Внимала. Ей это было просто необходимо — подтверждение жизненного результата. «А иначе зачем на земле этой вечной живу»…

После Пражской весны в стране стали закручивать гайки.

Все живое и талантливое запрещалось. Приходилось крутиться как уж на сковороде. Возникали творцы — диссиденты. Они не хотели приспосабливаться. Предпочитали голодать.

Александра не прельщала участь борца-одиночки. Он жаждал успеха и благополучия. Но и продаваться он тоже не хотел.

— Сделай фильм по Островскому, — неожиданно предложила Марго. — Очень хороший автор, хоть и классик. Сейчас нет таких драматургов.

Александр задумался. Прислушался к себе. В душе разливался покой. В случае точного попадания Александр не ликовал, а успокаивался. Но он не привык работать без партнера. Писать одному — это все равно что одному играть в теннис. Должен быть партнер по другую сторону сетки. Прием — подача.

— Кого позвать в соавторы? — спросил Александр.

Он уже знал, кого позвать: Лену. Во-первых, талантлива, во-вторых, не пьет. А в-третьих, никогда и никого он не любил так долго и так хорошо.

Александр сразу решил, что возьмет Лену. Но он хотел, чтобы эта кандидатура была названа не им. Вроде он ни при чем.

— Кого позвать? — снова спросил Александр.

— А зачем тебе соавтор? — удивилась Вера. — Пьеса же есть.

— Я один не умею.

— Ромка Беликов, — подсказала Вера.

— Ромка спился, — жестко заявила Марго. — Его жена из дома выгнала. Живет где попало.

— Можно уехать в Дом творчества, — нашла выход Вера.

— И пить там не просыхая… — Марго задышала, ее лицо покрылось пятнами.

— Что ты хочешь? — обеспокоенно спросил Александр.

— Я хочу Лену! — прокричала Марго.

— От этой Лены толку как от козла молока. Один фильм, и то закрытый, — напомнила Вера.

— Зато не пьет, — отрезала Марго. — Я не хочу жить и ждать, когда мой сын умрет от цирроза…

Марго зарыдала от такой перспективы.

— Ну хорошо, хорошо, — согласился Александр. — Лена — значит, Лена…

Вера насупилась. Присутствие Лены ее раздражало. Однако в пьесе Островского была для нее хорошая роль. Вера сумеет показать свое возросшее мастерство. А Лена — только в титрах, мелкими буквами. Кто смотрит в титры? Никто.

Александр позвонил Лене и предложил работу.

— Ты меня разыгрываешь? — не поверила Лена.

— Нет. Я предлагаю тебе соавторство.

Лена помолчала, потом спросила:

— Ты не передумаешь?

— Нет. Я не передумаю.

Лена не могла поверить своему счастью. А ведь случилось настоящее счастье. Вот так просто. В четырех словах. В десять часов вечера.

Так же, наверное, случается настоящее несчастье. Очень просто. В двух словах. И жизнь раскалывается на две половины.

Лена положила трубку. Вошла в большую комнату. (Телефон стоял в ее кабинете.) Муж смотрел футбол.

— Меня Александр пригласил писать сценарий. Наверное, передумает, — сказала Лена бесцветным голосом.

Муж отвлекся от футбола.

Он не хотел, чтобы его жена работала с мужиком, трепала юбки. Он ревновал. Но сценарий — это большие деньги. А в доме — столько дыр.

— Передумает, — повторила Лена.

Значит, жена останется при доме, но и дыры останутся. И он в одиночку никогда их не залатает.

Сергей перевел глаза на экран.

Футболисты носились за мячом. Одни выигрывали, другие проигрывали.

Работать поехали в Сочи.

Стоял сентябрь — бархатный сезон. Много солнца, много теплого моря. Счастье растворено в воздухе. Рай.

Работа почти не двигалась. Кто же работает в раю?

По вечерам шли в ресторан, ели жареную форель. Неподалеку было свое форелевое хозяйство.

Играл оркестр, пела милая певица. Александр слушал, откинувшись на спинку стула. Выражение его лица было мечтательным. Он наслаждался золотистой форелью, приятной музыкой, а главное — свободой. Никуда не надо торопиться, прятаться, притворяться. Вот оно, счастье. Режь кусками и ешь.