Александр Покровский - Кубрик: фривольные рассказы Страница 15

Погасив пламя (а открытое пламя для подводника – ежику понятно – источник инфаркта и других не менее непередаваемых ощущений), мы кинулись вниз, к вахтенному отсека, чтобы он, не дай бог, не объявил пожарную тревогу: дыма-то– будь здоров!!!

Ну и пока пробежали половину пути до вахтенного – ее, родимую, как раз и объявили.

Блин, то вахтенный спит, как сурок, – не добудишься – бери что хошь, а то проявляет недюжинную бдительность в разгар ночи (а было что-то около 2–3 часов ночи).

Так что, когда мы добежали до нижней палубы, весь корабль уже знал, что в 19-м что-то горит, и все смежные переборки были уже накрепко задраены. Ну, ничего не оставалось делать, как тут же рассказать командиру о своих художествах.

На что он резонно заметил:

– А сейчас будет для вас самое неприятное: будете все то же самое рассказывать комдиву (комдив с нами ходил) адмиралу Сучкову (брату известного на флоте Сучкова).

Комдив не замедлил с прибытием, и через пару секунд, как был в трусах и майке, так и прибежал для выяснения обстоятельств и принятия решения по факту тревоги.

Мы вдвоем построились перед ним в одну шеренгу и с дрожащими коленками наперебой рассказывали про свои творческие изыскания.

Естественно, мы так и не сознались, что был открытый огонь, сказали только, что повалил сильный дым, и мы стали с ним усиленно бороться.

Адмирал первые пять минут не мог ничего сказать, только хватал ртом воздух, как только что пойманная рыба, потом еще минут десять шла очень информативная речь, состоявшая из одного мата, а потом уже, увидев, что опасность миновала, он изрек:

– Два взрослых долбоеба! – и больше ничего не смог сказать, и я с ним молчаливо согласился.

А Саню прорвало – он на каждую воспитательную фразу отвечал:

– Так точно, товарищ адмирал!!! Так точно, товарищ адмирал!!!

Потом адмирал сходил и все-таки оделся, вернулся в центральный, вызвал нас и, еще раз обстоятельно выслушав, сказал, что придумал нам до конца автономки наказание.

Не помню уже, чем был наказан Саня, – что-то из области приборки, кажется, а я был наказан уборкой в командирско-флагманском салоне каждый божий день, на что я с большим энтузиазмом откликнулся, хотя и так это был мой объект приборки.

А текущее нам наказание было: убрать с палубы отсека пену, которую мы собирали часа два, заодно и отсек помыли.

Мы готовы были драить весь корабль, лишь бы этот случай не получил огласки на берегу и тем паче в штабе, позорище было бы на всю оставшуюся службу – задолбали бы подколами.

Но, к чести Сучкова, все это так и осталось внутри прочного корпуса.

Вот!

Вовиком меня зову.

Здравствуйте. Хочу историю рассказать.

Ночью просыпается жена от дикого смеха, доносящегося из туалета. Подходит и видит: дверь в туалет открыта, сидит муж на унитазе и смеется, читая книгу. «Ну все, – думает она, – с ума сошел». Время под утро. От смеха просыпаются дети. Выходят в прихожую и видят: сидит их мама возле туалета, папа все еще на унитазе, и оба они смеются. «Ну все, – думают дети, – мама и папа сошли с ума». Подходят, а мама с папой вслух книжку читают, и называется она «Расстрелять!».

Саня! Хочу тебе рассказать!

Лето. В Североморске кобелиный сезон. Все жены с детьми уехали на Большую землю. Остались только корабли с экипажами. Офицеры редко бывают дома в пустых квартирах. Уезжая, жена попросила поклеить обои в детской комнате. Сказано – сделано. В начале лета я приготовил обои, выложив рулоны в большой комнате, затем вытащил всю мебель из детской. К середине лета я ободрал старые обои и поклеил на стены газеты. Дал время подсохнуть клею и в конце лета, вечером, перед тем как утром встретить жену, решил поклеить новые обои. Не тут-то было. Обоев не было. Перерыл всю квартиру. Обоев нет. Нашел только несколько обрезков от предыдущих ремонтов, причем трех цветов и четырех рисунков. Магазины уже закрыты. Что делать? Решил клеить. На стену против входной двери поклеил самые красивые обои. На стену, остающуюся сзади после входа, поклеил обои того же цвета, но другого рисунка, рассудив, что в маленькой комнатке, особенно войдя в нее первый раз после ремонта, жена не будет смотреть одновременно и вперед, и назад. Слева под ковром поклеил зеленые, оставшиеся после ремонта кухни, а за шкафом поклеил красные, что остались от ремонта коридора. Была уже глубокая ночь, когда я затащил мебель в детскую. Получилось очень даже прилично. Особенно если учесть обнаружившиеся якобы потерянные рулоны обоев, лежавшие все это время в большой комнате под вытащенными из детской вещами. Приехавшей назавтра жене ремонт понравился. Присутствие в одной маленькой комнатке четырех типов обоев замечено не было.

Это Александра.

Я из семьи, воспитавшей не одно поколение военных – и моряков в том числе. Мой отец кап-два (минер), однако я не считаю, что это «то, к чему приводит безотцовщина» или «отродье с идиотскими шутками», хотя последнее за ним замечалось неоднократно! Я, своего рода «дочь полка», в детстве долго жила у папы на корабле: на суше есть категорически отказывалась…

Сейчас отец служит на гражданском судне – никак он не может расстаться с кораблями. С ним случаются всякие истории. Как-то батя был старпомом на одном корабле в Крыму. Там все время проходили разные собрания по воспитанию духа. Ну так вот. На очередном собрании встал вопрос о порядке. Был у отца на корабле один раболепствующий гражданин (боцман, по-моему, не помню…). И вот он встает с места и, откашлявшись, со знанием дела начинает:

– Вот, товарищи, зашел к механику, а у него, понимаете ли, голая женщина на стене висит! Ну, я ее, конечно, и отодрал!

Все упали… и долго-долго не могли подняться!

А как-то командир по трапу на корабль шел. Шел так прогулочным шагом. В руках нес барсетку (папа упорно называет ее пидараской) и ею размахивал. Ну а барсетка возьми и между досками провались: «Бульк!» – и пошла ко дну! А надо вам сказать, перед этим командир все совал ее папе под нос и повторял:

– Вот, Никитин, учись! Все всегда должно быть при себе!

И были у него в этой барсетке все важнющие документы (в том числе и личные), деньги, ключи от сейфа с корабля, еще какие-то корабельные ключи! В общем, все, без чего корабль не выпустят и не впустят, и вообще, по утере всего этого добра корабль автоматически превращается в сувенир в натуральную величину! Вот. Командир был один и ничего не придумал, как подпрыгнуть «солдатиком» и в эту дырочку, заткнув все свои отверстия, уйти! Ну и застрял он, конечно. Повис он на локтях, как на распорках! Ни туда, ни сюда! Одна только лысая голова торчит. И начал он орать! Народ прибежал – прыгают вокруг и не знают, кого доставать – драгоценную барсетку или кэпа, который, ну, реально, сейчас там умрет от недостатка воздуха и переживаний!

Решили кэпа первым – а тащить не за что! Под локотки не подсунешься, а на башке волос-то нет! Говорят, достали всех – и кэпа, и имущество, но полсостава в ходе операции умерло от смеха!

Кэп был единственным грустным человеком на корабле, а отец долго злорадно всем эту историю рассказывал! Трап сменили, а барсетку кэп все равно с собой таскает.

А в нашей родной Лиепайской ОВРе придумали такую «фишку», которая использовалась при заступлении народа на дежурство в летнее время. Сам понимаешь, лето, жара, а надо носить рубашку, галстук, синюю куртку. А придумали вот что: рубашка обрезалась по периметру – на спине вдоль шва над лопатками, потом рукава отымались, а на груди линия отреза шла над карманами… Ежели комбриг Вова Поздняков был на сносях, то есть мальца не в себе, то он шел вдоль строя на разводе и задирал всем куртки, из-под которых у абсолютного большинства вываливались волосатые животы. Самое смешное, что «манишки» получили такую популярность, что их потом начали носить и под тужурками, так как форма соблюдалась, а стирки-то – минимум.

Это Андрей.

Вспомнилась одна история из моей самолетной жизни в Амдерме.

Называется она «Сан Саныч и Нидерланды».

Сан Саныч недолюбливал Нидерланды.

Почему он их недолюбливал – этого не знал никто.

Сан Саныч – инженер эскадрильи истребителей-перехватчиков со своими подчиненными, молодыми лейтенантами, разговаривал всегда так:

– Что вы стоите тут передо мной, как целка бельгийская? Я вам не хуй голландский, чтобы все это терпеть!

И подчиненные Сан Саныча знали: если с точки зрения Сан Саныча работа сделана плохо, то ты – целка бельгийская, а он – не хуй голландский.

Так что было к чему стремиться.

Вот так при помощи нелюбви к Нидерландам Сан Саныч и поддерживал боевую готовность. И самолеты у него взлетали в любую погоду.

Даже по первому варианту – так в Амдерме назывался ураганный ветер от сорока метров в секунду.

Есть такие «странные» войска в нашем Отечестве, в которых офицеров больше, чем солдат, и очередные звания они получают, как грибы после дождя (в центральном аппарате я знал людей, которые досрочно получили все звания и стали полковниками в 35 лет).