Амос Оз - Черный ящик Страница 16

Вот и весь секрет, мой господин.

Правда проста. Она в том, что я не хотела выиграть процесс и проиграть ребенка. Совсем наоборот. Верно то, что я хотела добиться от тебя еще и материальной поддержки, поскольку у меня не было ни гроша. Но не ценой отказа от Боаза. Это и было причиной того, что я воспользовалась своим правом отказаться от проведения анализа, который доказал бы, что твой сын – действительно твой.

Говоря по правде, мы проиграли оба. Боаз принадлежит лишь самому себе, а может быть, он и для самого себя – чужой. Совсем как ты. Сердце мое сжимается, когда я думаю о трагическом сходстве между тобой и твоим сыном.

А ведь если бы ты дал мне хотя бы десятую часть тех денег, которыми стал осыпать нас сейчас, я смогла бы растить Боаза у себя. И не было бы и ему, и мне в продолжение всего этого времени так плохо. Но ведь именно в этом – настоящая причина, которая побудила тебя отобрать у меня все. Ты бы и сегодня не дал нам ни гроша, если бы не испугался до смерти того, о чем я тебе рассказала: Мишелю удается найти пути к мальчику, и, похоже, Боаз по-своему, стараясь не показать этого, симпатизирует Мишелю. Кстати, меня мало трогает, что Мишель в простодушии своем продолжает верить, будто ты вдруг начал раскаиваться и исправлять, как он выражается, пути свои. Но меня ты не обманешь, Алек: деньги ты нам дал не для того, чтобы что-то исправить, а для того, чтобы разрушить. Алек, несчастный: напрасно ты пытался убежать. Напрасно пытался прикинуться этаким отстраненным божеством. Напрасно ты скрылся в облаке и пытался начать все с чистой страницы. В этом ты преуспел еще меньше меня. Напрасно мы молчали целых семь лет. Завернулся ли ты в черную сутану? Покрыл ли голову капюшоном? Продолжим. Я готова.

Только напиши мне всю правду о твоем здоровье. Плакучая ива и серые небеса за окном твоей комнаты неожиданно потрясли меня. Погоди еще минуту, Алек. Ведь в эту игру играют двое. Теперь пришел мой черед задавать тебе вопросы. Почему ты принял мой отказ? И почему ты сам отказался пройти проверку тканей? Почему ты не сражался за Боаза – хотя бы так, как сражался на процессе за то, чтобы раздавить меня? Почему ты не сражался за него, чтобы окончательно раздавить меня? И почему именно теперь ты вспомнил об этом и предлагаешь нам состояние, чтобы анализ был проведен. Теперь твоя очередь не обманывать.

Я буду ждать ответа.

Илана

* * *

Илане Сомо

через адвоката Закхейма

Передать лично в руки

Лондон, 2.6.76

Потому что я не мог, не хотел взять Боаза к себе. Я не знал, что с ним делать. Если бы я согласился на этот анализ, то ребенка пришпилили бы ко мне на основании судебного постановления. Что бы из него вышло, если бы он рос у меня?.. Это ответ на твой вопрос.

Как сказано в заключительной фразе решения суда: "Отныне и на будущее нет у сторон взаимных претензий".

А тем временем Закхейму и его детективам удалось найти Боаза. Иначе говоря, это удалось мне, а не Сомо. Как говорит твой святоша? "Будьте добры, возьмите это себе на заметку". Выяснилось, что Боаз работает на судне со стеклянным дном, обслуживающим туристов в Шарм-аш-Шейхе. И в самом деле прилично зарабатывает. Я распорядился по телефону, чтобы Закхейм оставил его в покое. Полагаю, что твоему мужу хватит ума не делать попыток вмешиваться. Быть может, ты предложишь ему засчитать Боаза в качестве моего пожертвования во имя вызволения земель Иудеи и Самарии и выслать мне квитанцию с гербовыми марками?

Дала ли ты ему прочесть мои письма? Я полагаю, что он настаивает на своем праве читать их еще прежде тебя самой и, возможно, выступать в роли цензора. С другой стороны, вполне вероятно, что как раз такой, как он, из чувства чести избегает заглядывать в письма жены и рыться тайком в ее ящиках. С третьей стороны, он способен прочесть каждое слово украдкой, в твое отсутствие, а затем поклясться на Священном писании, что полностью доверяет своей жене, нет у него, упаси Боже, никаких сомнений на ее счет, и письма ее – для него святыня. Четвертая возможность: ты ручаешься мне – что он не читает моих писем, несмотря на то, что сама даешь их ему читать. Измени ему со мной, а мне – с ним, измени нам обоим с каждым из нас или каждому из нас – с молочником. С тобой – все возможно. Все возможно, Илана, кроме одного: чтобы я узнал, кто ты на самом деле. Я бы отдал все, что у меня есть, чтобы узнать это. Но все, что у меня есть, – это деньги, а деньги, как ты мне написала, – не помогут. Шах и мат.

И если уж я вспомнил о деньгах, то напиши мне, сколько еще тебе необходимо. Неужели ты и вправду хочешь, чтобы я пожертвовал ему на вызволение Хеврона? Мне все равно. Куплю ему Хеврон. А затем куплю ему Шхем. Когда у него день рождения? А взамен ты раскроешь мне, каким же секретом обладает этот праведник из праведников. Как ему удалось приковать тебя? У меня есть документальное подтверждение двух частных детективов, что ты, по-видимому, ему не изменяешь (если не принимать в расчет купон на право переспать с тобой, который ты прислала мне по цене сто тысяч долларов, благодаря чему оба мы будем включены в книгу рекордов Гинесса – в качестве участников акта, который так и не состоялся, но за который заплачена самая высокая в мире цена).

Кстати, в последнем (покамест) предъявленном мне требовании на выплату репараций твой "Протяни палец – отхватит руку" намекнул, что это я "толкнул тебя на путь греха". Подобные побасенки, как видно, – расхожая монета в той среде, из которой он вышел. Легко представить себе, что ты ему рассказывала о нашей семейной жизни. Историю о красавице и чудовище.

Что ты в нем нашла? Что нашел в нем Боаз? "Он зол и дик, – написала ты, – его поразительная физическая сила взращена ненавистью…" Я помню, как засыпал он по ночам: весь сжимался под тяжелым зимним одеялом, накрыв им свою беловолосую головку, словно звереныш, окопавшийся в своей норе. И каким незащищенно-нежным казался он в момент утреннего пробуждения: вот он выплывает из сна, распахивает глаза и спрашивает, проснулась ли уже черепаха. Я помню грядку, где "росли кофеты", в нашем садике. Кладбище для бабочек. Лабиринт и луна-парк, которые он соорудил для черепахи. Две его маленькие руки на руле моего автомобиля. Танковые бои на ковре. И мою трубку, которую он как-то раз помыл мне водой с мылом. Его побег в овраг после одного из твоих самоубийств… И как, вернувшись однажды ночью и найдя на столе в кухне зеленую зажигалку, не мне принадлежащую я накинулся на тебя с кулаками, а он вдруг заглянул в кухню в своей пижаме, похожей на костюм космонавта, и тихо попросил меня перестать, так как ты – слабее меня. Когда же я сказал ему: "Ступай немедленно в постель!" – и продолжал избивать тебя, он поднял и швырнул в меня маленький горшок с кактусом, который угодил мне в щеку. Я оставил тебя, схватил его и в каком-то безумии ударил его золотистой головкой о стену, ударил еще раз, и еще… В кармане у меня был пистолет, в ту ночь я мог застрелить вас обоих и всадить пулю в себя. По сути, я это сделал, и с тех пор мы все трое – лишь только сон.

Я хочу, чтобы ты знала, что за все эти годы не было ни одного месяца, чтобы я не получил от Закхейма и его детективов отчета о тебе и Боазе. И все, что стало мне известно, в особенности – его склонность к насилию, мне очень нравится: это дерево растет далеко от яблонь с гнилыми яблоками. Мы оба его недостойны. Никто из нас ничего не достоин, кроме пули в лоб. Быть может, твой черный дьявол чего-то достоин. Быть похороненным в пещере патриархов в своем Хевроне. И как можно скорее.

Что ты нашла в нем, Илана? И что нашел в нем Боаз?

Если ты дашь мне убедительный ответ, вы получите обещанный чек.

Твоя внезапная тревога о моем здоровье (или воодушевление в связи с наследством), как обычно, трогает мое сердце. Только, пожалуйста, не преувеличивай: я все еще на коне. Несмотря на все операции. Однако без виски и без трубки. Так что из твоего поэтического арсенала остались только ручка и очки, которые я и вправду двигаю то на два сантиметра влево, то на три сантиметра вправо по поверхности письменного стола. Точно так, как ты описала в своем письме. Хотя я и не разбиваю никаких стеклянных предметов и ничего не швыряю в огонь. А вместо твоих снегов, пустого стакана и пустой бутылки ты можешь использовать плакучую иву в моем окне. Черно-белое – довольно хорошо, если ты будешь пользоваться этим умеренно, а не в своем безудержном стиле.

И все же сейчас я налью себе немного виски – перед тем, как испробую рекомендованный тобою рецепт: биться головой об угол стола, пока не угаснет боль.

Дракон

* * *

[ТЕЛЕГРАММА] ГИДОНУ НИКФОР ЛОНДОН. БОАЗ ПОЯВИЛСЯ У МЕНЯ. ПРОСИТ У ТЕБЯ ПЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ ДЛЯ ПРИОБРЕТЕНИЯ СУДНА С ПРОЗРАЧНЫМ ДНОМ, ЧТОБЫ ОТКРЫТЬ СОБСТВЕННЫЙ БИЗНЕС В ШАРМЕ, И ЕЩЕ ТЫСЯЧУ НА ПОСТРОЙКУ ТЕЛЕСКОПА ДЛЯ ТУРИСТОВ. ДАЛ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ОТВЕТ. О ЧЕМ ТЕБЕ И СООБЩАЮ.