Карсон Маккалерс - Участница свадьбы Страница 16

— Мне нужно идти домой. Благодарю вас за угощение.

Она встала, но солдат протянул руку и схватил ее за платье.

— Эй! — сказал он. — Подожди, не уходи. Давай договоримся на вечер. Встретимся в девять, идет?

— Встретимся?

Ф. Джэсмин почувствовала, что голова у нее стала большой и очень легкой. Пиво что-то сделало с ее ногами, словно их теперь было не две, а четыре. Если бы в любой другой день кто-то, не говоря уже о солдате, предложил ей «встретиться», она бы этому просто не поверила. Само слово «встретиться» было взрослым, его употребляли взрослые девушки. Но опять ее радость оказалась неполной. Если бы солдат знал, что ей нет еще и тринадцати, он бы никогда ее не пригласил и, наверное, даже не стал бы с ней разговаривать. Она испытывала неловкость и легкое беспокойство.

— Не знаю…

— Да брось ты, — настаивал солдат. — Встретимся здесь в девять. Договорились? Можем сходить в «Веселую минутку» или еще куда-нибудь. Ну, так как? Здесь, в девять.

— Хорошо, — ответила она в конце концов. — С большим удовольствием. Буду очень рада.

Опять Ф. Джэсмин шла по горячему асфальту, и в яростном солнечном свете прохожие казались темными и съежившимися. Предвкушение свадьбы, которым она жила все утро, не сразу вернулось к ней, потому что полчаса, проведенные в гостинице, отвлекли ее мысли. Но ненадолго — когда Ф. Джэсмин вышла на главную улицу, она опять уже думала о свадьбе. Она увидела девочку, которая училась с ней в одной школе, но в младших классах, и остановилась, чтобы поделиться своими планами, а кроме того, похвастать, как солдат просил ее встретиться с ним. Девочка пошла вместе с ней покупать платье к свадьбе, на что ушел целый час, так как Ф. Джэсмин перемерила больше десятка красивых платьев.

Окончательно настроило ее на свадьбу одно происшествие, случившееся по дороге домой, таинственный обман зрения и воображения. Она шла по улице и вдруг ощутила резкий удар, словно ей в грудь вонзился брошенный нож. Ф. Джэсмин замерла на месте. Сначала она не могла понять, что произошло. Уголком левого глаза она заметила слева и чуть позади две темные тени, когда проходила переулок. И почему-то у нее перед глазами вдруг возникли ее брат и его невеста, словно при вспышке молнии она вновь увидела, как они на секунду остановились перед камином и рука брата легла на плечо его невесты. Это видение было поразительно отчетливым, и Ф. Джэсмин почти поверила, что Джарвис и Дженис там, в переулке, что она их мельком увидела, — а ведь она отлично знала, что они в Уинтер-Хилле, почти в ста милях отсюда.

Ф. Джэсмин опустила ногу на тротуар и медленно оглянулась. По обеим сторонам переулка расположились бакалейные лавки, и от их света переулок дальше казался еще темнее. Ф. Джэсмин почему-то стало страшно. Ее взгляд медленно скользнул по кирпичной стене, и она опять увидела две черные тени. Но что это? Ф. Джэсмин не верила своим глазам: там стояли два темнокожих мальчишки, и рука более высокого лежала на плече второго, который был ниже ростом. И все. Тем не менее, потому ли, что она видела их краем глаза, потому ли, что они стояли в той же позе, именно из-за этой пары и возникло видение, которое так поразило Ф. Джэсмин. Этим ярким отчетливым видением завершилось утро, и к двум часам она была дома.

2

Полдень этого дня был похож на середину неудавшегося пирога, который Беренис испекла в прошлый понедельник. Прежняя Фрэнки была довольна, что пирог не удался, — она вовсе не злорадствовала, а просто очень любила непропеченные пироги. Ей нравилась их сыроватая тяжесть, и она не понимала, почему взрослые считают такие пироги неудавшимися. Пирог, испеченный в понедельник, был круглой формы, по краям он поднялся и был легким и пышным, но середина осталась сырой и плотной, и таким же обернулся день после яркого веселого утра. Поскольку это шел последний день, Ф. Джэсмин обнаружила непривычную красоту в давно знакомых предметах и звуках старой кухни. В два часа, когда она пришла домой, Беренис гладила белье. Джон Генри, сидя за столом, пускал через катушку мыльные пузыри; он устремил на нее пристальный взгляд зеленых глаз.

— Где ты была? — спросила Беренис.

— А мы знаем, чего ты не знаешь, — вставил Джон Генри. — Сказать?

— Что?

— Мы с Беренис тоже едем на свадьбу.

Ф. Джэсмин, снимавшая платье из кисеи, растерялась и в изумлении воззрилась на мальчика.

— Дядя Чарлз умер.

— Да, — сказала Беренис. — Бедный старичок скончался сегодня утром. Его будут хоронить на семейном кладбище в Опелике. А Джон Генри поживет у нас.

Теперь, когда Ф. Джэсмин поняла, что смерть дяди Чарлза как-то отразится на свадьбе, она задумалась о ней. Пока Беренис доглаживала белье, Ф. Джэсмин в нижней юбке сидела, закрыв глаза, на ступеньке лестницы, которая вела в ее комнату. Дядя Чарлз жил за городом, в доме, окруженном деревьями, и был так стар, что уже не мог грызть кукурузные початки. В это лето он заболел, и с тех пор его состояние все время оставалось критическим. Он лежал в постели сморщенный, коричневый и очень старый. Он пожаловался, что фотографии на стенках висят криво, и все фотографии сняли, но это не помогло. Он жаловался, что его кровать поставили не в том углу, и кровать передвинули, но и это не помогло. Потом у него пропал голос, и когда он пытался что-то сказать, казалось, что ему в горло налили клей, и никто не мог разобрать ни слова. Как-то в воскресенье Уэсты поехали проведать его и взяли с собой Фрэнки. Она на цыпочках подошла к открытой двери спальни. Он был похож на старика, вырезанного из коричневого дерева и накрытого простыней. Только его глаза двигались — они были похожи на голубой студень, и ей почудилось, что они вот-вот выпадут из глазниц и покатятся, как голубой влажный студень, по его неподвижному лицу. Она стояла у двери и смотрела на него, а потом испуганно ушла на цыпочках. В конце концов они разобрали, что дядя Чарлз жалуется на солнце, светившее за окном не так; но не это его мучило, а приближение смерти.

Ф. Джэсмин открыла глаза и потянулась.

— Как это ужасно — умереть! — сказала она.

— Он сильно мучился, да и отжил свое, — сказала Беренис. — Вот Господь его и призвал.

— Знаю. Но как-то странно, что он умер накануне свадьбы. Только вам-то с Джоном Генри зачем тащиться на свадьбу? По-моему, вам лучше остаться дома.

— Фрэнки Адамс, — сказала Беренис, внезапно подбоченясь, — такой эгоистки, как ты, свет не видывал. Ведь мы сидим на этой кухне…

— Не называй меня Фрэнки, — объявила Ф. Джэсмин. — Сколько нужно твердить тебе об этом!

Прежде в этот час дня играл бы оркестр. Но теперь приемник выключили, и на кухне стояла торжественная тишина, только откуда-то издалека доносились звуки. На улице слышался голос негра, который неторопливо выкрикивал названия овощей, но в этом нарастающем крике нельзя было разобрать ни слова. Где-то неподалеку раздался стук молотка, и каждый удар отдавался гулким эхом.

— Знала бы ты, как я провела утро! Я обошла весь город, видела обезьянку и шарманщика. А обезьянку хотел купить солдат и предлагал за нее сто долларов. Ты когда-нибудь видела, чтобы прямо на улице покупали обезьянку?

— Нет. Он что, был пьяный?

— Пьяный? — переспросила Ф. Джэсмин.

— А! — сказал Джон Генри. — Обезьянка и шарманщик!

Вопрос Беренис смутил Ф. Джэсмин, и она задумалась.

— Не думаю, чтобы он был пьяный. Ведь люди не напиваются среди бела дня. — Ей хотелось рассказать Беренис про солдата, но теперь она заколебалась. — Но все равно что-то было…

Ее голос замер, и она принялась следить за мыльным пузырем, который, переливаясь всеми цветами радуги, плыл в тишине через кухню. Здесь на кухне, где она сидела босиком в одной нижней юбке, ей было трудно представить себе солдата и думать о нем. Она все еще не решила, действительно ли они встретятся вечером. Эта неопределенность тревожила ее, и поэтому она сменила тему разговора.

— Надеюсь, ты постирала и выгладила все мои лучшие платья? Я должна взять их с собой в Уинтер-Хилл.

— Зачем? — спросила Беренис. — Ты ведь едешь туда только на один день.

— Я же сказала тебе, — заявила Ф. Джэсмин, — что после свадьбы не вернусь сюда.

— Дурочка! Ты куда глупее, чем я думала. С чего ты выдумала, что они возьмут тебя с собой? Где двоим хорошо, там третий лишний. Для того и свадьба. Где двоим хорошо, там третий лишний.

Ф. Джэсмин никогда не умела оспаривать поговорки. Она часто пользовалась ими в своих пьесах и разговорах, но их трудно было оспаривать, и потому она ответила только:

— Подожди и сама увидишь.

— А ты про потоп, про Ноя и его ковчег помнишь?

— А это тут при чем? — спросила Ф. Джэсмин.

— А как Ной брал с собой зверей?

— Да замолчи же ты!