Горан Петрович - Книга с местом для свиданий Страница 16

Через становившиеся все более густыми ивы до него сначала добралась заплутавшая стрекоза, потом донесся шум крыльев серого журавля, потом из-за листвы вынырнул блеск пруда, и Адам понял, где он находится по отношению к вилле. Перед ним была гладкая поверхность, глубиной не глубже прозрачной, которая брала начало неизвестно где и невысокими каскадами ниспадала на следующую ровность, покрытую кувшинками, лотосами и другими болотными растениями и населенную откормленными ленивыми лягушками. Над самым дном юноша ясно увидел стаю пестрых рыб, медленно плывущих мимо обросших темно-зелеными водорослями камней и винной бутылки с длинным горлышком, наполовину торчащей из слоя ила. Куда движется эта вода, Адам не узнал, потому что его внимание привлек стоящий поблизости павильон, небольшое сооружение со стеклянными стенами, разделенными рамами на множество квадратиков, как у оранжереи, которые изнутри закрывали водопады белых полотняных штор. Немного поколебавшись, юноша дважды постучал в дверь и, нажав на ручку, громко крикнул:

— Хозяин!

Внутри никого не было. Павильон представлял собой одно-единственное душное помещение, битком набитое всевозможными предметами. Войдя, юноша увидел десятки больших и маленьких коробок, некоторые из них стояли отдельно, другие — друг на друге до уровня пояса, третьи громоздились на высоту человеческого роста. Здесь были и садовые инструменты, и дырявая сеть для чистки пруда, и залатанный сачок для ловли бабочек, и молот лесника для разметки деревьев, ряды цветочных горшков с недавно проросшей рассадой, сложенная походная кровать и холодная грелка, высокие подбитые железом башмаки, садовый секатор, драная соломенная шляпа, веснушчатые яйца в банке с какой-то жидкостью, в углу лежали куски разбитого женского бюста из порфира, немного дальше — наполовину склеенная миска с изображенным на ней эллинским орнаментом, связка землемерных шестов, клубок веревки, метелка, еще одна, из сорго, металлическая щетка, ржавые стремена, пара медных монет и серебряная запонка, лежавшие на чем-то вроде подставки для цветов, толстенный гербарий с торчащими из него черенками листьев, разложенные на полу камни, обломки керамики и узорного стекла, а также записочки с какими-то цифрами, а на большом столе, сколоченном из обычных досок, пузырьки с тушью, циркуль, угломер, лупа, пинцет и план всего имения с различно обозначенными отдельными его участками, с нарисованными крестиками и отметками высоты, с расположением всех объектов и виньеткой в правом верхнем углу, рядом с заглавием, где каллиграфическим почерком было написано: «Идеальная реконструкция формирования территории, 1:10.000, выполнена профессором Д. Тиосавлевичем».

20

Мойсилович настойчиво нажимал и нажимал кнопку звонка. Еще до того, как глянул в глазок, Адам именно по этой беспардонности догадался, кто стоит за дверью. Владелец квартиры просто-напросто не снимал пальца с кнопки звонка до тех пор, пока ему не открыли дверь.

— Лозанич, радость моя, надеюсь, ты не собирался от меня прятаться? — прищурился на него хозяин мансарды, шутливо грозя ручкой сложенного зонта.

— Так я же оставил вам вчера записку, что заплачу на следующей неделе, как только получу гонорар в «Наших достопримечательностях». — Адам хотел свести разговор к минимуму, потому что знал, что Мойсилович ни за что не пришел бы ради того, чтобы решить вопрос с перебоями в работе водопровода или какого-нибудь другого ремонта, он всегда появлялся только затем, чтобы получить арендную плату.

— Эх, Лозанич, Лозанич, неужели ты не помнишь, как ты задержал оплату? А ведь у меня такие расходы! Ты хоть представляешь себе, сколько стариков я тащу на своем горбу? И как мне с этим справляться, когда от тебя только и слышно то «завтра», то «послезавтра»? Не думай, что я не сумею гораздо дороже сдать эту квартиру в самом центре! — Мойсилович никогда не употреблял слово «мансарда», упорно пользуясь синтагмой «квартира в самом центре» и считая, что это оправдывает ее головокружительно высокую цену.

— На следующей неделе... — ответил Адам.

— А что будет на следующей неделе? Не услышу ли я снова насчет следующей недели? Сам видишь, какое ненадежное сейчас время. Я знаю, что тебе нелегко, я и сам был студентом, сам бедствовал. Но и ты меня пойми... — Вынудить Мойсиловича сократить свое обычное выступление было не так-то просто, и юноша подумал, что из всех курсов лекций квартировладелец, видимо, прослушал только один, по анатомии, а точнее, о том, как содрать с человека шкуру, при этом оставив его живым, чтобы он и впредь мог вносить плату.

— На следующей неделе, совершенно точно... — Адам решил не тратить лишних слов, чтобы не затягивать разговор.

— На следующей неделе?! Не очень-то определенно. В понедельник? Во вторник? Или в среду? Давай в понедельник. В первой половине дня или во второй? Самое позднее — в полдень. Кроме того, чтобы ты не считал, что я думаю только о деньгах, скажу, что должен тебя предупредить. Твой сосед, который, кстати, платит всегда регулярно, жалуется, что ты часто поднимаешь здесь невообразимый шум. Из-за твоей нечувствительности к звукам он не может работать. Я, Лозанич, не собираюсь терпеть такое поведение, — продолжил Мойсилович, снова угрожающе подняв ручку зонта, от такого типа можно было ожидать именно такого, типичного поведения.

— Послушайте, я плохо себя чувствую, приходите в середине следующей недели. Сейчас у меня важная работа, за которую мне должны очень хорошо заплатить. И тогда я, может быть, смогу внести плату за несколько месяцев вперед... — нетерпеливо проговорил Адам.

— Вперед?! Это был бы просто прекрасный жест с твоей стороны. А за сколько вперед?! — смягчился хозяин квартиры.

— Да, именно вперед и сразу. За пять месяцев... — выпалил юноша, подкрепляя свое заявление поднятой рукой с растопыренными пальцами.

— Я только прошу, веди себя потише... — чуть ли не отеческим тоном сказал Мойсилович, теперь уже в совершенно прекрасном настроении. — И давай посмотрим через пару дней, что тут можно сделать с водой...

— Конечно, конечно, всего доброго, всего вам доброго... — Адам уже закрывал дверь.

21

Юноша, даже не вспомнив о том, что с самого утра ничего не ел, немедленно вернулся к раскрытой книге. Сгорая от любопытства и высокой температуры, он отыскал место, на котором остановился, то самое, где увидел загадочную карту.

Пусто. В павильоне все оставалось на тех же местах, что и раньше, не было только плана, разложенного на столе из обычных досок. Кто-то здесь побывал, пока его не было. Может быть, профессор Тиосавлевич, может, какой-то другой читатель, как теперь это узнать?

Подавленный этими мыслями, Адам той же дорогой вернулся к вилле. Покимицы не было. Пергола стояла во всей красе, такой же, какой была утром. Первые сумерки добавляли к цвету поздних роз оттенок трагического румянца. Терраса тоже была пуста. В двух комнатах мерцали отблески света свечей. По огромной тройной тени в раме одного из окон юноша предположил, что там расположились несчастные Стоны.

Обходя дом со стороны восточного крыла, Адам прислушивался возле каждой из трех задних дверей и таким образом, услышав звяканье посуды, определил, за какой из них находится кухня. На его стук никто не откликнулся и здесь, но молодой человек решил войти и увидел некую особу, склонившуюся над книгой. Женщина, очень старая, в фартуке, повязанном поверх платья с вышивкой, с половником в руке, лишь на миг отвлеклась от книги, которую листала, и крикнула:

— Закрой дверь! Тесто застудишь! Только-только начало подниматься! Садись, жди, еще не готово!

Адам послушался, сел за стол, на котором лежали груды овощей, стояла миска с шариками сливочного масла, другая миска — со сливками, овальное блюдо с крупными кусками очищенной рыбы... Старуха довольно громко читала по растрепанной, как кочан капусты, книге какой-то рецепт, он узнал знаменитую «Большую народную поваренную книгу» Спасении-Паты Маркович. Точно такая же, только чуть более новая, была и у его матери, дома. На раскаленной поверхности плиты, в которой полыхали дрова, в целой армии медных кастрюль и кастрюлек что-то шипело, кипело, бурлило, клокотало, булькало, потрескивало, вздыхало, чмокало и посвистывало... Служанка Златана, а это наверняка была она, не обращая никакого внимания на Адама, перекликалась со своими кастрюлями и котелками, словно настраивала инструмент за инструментом, составлявшими весь этот оркестр, и давала последние указания перед началом грандиозного концерта:

— Взять один килограмм стерляди, 1/2 килограмма репчатого лука, 1/4 килограмма свежих грибов, которые предварительно следует перебрать. Стерлядь очистить от острой чешуи тщательнее, чем другую рыбу, лучше всего сделать это, ошпарив ее кипящей водой и содрав потом кожу, жабры вынуть и выбросить, репчатый лук нарезать как можно тоньше, посолить, высыпать в 1/4 литра лучшего оливкового масла и поставить тушиться на медленном огне. Когда лук будет наполовину готов, мелко нарезать грибы и поместить их в ту же посуду, что и лук. Когда лук превратится в кашицеобразную массу, положить на него нарезанную кусками рыбу и оставить ее вместе с луком на огне на две минуты, за это время посыпать рыбу небольшим количеством молотого красного и белого перца и слегка перемешать все деревянной ложкой. Затем залить рыбу горячей водой так, чтобы она оказалась полностью закрыта, и варить полчаса. Во время варки не мешать, а только несколько раз встряхнуть кастрюлю. Перед тем как снять ее с огня, посыпать рыбу мелко нарезанной петрушкой и дать быстро прокипеть. После этого снять с огня, разлить по тарелкам и поставить на лед остывать!