Митч Каллин - ЗА ГРАНЬЮ ДОЗВОЛЕННОГО Страница 16

— Ну хорошо, — сказал он, глядя на Росаса и возобновляя объяснения.

В конечном счёте их встреча заняла не слишком много времени — наверное, меньше чем сорок пять минут, — но, оглядываясь назад, он чувствовал, что оставался в этом кабинетике долгие часы. Однако большую часть времени он провёл, записывая заявление, тщательно обдумывая всё, что уже рассказал детективу, добавляя незначительные детали, которые не упоминались во время беседы.

— Убедитесь, что вы записали всё, — сказал Росас, вручая ему ручку. — Не оставляйте ничего без внимания, даже если вам это не кажется относящимся к делу.

И тем не менее, разговаривая с Росасом и записывая своё заявление, он избегал любой информации, которую считал не относящейся к делу или постыдной (реальные причины, по которым он посещал туалет, были не важны, полагал он; как и последние слова Банистера или тот факт, что он выбросил свою окровавленную ветровку). Имело значение только одно: он сидел в кабинке, когда произошло убийство; слышал шум борьбы, выстрел, вышел вскоре после того, как услышал звук мотоцикла, уезжающего с парковки; он испугался за свою жизнь и, как только решил, что в безопасности, убежал из туалета; на следующее утро прочёл об убийстве, но, поскольку в газете упоминалось, что туалет — место встреч для извращенцев, не стал немедленно информировать полицию.

«Будучи учителем, — закончил он своё заявление, — я всерьёз беспокоился о своей работе и о том, как меня станут воспринимать те, кого я учу, и те, с кем я работаю. Невзирая на понятную необходимость воспользоваться общественным туалетом, я беспокоился о том, что моё имя каким-то образом будет ложно ассоциироваться с определённым беззаконным поведением, так же как убийство нанесёт ущерб моему доброму имени, возможно, вызовет слухи, которые причинят вред мне и моей семье.

Надеюсь, что это конфиденциальное заявление исправит моё эгоистическое нежелание пролить свет на дело, и, если не принесёт пользу, во всяком случае, прольёт свет на трагическую смерть Рональда Банистера».

В конце заявления он поставил своё имя.

После этого Росас спросил его, есть ли у него электронная почта.

— Есть, правда, я не слишком часто её проверяю.

— Ничего страшного, я просто думаю, что если мне понадобится связаться с вами, я могу сделать это по электронной почте — таким образом будет соблюдена осторожность, хорошо?

— Конечно, — сказал он.

Он не гадал, разумно ли давать свой электронный адрес, в особенности потому, что проверял почту в школьной библиотеке, не слишком беспокоился и не нервничал из-за странных вопросов Росаса, из-за того, что детектив постоянно перебивал его, словно пытался получить самые правдивые показания.

— Позвольте остановиться на этом. У нас есть сведения, что во время убийства некто в кожаной куртке вышел из туалета, были ли это вы?

— Нет, у меня нет кожаной куртки — на мне были джинсы, синяя ветровка, кеды, — я не видел никого в кожаной куртке. Как я уже говорил, я вообще никого не видел.

— Да, конечно, верно, продолжайте.

Затем Росас перебил его снова, разбил в пух и прах тщательно составленную версию этой ночи, пока он тщательно взвешивал каждую деталь, прежде чем закончить предложение.

— Прошу простить, что перебиваю, — мне нужно во всём разобраться, — вы зашли в парк Миссии после того, как зашли в продуктовую лавку. Какую?

— В лавку Альбертсона в Айо и Миссии, недалеко от места, где я живу, — к Альбертсону я обычно захожу, когда у нас кончаются вегетарианские бургеры — моя жена их ест, у неё на них скидка — я делаю покупки, — так что иногда я хожу в другую лавку Альбертсона — это недалеко от того места, где я живу.

Что-то записав на страничке в блокноте, детектив понимающе кивнул:

— Понял, продолжайте.

Правда, он сам то и дело его перебивал, не позволяя продолжить. Иногда его губы раздвигались на мгновение, новый вопрос слетал с губ Росаса:

— Прошу прощения, но вы сказали, что пришли сейчас к нам, потому что чувствуете себя плохо, каким — то образом виноватым из-за убийства?

— Да, всё это вместе сокрушило меня, я не могу спать — я должен сбросить это бремя со своих плеч, я измучился.

— Могу себе представить, — пожалуйста, продолжайте.

В конце концов, он был благодарен детективу за его въедливость, это заставляло его тщательно подбирать слова. Когда Росас в конце концов встал и пожал ему руку, он мог сказать, что детектив оценил его помощь.

— Пожалуйста, поймите, я действительно ценю ваше признание и понимаю, как непросто оно вам далось.

— Спасибо, — сказал он, на лице явственно проступило облегчение.

Росас пожал ему локоть:

— Берегите себя. Отдохните немного, хорошо?

— Спасибо, — поблагодарил он снова.

Росас потрепал его по плечу.

— Мистер Коннор, это я должен говорить вам спасибо, — разулыбался детектив. — Серьёзно, спасибо зато, что пришли.

Департамент полиции отражался в зеркале заднего вида «субурбана»; затем, словно ураган сдул его с места, здание полностью исчезло. Проезжая через центр, сделал погромче радио, напевая вместе с Брюсом Спрингстином, двигаясь по улице, плотно застроенной пригородными домами — некоторые отчаянно нуждались в ремонте, другие были свежевыкрашенными, — добрался до бетонного въезда на магистраль.

Нажав на газ и влившись в поток машин на шоссе, он рулил левой рукой и думал: «Однажды мы вымоем их, улицы убегающей американской мечты», обгоняя машины, которые двигались гораздо медленнее, правой рукой ослабил узел галстука. На такой скорости, сознавал он, даже малейшее препятствие могло стать причиной ужасных последствий.

«Как восхитительно, — думал он, — что общество держится вместе — машины едут друг за другом, повинуясь сигналам светофоров, все следуют правилам. Люди редко действуют опрометчиво, редко кто делает попытку задавить школьников или намеренно выбрасывает ключи в канаву. И тем не менее вся взрослая жизнь полна таких тревожных примет, которые выбивают из колеи и отвлекают, необъяснимо возбуждают: можно себе представить, что меняешь курс и движешься наперерез другим машинам или наезжаешь на пешеходов на тротуаре, может быть даже убивая тем самым себя. Но сейчас обе руки лежат на руле, чувствуется собственная независимость, замечательная способность выжить, выйти невредимым из любых испытаний. Каким обещающим и свежим выглядит всё вокруг! Пальцы отбивают ритм, голос поёт песню и придумывает новые стихи вместо строчек, которых он не знает. Каким живым и вибрирующим неожиданно оказался мир!»

Шоссе пробежало мимо поля для гольфа и торгового центра.

С одной стороны двигались гольфмобили среди безукоризненной зелени, песчаные дорожки блестели под солнцем.

С другой стороны автомобили по обширной парковке отъезжали и подъезжали к «Лучшей покупке» и «Офис-Максу», а также к «Уол-Марту»; а по ту сторону торгового центра, поднимаясь над ним, вздымался четырёхэтажный тёмно-коричневый многоквартирный комплекс.

Когда он, прибавив скорость, проехал дальше, появились такие же многоквартирные дома, стоящие по краям пригородных поместий и между маленьких парков.

В каждом парке играли дети, подростки стреляли шариками. «Так много маленьких тел, — думал он, — так много детей!» В парке рядом с его домом жёлтый змей парил над пальмовыми деревьями. Змей привлёк его взгляд, одиноко и беззаботно проплывая в ясном небе.

Неожиданно он начал смеяться, слегка пофыркивая; он смеялся, сворачивая с шоссе, остановившись на красный свет. Затем смеялся, проезжая по соседним улицам, всю дорогу до дома, до подъездной дорожки, но заставил себя остановиться прежде, чем вылез из «субурбана». Странный восторг вибрировал в нём. Он смотрел, как солнце косыми лучами освещает парадное крыльцо, — смех накатил на него ещё раз после того, как он обнаружил Джулию в кухне. Его присутствие неожиданно испугало её, она варила сосиски.

— О господи, ты меня напугал, — сказала она, прижимая руки к груди. — Мог довести до сердечного приступа!

Только затем заметила его одежду, выражение лица перешло от унылого к удивлённому.

— Думала, что ты спишь, — где ты был?

Он пожал плечами, придвинулся ближе.

На работе, на собрании, — таким было его объяснение, — готовились к наступающему семестру. А спал ли он?

— Скоро буду, — сказал он, одёргивая её рубашку. — Очень скоро.

Вскоре он переоденется в спальне для гостей, влезет под простыни, провалится в полумрак, — но сначала поцелует у плиты Джулию. Его страсть озадачила её.

— Что происходит?

— Ничего, — сказал он.

— Отправляйся в кровать.

Она ухмыльнулась, подталкивая его.

— Ты сумасшедший.

— Подожди, — предостерёг он её, выходя из кухни и слегка улыбаясь. — Ты только подожди…