Мо Инья - Избранные произведения писателей Юго-Восточной Азии Страница 16

— Что ты сегодня купила?

— Рыбу. Она уже разделана.

— Такую рыбу я не люблю. В ней очень много костей.

— Но зато она дешевая. Я для тебя кости выну.

Несмотря на все мои старания, Ко Чи Та умудрился уколоть горло костью. Ни слова не говоря, он вышел из-за стола. Я сделала вид, что ничего не произошло. Решила на сей раз промолчать. Но на следующий день разговор все-таки состоялся.

— Ну и упрямая же ты, Хлайн! Зачем ты на обед дала мне снова рыбу? Ты ведь видела, что вчера у меня кость застряла в горле.

— У меня ничего другого не было. Что еще я могла тебе дать? Ты же говоришь, что от гороховой приправы тебя уже тошнит.

И снова мы повздорили. Но что я-то могла поделать? В нашем положении трудно было позволить себе есть мясо ежедневно. Однако на следующий день, желая искупить свою вину, я решила приготовить свинину. Я долго упрашивала продавца отрезать мне двести граммов от большого куска. Наконец он согласился, и я, придя домой, принялась за стряпню. К ужину я потушила часть свинины с капустой, а из оставшегося кусочка сделала приправу с фасолью. Довольная тем, что мне удастся порадовать Ко Чи Та лакомым блюдом, я разложила обед по судкам. Вечером снова возник скандал. Ко Чи Та заявил, что недоваренную фасоль есть не намерен. Затем упрекнул меня в том, что я небрежно глажу его рубашки.

— Утюг совсем не греется, — оправдывалась я. — Того и гляди перегорит.

И утюг действительно перестал работать. Да ему пора уже было сломаться. Сколько лет можно пользоваться одним и тем же утюгом? Я купила его, когда училась на первом курсе университета. Мне приходилось чинить его чуть ли не каждую неделю. А ремонт стоил десять — пятнадцать джа. Пришлось попросить у соседей обычный, и, купив древесного угля, я перегладила все белье.

А тут случилась новая беда — я потеряла зонтик. Села в автобус, в одной руке корзинка с продуктами, в другой — кошелек. Зонтик пришлось положить поверх продуктов. В автобусе народу тьма. На остановке вышла, а зонтика нет. Жаль мне стало его до слез. Зонт-то новый, складной. Стоит теперь не меньше пятидесяти джа.

Я с грустью вспоминаю время, когда жила у мамы. Все мне давалось легко и просто, стоило только пожелать. И за модой успевала. А вот сейчас о моде и подумать не смею!

— Мне бы не мешало купить новую куртку. В этой уже неприлично появляться на работу, — сказал однажды Ко Чи Та.

— Покупай. Только получим зарплату. А я могу старыми тряпками обойтись.

— А что прикажешь делать? Я ведь не миллионер. Тебе все сразу подавай: и одежду красивую, и собственный дом. При твоих запросах следовало быть более осмотрительной, не выходить замуж за человека бедного.

— Уж тебе ли меня поучать! Сам небось жалеешь, что не послушал свою милую тетушку. Женился бы на той, которую она тебе подыскала, — не было бы у тебя никаких забот.

Наш брак, основанный на взаимной любви, по-видимому, был еще достаточно прочен. В противном случае он не выдержал бы всех тех испытаний, которые преследовали нас с Ко Чи Та на протяжении нашей пока короткой супружеской жизни. По-моему, утверждения некоторых о том, что семью следует создавать лишь тогда, когда каждый из молодых людей прочно стоит на ногах, несостоятельны. Иному человеку не удастся обрести материального благополучия до глубокой старости. Должен ли он из-за этого обречь себя на одиночество?!

Мало-помалу в наших отношениях с Ко Чи Та появилась некоторая отчужденность. Дело в том, что Ко Чи Та жить не мог без кино. Позволить себе роскошь ходить в кино вдвоем мы не могли, тем более что билеты приходилось покупать с рук, а значит, втридорога. Таким образом, мне оставалось довольствоваться его пересказами. Если же Ко Чи Та шел в кино со своей теткой, то она старалась как можно дольше не отпускать его домой — то пошлет за лекарствами для бабушки Мьин, то упросит поужинать с ними.

Однажды мое терпение лопнуло, и я объявила Ко Чи Та, что мне надоело проводить выходные дни в одиночестве.

— Если я не имею возможности пойти вместе с тобой, это не значит, что ты можешь проводить время, как тебе заблагорассудится, — заявила я. — Меня, как всякую любящую жену, твое отсутствие огорчает.

— Но должен же я хоть изредка навещать своих родственников? Они меня, естественно, приглашают ужинать, и обижать их своим отказом мне не хочется.

— Их-то обидеть ты боишься, а со мной можно не церемониться! Может быть, тебе просто не нравится, как я готовлю? Конечно, соперничать с ними мне трудно: я не имею достаточно денег, чтобы ежедневно кормить тебя мясом.

— Неужели ты считаешь меня таким эгоистом?! Я отлично понимаю, что при нашем бюджете у тебя не бог весть какие возможности, да ничего подобного и не требую. Хорошо, будем считать вопрос исчерпанным — больше я обедать у них не стану.

Ко Чи Та говорил спокойно, однако чувствовалось по голосу, что он раздосадован. Мне стало не по себе, опять я не удержалась от своих вечных попреков! Вместо ласкового, внимательного обхождения, столь естественного для молодой любящей жены, Ко Чи Та встречает с моей стороны лишь недовольство и грубость.

— Ко Чи Та, — ворчу я, — ну что ты бесконечно чиркаешь спичками?! Ведь один коробок стоит двадцать пять пья.

— Зачем мы выбрасываем рис в помойное ведро? — Новый повод для недовольства. — Не желаешь есть — не надо: я доем. Рис дорожает с каждым днем!

— Ко Чи Та, за маленький тюбик зубной пасты я плачу целых пять джа, а ты выдавливаешь на щетку такое количество, словно собираешься ею завтракать.

— Хлайн, — сказал мне однажды Ко Чи Та, — когда ты мне напоминаешь, что сколько стоит, мне кажется, будто я нахожусь не у себя дома, а в такси, где с бешеной скоростью крутится счетчик. Я боюсь сделать лишнее движение.

По-видимому, мое ворчание ему основательно надоело, и он старался по возможности реже бывать дома.

Взяв трехдневный отпуск за свой счет, мы с Ко Чи Та отправились в Пегу навестить дочурку. Для своего возраста она была довольно рослой, и платье, которое я ей купила, оказалось мало.

— Ко Чи Та, посмотри, какой толстушкой стала наша доченька. Она с каждым днем все больше походит на тебя.

Дочь смотрит на нас словно на чужих.

— Поедешь с нами в Рангун? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает она. — Я с мамой останусь.

Мамой дочь называет бабушку.

— Куда вы ее возьмете? Надо на работу идти, а ребенка оставить не с кем, — пыталась урезонить нас тетя.

— Няню найдем.

— Какая там няня! Дай бог, чтобы вам самим на жизнь хватило. И потом, найти надежного человека не так-то просто.

Возразить нам с Ко Чи Та было нечего. Мы молча переглянулись.

— Хорошо, доченька, — согласилась я скрепя сердце. — Оставайся у бабушки. Только и нас не забывай.

Взяв дочку за руки, мы втроем направились в пагоду Швемодо. Девочка что-то беспрерывно лопотала и при этом весело смеялась. Я смотрела на нее, и сердце мое сжималось от тоски: неужели наша девочка так и вырастет без материнской ласки, неужели мы всегда будем лишены естественной человеческой радости — изо дня в день воспитывать своего единственного ребенка?!

— Конечно, в том, что дочурка живет не с нами, нет ничего хорошего. Но у бабушки ей неплохо, — пытался утешить меня Ко Чи Та, уловив мое настроение.

— Неплохо в сравнении с детьми, матери которых торгуют на улице всякой мелочью, чтобы заработать на пропитание, между тем как их полуголодные малыши возятся в грязи, предоставленные сами себе.

Мы вошли в пагоду, уселись перед изображением Будды и молча помолились о том, чтобы он помог нам жить одной семьей. За три дня, проведенные нами в Пегу, дочка успела снова к нам привыкнуть, и час расставания был грустным для всех. Я с трудом сдерживала себя, чтобы не разрыдаться, и, едва войдя в вагон, дала волю слезам.

Как можно мечтать еще и о сыне, когда у нас нет возможности воспитывать свою единственную дочь! Ко Чи Та упрекал меня в том, что я утратила чувство материнства. Это было жестоким обвинением, но тем не менее дать жизнь существу, заранее зная, с какими жизненными тяготами ему придется столкнуться, я не решалась и делала все возможное, чтобы этого не произошло. Однако мои предосторожности оказались тщетными, и в один прекрасный день я обнаружила, что беременна. Ко Чи Та я решила пока ни во что не посвящать, я сразу же побежала к соседке, которая время от времени делала мне массаж живота.

— Ничего страшного, доченька, — утешила она меня. — Я сейчас на всякий случай помассирую, и все обойдется.

— А если вы ошибаетесь и у меня будет выкидыш?

— Не думаю. Ведь тебя не тошнит? Ну, вот и не беспокойся.

Я поддалась ее уговорам, однако после массажа у меня начался озноб, к вечеру открылось кровотечение, и мне стало невыносимо страшно. День был субботний, и Ко Чи Та где-то задержался после работы. Когда же он наконец явился, мне пришлось ему во всем покаяться. Известие мое было столь неожиданным, что он буквально впал в бешенство.