Мюррей Бейл - Эвкалипт Страница 16

— И что же это у нас тут такое?

В противном случае мистер Грот просто неспешно прогуливался себе от дерева к дереву, обходя загон — методично, очень методично. Подобная спокойная непоколебимость просто-таки шокировала: он шел все вперед да вперед, не сворачивая. И все столь же раскованно, словно на отдыхе, то и дело останавливался среди деревьев и заводил разговор о чем-нибудь совершенно постороннем.

К половине второго мистер Грот решил, что на сегодня довольно.

Головокружительно высокие деревья порождают небылицы, от которых еще не так голова кругом идет.

Жила-была однажды женщина по прозвищу Чертополоха. Если к ней прикасался мужчина — в любом месте, — кожа его приобретала стойкий синий цвет — несмываемо-стойкий, — так что все видели: он дотронулся до Чертополохи. А в один прекрасный день Эллен поведают о некоем шотландце (с Северного нагорья, не иначе), который упрямо отказывался разговаривать с собеседником ниже шести футов ростом. Отец Эллен на днях прочел в утренней газете заметку про женщину шестидесяти трех лет из Бразилии, жаловавшуюся на боли в желудке, и рентгеновский снимок показал, что она до сих пор носит в себе скелет зародыша, результат внематочной беременности, имевшей место лет этак за пятнадцать до того. Вы только вообразите себе — фермер, владелец имения в западной части Нового Южного Уэльса, берется собственноручно насадить все известные эвкалипты, так что и имение, и жизнь фермера преобразуются до неузнаваемости, подстраиваясь под эту цель. Однажды Эллен своими ушами слышала, как начальница почтового отделения обронила: «Она себе ожерелье сделала из цепочек для унитаза. Умно, слов нет». Один человек утопился в реке Мюррей близ Милдуры, нагрузив себя немецкими словарями и энциклопедиями. А другой, едва уйдя на пенсию, причем не так давно, проплыл по реке Мюррей из конца в конец, от истока к устью; несколько раз ему сводило ногу судорогой, он то и дело налетал на коряги и в придачу обгорел под солнцем, пока плыл. Зато в итоге остался ужасно доволен: ведь он совершил нечто такое, чего никто до него не делал, не говоря уже о том (его собственные слова), что никому это «и в голову не приходило». Есть на свете городок — вроде бы в Восточной Европе, — все жители которого, за исключением одного, глухи как пень. А дальше было вот что… «Мама уверяла, — рассказывала Эллен одна миниатюрная горожанка, — будто меня зачали под эвкалиптом». Глаза у нее были смещены к самому носу, точно пуговички на перчатках. Некий юноша-исландец, покидая дом родной и уезжая в Америку, накануне отъезда всю ночь, с вечера и до утра, пересчитывал морщинки на лице своей бабушки. А в призраков вы верите? Про одну храбрую женщину говорят, что она надела на себя «волшебные штаны» и на час превратилась в мужчину. Ночами обычно травят такие байки, что просто уши вянут. Как насчет истории про леди, что спасла город Ковентри, проехав по его улицам в чем мать родила и верхом на белом коне? Наверняка это выдумка: как же иначе, если конь — белый? А другой мужчина взял да и влюбился в реку. Или вот: совершенно здоровый юноша провел ночь с женщиной и у него зуб выпал.

Чем выше дерево, тем мельче семя. «Гигантский дуб растет из крохотного желудя». Очевидно, европейцы, этот афоризм придумавшие, крупных эвкалиптов в глаза не видели. Такой великодержавный монарх, как Е.regnans, эвкалипт царственный — при падении он сотрясает землю, а древесины его хватает на постройку дома с тремя спальнями, — растет из зернышка размером не больше вот этой, завершающей предложение точки.

В те дни, когда лесорубов в Виктории и на Тасмании еще фотографировали за измерением обхвата гигантских деревьев, было в результате объявлено (об этом то и дело трубили за границей, вроде как объем груди-талии-бедер кинозвезд некогда обнародовался для широкой публики), так вот, было объявлено, что эвкалипт царственный, в народе известный как рябинник, — самое высокое дерево на всем земном шаре; точно так же, как про Зальцбург говорится, будто там — самый высокий уровень самоубийств во всем мире, превосходящий даже весомый вклад Соединенных Штатов. После того, как в густых лесах были произведены дотошнейшие замеры, обнаружились по меньшей мере два рябинника выше ста метров; один якобы достигал ста сорока.

Естественно, что в сельских областях Австралии этому тихо радуются: как же, что-то родное вдруг оказывается лучшим в мире или хотя бы размерами превосходит всех прочих соперников. Юношеские комплексы в Новом Свете выставлены на всеобщее обозрение; фаллические символы, как их называли когда-то, идут просто-таки нарасхват, заодно с военными поражениями: ими торжественно потрясают на каждом шагу.

Со своей стороны, американцы смириться с вердиктом не пожелали. Что до Америки, над миром деревьев царствует секвойя калифорнийская. И восстановления в правах ждать пришлось недолго. Не успело одно поколение смениться другим, как самые высокие царственные эвкалипты, Е.regnans, стали терять верхушки в бурях или под молниями! Либо так, либо один-два первоначальных контрольных замера были неточны. Каков же резон, какова побудительная причина для преувеличения? Более же всего преувеличения в ходу незадолго до и сразу после смерти человека.

8

SIGNATA[27]

Эвкалиптов-каракулей насчитывается пять разновидностей; они — точно пятеро братьев в мифологии, и у каждого — подходящее к случаю имя: sclerophylla, эвкалипт твердолистный; signata, эвкалипт значковый; rossii, эвкалипт Росса; racemosa, эвкалипт гроздевидный, и — см. обведенный красным ободком плод — haemastoma, эвкалипт кровянодисковый.

Эвкалипт-каракуля произрастает главным образом в Сиднее и его окрестностях; вот только эвкалипт значковый, например, встречается на узкой прибрежной полосе в северной части Нового Южного Уэльса и — что границы штата для деревьев и трав! — вторгается в Южный Квинсленд.

В конечном итоге все пятеро были благополучно пересажены в имение Холленда, хотя эвкалипт Росса, самый мелкий, рос под углом — из подросткового чувства протеста, не иначе.

Отчетливые каллиграфические письмена на стволах — ходы насекомьих личинок — напоминают небрежно нацарапанные строки и неразборчивые подписи. Эти «каракули», начертанные кое-как, наспех, но неизменно изящные, привлекают наш взгляд поразительным сходством с человеческим почерком: а что, если это — тайное послание, записанное на дереве?

Е.signata символизирует собою все пять эвкалиптов-каракулей.

Долгое время Эллен всякий раз завороженно глядела на то, как отец выводит свою подпись. Все начиналось с того, что его указательный палец, замерев в одной точке, начинал вибрировать, точно насекомое нацелился раздавить, и тут же вырывался на свободу этаким пижонским росчерком. Как-то девочка даже рассмеялась в ужасе, когда перо прорвало дырку в разлинованной писчей бумаге. Подпись сама по себе была такой же узловатой и искривленной, как купа малли — низкопробных эвкалиптов с чахлыми корнями. Когда же он принялся скупать по всей Австралии дюжины отборных отводышей, то бишь саженцев, его чеки то и дело возвращали для сличения подписи.

По мере того как озеленительная программа распространялась по имению, Холленд счел необходимым составить антографию.

Теперь он шагу не мог ступить без маленькой черной книжицы и хранил ее под подушкой, точно засаленную «Гидеоновскую»[28] Библию. На каждой странице описывался один из эвкалиптов: его местонахождение, дата посадки, особые характеристики, имя поставщика. После того как мясник перековеркал сложное слово, Холленд так и стал называть свой каталог: «кот-и-лук» — приятно ж повалять дурака на тему святыни!

То был каталог не совсем обычный. Ежедневно таскаясь по пастбищам из конца в конец, поневоле пристрастишься к размышлениям. Холленд карандашом заносил в книжицу все, что приходило в голову. К сожалению, едва ли не все эти записи подпадали под категорию морализаторских сентенций: «роздых — зря потраченный воздух», например; не слишком-то информативно.

Зато в другом месте он нацарапал нечто куда более любопытное: «Однозначного ответа нет». Вот вам, пожалуйста, многозначная истина, некое руководство к жизни или своего рода символ веры; попытка проникнуть в суть. «Однозначного ответа нет» встречается снова и снова на нескольких страницах; повторяя эту фразу, Холленд словно под нею подписывался, хотя помимо умножения числа эвкалиптов его вера в разнообразие как жизненный принцип ну никак не проявлялась.

Бумагомарание в имении Холленда многократно умножилось, едва Эллен достигла брачного возраста.

В ту пору Эллен написала куда больше слов, нежели произнесла. В свой дневник она заносила диалоги с самой собою, а также подлинные и выдуманные беседы с отцом; были здесь описания отдельных крупных птиц, и моря, и ворот сиднейской школы. А еще девушка поверяла бумаге необычные сны и впечатления от многих заезжих кандидатов в женихи, в том числе и от последнего, мистера Грота.