Лили Прайор - Кабаре Страница 16

Пройдя таможню, мы очутились в Египте, в жаре, напоминавшей пекарню. Во мне словно ожили все чувства. Глаза засияли от яркого света. Все оттенки казались такими сочными: ослепительно синие, красные, желтые и кипельно-белые. Воздух наполнился восхитительными звуками: призывы к молитвам, доносившиеся с минаретов, радовали сердце; крики уличных торговцев были удивительно непривычными; даже звук автомобильных моторов и клаксонов казался новым и загадочным. В нос ударили запахи: выхлопные газы, сточные канавы, тмин, перезрелые бананы, жареная козлятина, размякший на жаре бетон, мусор, навоз.

Я сразу же влюбилась в этот город.

Стюарды проводили нас на пыльную парковку перед сарайчиком таможни. Пассажиры первого, а затем и второго класса заняли места в шикарных автобусах с кондиционерами и биотуалетами. Им предлагали прохладительные напитки и разные угощения.

Нам, третьему классу, пришлось воспользоваться местным транспортом. Что ж, тем лучше, подумала я. Так проще познать настоящий Египет, чем из этакого скафандра.

Пока мы ждали рейсового автобуса, шикарный транспорт отправился в путь. Некоторые пассажиры махали нам руками. Никто им не ответил. Солнце с каждой минутой палило все сильнее. Нас окружила ватага ребятишек. Они предлагали холодную воду из стеклянного кувшина, в котором плавала половинка лимона. Цитрус явно был не первой свежести, но ароматный. Другие дети торговали открытками с верблюдами в панамах, войлочными фесками, пачками печенья, яблочными ирисками, жвачкой и ломтиками манго. Нахальная ребятня расценивала отказ как согласие. Когда их манера предлагать товар стала скорее пугающей, чем забавной, подошел полицейский и прогнал их, угрожая дубинкой.

К этому времени наиболее нетерпеливые из экскурсантов стали все чаще поглядывать на часы и интересоваться, когда же подойдет наш автобус. А мне все нравилось, ведь это тоже часть приключения.

Наконец, часа через два с половиной, за которые трое из нас получили солнечный удар и были отправлены обратно на корабль, на парковку въехал автобус, вздымая вокруг себя густые клубы рыжей пыли. Даже пыль здесь была симпатичнее, чем наша, римская. Поначалу водитель держал двери закрытыми и не впускал нас в салон, хотя некоторые мужчины грозно размахивали кулаками перед окном кабины. Потом, когда двери все-таки открылись, откуда ни возьмись появилась толпа местных жителей, которые влезли в автобус вместе со своими животными и детьми. Экскурсанты приняли вызов и втиснулись тоже, хотя мест почти не осталось, и многим нашим пришлось все пять часов ехать стоя.

Мне повезло. Я успела занять место у окошка, рядом с гигантской в обхвате женщиной, которая везла на голове такой же гигантский кочан капусты. Сзади сидели пятеро ее детей и сомлевшая от зноя овца. А за ними я, к своему изумлению, увидела чревовещателя. Как ему удалось сесть в автобус, чтобы я его не заметила? Он обмахивался веером из перьев фламинго, а над его головой — в багажном отсеке, битком набитом цыплятами, арбузами, сахарным тростником и чайниками, — виднелся большой черный чемодан.

Мне нравился вид из окна, и я не отводила глаз от калейдоскопа заманчивых картинок. Хотя и чувствовала себя не слишком уютно, потому что чревовещатель был рядом.

Автобус раскалился. Запахло разгоряченными телами. Вредоносные выхлопные газы просачивались в открытые окна и смешивались с испарениями, исходившими от некоторых пассажиров, которые развели огонь, чтобы сварить мясо или поджарить кусочки баранины. Блеяние овец и ягнят, гоготание гусей, напевная арабская речь моих попутчиков — все это завораживало и смахивало на сон. Окунувшись в жару и духоту, я вдруг услышала другие голоса, доносившиеся откуда-то издалека.

— Почему именно она?

— Ты знаешь, почему. Потому что мадам Йо-Йо никогда не ошибается.

— Ха! Опять эти гадалки! Откуда им знать? Кстати, а как же я?

— В наших отношениях ничего не изменится, поверь мне. Ты же знаешь, что мы всегда будем вместе.

Я заснула. Мы встали очень рано, к тому же я не высыпалась с тех пор, как уехала из дома. Через несколько часов я проснулась, и оказалось, что автобус сломался. До порта было далеко, до пирамид тоже. Мы словно попали на необитаемый остров. Шофер сидел на обочине и варил зеленый чай. Какой-то мужчина привязал свою буйволицу в тени и доил ее в ведро. Моя соседка протянула мне кусок сочного арбуза и улыбнулась беззубой улыбкой. Я приняла угощение с искренней признательностью. Соседка тоже смаковала арбуз, звучно выковыривая семечки. Вокруг, как перегревшиеся мухи, расселись остальные пассажиры. Между ними пристроились куры. Чревовещатель по-прежнему сидел на своем месте, через ряд от меня. На лбу и над верхней губой застыли капельки пота. В багажном отделении подозрительно молчал Малько.

Ни пирамид, ни Сфинкса мы так и не увидели. Наш автобус проторчал на обочине весь день, до позднего вечера. На закате мимо нас проехали шикарные пассажиры первого и второго класса. Они возвращались в порт. Через некоторое время какой-то автобус подобрал нас и отвез на корабль, чтобы мы не опоздали к отплытию. Всю обратную дорогу чревовещатель сидел рядом со мной. Мы молчали.

Когда мы подпрыгивали на понтоне, а «Святая Доменика» уже готовилась поднять якорь, я повернулась к толстяку-коротышке и сказала:

— Я никогда ни на что не соглашаюсь, не посоветовавшись с моим попугаем.

И ушла, не дождавшись ответа.

Глава 19

Кульминация круиза была позади, и корабль плыл обратно в Чивитавеккья. Хотелось домой, пассажиры первых двух классов и экипаж предвкушали возвращение. У третьего класса было совсем иное настроение. Разочарование и грусть висели над палубой, как туча. Нас лишили смысла всего путешествия. Наиболее мнительные из пассажиров тайком перешептывались по углам. Все были угнетены и подавлены.

Дальше — и того хуже. Рула Ардженти подхватила дизентерию, и в антисанитарных условиях нижней палубы болезнь распространилась со скоростью лесного пожара. В нескончаемой очереди, выстроившейся перед единственным туалетом, который очень быстро переполнился, обсуждали причину эпидемии.

— Это все лимонная водичка, которую мы выпили на стоянке, — уверяла Фантазия Спига, пытаясь сдержать нараставшее внутри нее неминуемое извержение.

— Нет, это тушеный цыпленок, которого приготовили в автобусе, — возразил Неро Пупа. — Не нужно было его есть.

— Молоко буйволицы, — считала Николетта Беллини. — Во всем виновато это дьявольское животное.

Каким-то чудом мне удалось не заразиться, и я постаралась провести весь день на палубе с шезлонгами, надеясь, что морской бриз сдует микробов к берегу.

Рядом постоянно находился чревовещатель, впервые без чемодана. Видимо, его кукла перегрелась в багажном отделении автобуса и теперь приходила в себя в каюте, с влажным полотенцем на лбу.

Не знаю, как так получилось, но мы превратились в неразлучную пару. Без всякого умысла гуляли по палубе след в след. Не сговариваясь, выбирали для отдыха одну и ту же скамейку, одну и ту же тень под навесом. В море нас привлекали одни и те же картины. Чревовещатель убирал с моего лица растрепавшиеся пряди волос. Я стряхивала пылинки с воротника его матросского костюма и ловила его улетавший парик.

Однажды возле капитанского мостика мы повстречали капитана, и чревовещатель представил меня как Фреду Кастро, свою невесту. Я не удивилась.

Потребности разговаривать у нас не возникало. Нам было так же легко друг с другом, как людям, прожившим вместе много-много лет. Они знают друг о друге абсолютно все и снисходительно улыбаются бородатым анекдотам. Понимают всё без слов. И угадывают присутствие друг друга не глядя: по запаху, звуку шагов и натяжению невидимых струн, связывающих их. Впрочем, тут мы ошибались, потому что были чужими.

Оглядываясь назад, я не нахожу в чревовещателе ничего привлекательного. В Альберто, как я теперь буду его называть. Но тогда я еще не знала, что такое привлекательность. Ничего подобного я раньше не чувствовала. Конечно, Эрнесто Порчино меня не привлекал, просто его тело вызывало во мне естественное любопытство. А в случае с Альберто я верила в судьбу. Полностью доверилась маме. Они видела мое будущее с чревовещателем. Вероятнее всего, именно с этим.

В последнюю ночь на корабле должен был состояться гала-концерт. Капитан задумал пригласить на него и пассажиров третьего класса, чтобы хоть отчасти компенсировать то, что они лишились кульминации круиза. Он прикидывал, как ограничить для них количество выпивки, чтобы не перепились, и продумывал сложную систему обеспечения прочими угощениями. Но итоговые подсчеты и диаграммы наглядно продемонстрировали невозможность такого подхода.

Когда эпидемия дизентерии вспыхнула с новой силой, капитан понял, что обитателей нижней палубы нельзя пускать на праздник, дабы не заразить остальных пассажиров. И ему пришлось объявить в третьем классе карантин.