Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2012) Страница 16

...Он поставил банку с кипящей тушенкой на утоптанный снег и взял ложку. Тушенка была хорошая, усть-ордынская, в банке было мясо, а не соя, но есть не хотелось. Он не ел с перевала, греб, таскал вещи, холодно было, в конце концов. Он должен был хотеть есть, но не хотел. Давно замечено, что когда вокруг много красоты, наступает восхитительное оцепенение и есть неохота. Так бывает, когда рядом очень красивая женщина…

Проглотил все же несколько ложек и налил чаю. Ветерок поднялся, дым костра закручивался под тент, Иван отодвинулся в сторону, потянулся за сахаром и услышал шум на склоне за своей спиной. Вышел из-за тента. Было тихо. Снег, искрящийся в луче фонарика, мелкие кустики, лесок, плохо уже видимый отсюда. Ни следов, ничего живого, да он и не рассчитывал кого-то увидеть. На склоне, на такой крутизне, никого не могло быть. Он уже нагнулся под тент, как шум повторился. Ясно было слышно, и Иван быстро обернулся. Осветил гору. Пусто. Только ветер порывами пролетал по склону и… сбрасывал снег! Обламывал комки со скал и камней. Их уже много нападало у подножья.

Это был не первый случай, когда ему что-то мерещилось. Почему он вставал и светил вокруг, он не знал. Если это и был страх, то какой-то особенный. Как икота. Он подбросил дров, положил рядом ружье и просто лежал, укрывшись спальником. В огонь смотрел. На часах было полдесятого.

Костер разгорался, взметывал легкое желтое пламя, иногда щелкал и выстреливал пучком искр. Они долетали до тента и гасли. На небе засветилось немного звезд. Река шумела, гулко отражаясь в каньоне. Он засыпал, сознание начало ломаться, тело двинулось куда-то, не завися уже от него, и тут Иван ясно услышал нарастающий тревожный гул и плеск шагов по воде. Он вздрогнул, замер с бешено колотящимся сердцем, пересилил себя и, скинув спальник, сел. Свет фонарика блуждал по мокрым камням в реке, ощупывал их зачем-то, потом пополз по берегу, по склону. Снег, кусты и снег — и никого, ничего…

Он посидел, тупо глядя в огонь и думая, что так не выспится, потом снова, как будто решительно, залез в спальник и закрыл глаза. Не спалось. Он перекладывался с боку на бок, зевал, думал о чем-то необязательном, гнал от себя мысли, а уснуть не мог. Вспоминал поведение медведей, которых видел немало, понимал, что ни один из них не полезет, не предупредив, а этого достаточно… Не помогало. Он искрутился, иззевался, иногда казалось, что вот-вот заснет, но когда начинал проваливаться в сон, в этот самый момент в ушах опять возникали какие-то необычные звуки: то плеск воды, то громкие и отчетливые шаги…

…Заснул, когда небо начало предрассветно сереть. И проспал до одиннадцати…

Надо было вставать, но он лежал под спальником и не шевелился. Только зевал неудержимо. Было отвратительно пасмурно, мгла висела над рекой и скрывала верх каньона. Казалось, его темные стены уходят так высоко вверх, что отсюда вообще не выбраться.

Костер почти совсем погас и раскатился. Ефимов приподнялся на локте, сдвинул едва дымящиеся головешки, потом нашел какую-то бумажку, какие всегда бывают в начале сплава, подсунул, посмотрел, как она обугливается, но не загорается. Понимая, что так не разжечь, расстегнул спальник. Морозило слегка. Грязно утоптанный вокруг костра снег похрустывал стеклянно.

Он выпил чаю с бутербродом, поставил воды для кофе и снял тент. Лагерек раскрылся и превратился в скучный бардак из разбросанных шмоток. Сумки, гермомешки, скомканный спальник на коврике, примерзшая к снегу палатка, весло, удочки в чехле, подмокший рюкзачок, парящий у костра, патроны, навигатор, прозрачные пластиковые банки с мукой, чаем, кофе, сахаром… топор, веревка, насос… у берега канистрочка с бензином, бензопила… Он долго ходил среди барахла и раскладывал его кучками вдоль тропы на застывшем снегу. Пытался определить, что в какой сумке поедет… Получалось бестолково. Сумок было много, они выходили полупустыми, места в лодке тоже было с избытком, и поэтому вся его укладка лишалась смысла. Настроение было на нуле. Иван хмуро посматривал на пасмурную скалу напротив, на камни, торчащие из воды по всей реке до поворота. На серое тяжелое небо, дремлющее у костра и не желающее подниматься.

Так у него все и было развалено, сам он в свитере и галошах сидел у костра и во второй раз пил кофе. Был уже час дня, когда стал накрапывать мелкий дождь…

…Через полчаса он спихнул лодку на воду. Все было уложено, пусть и не так ясно, как хотелось, но уложено, увязано и затянуто тентом. На Ефимове были непромокаемая куртка с капюшоном, такие же штаны и высокие сапоги. Все более-менее. Река мелкая, Иван вел лодку в поводу, протаскивал между камней, а сам вспоминал бессонную ночь, свои страхи и думал, что жизнь его не такая уж большая ценность, чтобы так за нее волноваться. И если кому тут и нужна, то только ему.

Он брел по колено в воде, сверху летела вода же, мелкие капли закручивались ветром под капюшон и текли по лицу.

В каньоне

Речка сужалась, становилась глубже, скальные берега поднимались все выше. Ефимов сидел на корме, держа весло в воде справа, подруливал, лодка слушалась. Дождь прекратился, было хмуро, тихо и не очень холодно. Речка окончательно втянулась в ущелье. Гулкие старые скалы над головой были разорваны сетками трещин, заросших мхом. На выступах и карнизах лежал снег, тяжелые наросты сосулек гроздьями в несколько этажей свисали тут и там, по разломам пучились натеки белесого, сероватого льда. Пахло каменной сыростью и холодом. Ни души тут не было.

К четырем часам из высокого ущелья, заросшего кедровым стлаником, пришел большой ключ, воды добавилось, скорость увеличилась, дело пошло веселее, и Ефимов слегка обнаглел. Шел без разведки: вылетал из-за поворота, не видя, что за ним, и разбирался с речкой по ходу дела.

Так он и вляпался. Это было самое узкое место каньона. Река выточила в серых базальтовых скалах гладкое извилистое ложе. Иван прошел два коротких скальных поворота, река разогналась, лодка вывернулась напрямую… впереди в тридцати метрах поднималась скала, на которую наваливалась вся Лена. Вал пульсировал, то опадал и обнажал черный низ скалы, то вздымался бурлящей горой и сваливался за большой камень налево. Это был переворот! Иван замахал веслом, он явно не успевал, лодка выскочила носом на камень, корму стало поднимать и разворачивать в слив, где неизбежно крутануло бы, Иван вцепился веслом в воду, спина и руки трещали… все было безнадежно, но вдруг бог знает откуда взявшейся струей его выпихнуло на камень. Иван метнулся на нос, разгружая корму.

До берега было рукой подать — пять-семь метров, но он стоял на коленях на дне лодки и не знал, что делать. Лодка мелко дрожала, под кормой, прихватывая ее, неслись тонны дикой воды. Он озирался, думая, как быть, а руки действовали — ружье надел через голову, выбросил спиннинг вперед, на береговые скалы, остальное было привязано… Мало-помалу сполз за борт и встал одной ногой на камень. Нужно было свалиться влево, воды тут падало мало, и высоковато лететь, но другого выхода не было. Лодка двинулась вбок и вперед, потом еще, казалось, она вся уже висит над сливом, Иван толкнул сильнее, прыгнул сверху плашмя в падающее уже судно, здорово шарахнулся локтем, успел отползти от струи, что рухнула сверху на борт и в корму… Его вынесло на ровное.

В лодке было полно воды, сумки плавали, с лица и рук текло, с кулака капала кровь… Ефимов, хмурый, слегка растерянный и недовольный собой, сосредоточенно греб и пытался понять, как оно так вышло. Перед следующим поворотом только причалил, достал котелок из кухни и стал откачивать воду.

Потом сходил, посмотрел порог впереди. Ничего опасного не было. Два камня подряд, за которыми образовывались затишья. Отличное место для рыбалки. Ефимов поскреб затылок, глянул на сплошное серое небо… Времени на рыбалку совсем не было… Он собрал спиннинг, привязал блесну, еще парочку положил в карман на всякий случай. И аккуратно, никого не пугая, зашел в воду по колени. Посмотрел, как сбиваются струи за камнем. Забросил. Блесна полметра не долетела куда надо, и он стал быстро выматывать назад.

Рыба в горной реке есть не везде, здесь она могла быть за камнем, и надо было точно провести блесну. Вторым забросом он попал хорошо, провел, потом еще несколько раз, но поклевок не было. Спустился ниже. За вторым камнем был отличный длинный язык. Иван бросил наискосок под скалку на другом берегу и стал крутить катушку. Издали было видно, как блесна поблескивает, вращаясь.

Он сделал последний, самый дальний заброс и почти уже вытянул приманку, как вдруг спиннинг согнулся. Сердце застучало от волненья. Он стал осторожно подматывать и выходить из воды. Мелькнул желтый бок, это мог быть и ленок, и крупный хариус. Рыба рвалась на струю, легкий спиннинг отчаянно гнулся, Ивану и хотелось тянуть, и боялся, что рыба сорвется. Осторожно вывел ее в тихую воду. Некрупный ленок покорно шел за леской, но когда Ефимов вытянул его из воды, заплясал отчаянно у сапог, разбрасывая снег.