Олег Алексеев - Третья мировая война (сборник) Страница 16

Вооружение у партизан было не ахти какое: восемь автоматов, дюжина винтовок, три пистолета и несколько ручных гранат. На тридцать человек его явно не хватало и атаковать с подобными силами гарнизон в двести человек, имеющий к тому же пулеметы, было предприятие безнадежным. Это понимали все и Росин тоже. Впервые он пожалел, что хронолетчики не берут с собой оружия. У него мелькнула было сумасшедшая мысль — перелететь на хронолете линию фронта, чтобы вызван помощь. Временной переход совершался всегда на большой высоте, где аппарату не угрожала встреча с каким-нибудь материальным телом. Но по прибытии в другое время хронолет до выбранного места посадки летел самостоятельно, и радиус его действия был почти неограниченным — кварк-реакторы снабжали хронолет достаточным количеством энергии. Однако мысль о перелете через фронт пришлось тут же отбросить — Росин понимал, что появление неизвестного летательного аппарата поставит перед командованием Красной Армии множество неразрешимых проблем и что оружием его никто не снабдит.

Росин был уверен, что разрыв хронотрассы уже ликвидирован и дорога домой открыта. Еще он знал, что аварийная группа прочесывает сейчас весь XX век в районе аварии, отыскивая локатором сигналы хронолета. Неопределенность разрыва достигает нескольких лет в самом лучшем случае, а бывало, что аппарат вываливался по разрыву хронополя лет на сто в прошлое или будущее, так что обнаружат его не очень скоро, может быть, только через неделю. Но появись спасатели даже сейчас — что они смогут? Прошлое менять нельзя — это аксиома, которую должен усвоить каждый хронолетчик.

В XX веке Росин оказался случайно, и инструкция предписывала ему при первой возможности возвратиться в свое время. Но столбовские старики под присмотром полицая Пашки уже сколачивали виселицу напротив правления колхоза, и поэтому Росин знал, что никуда не улетит, невзирая на инструкцию.

Над судьбой Деда думали все, но придумать ничего не могли. Комиссар отвергал все предложения как абсолютно безнадежные.

— Закури, летчик, — в который раз предлагал он Владимиру свой кисет. — Может, легче станет.

Он долго стучал огнивом по кремню, раздувал трут, прикуривал, обдавая Владимира едким дымом.

— Как бы нам тебя в Москву переправить? — спрашивал комиссар сам себя. — Эх, связи у нас нет! Рацию бы сюда или хотя приемничек какой, А то даже не знаем, где сейчас война идет. Может, немец уже Москву взял…

— Не взял, — ответил Росин машинально.

— А немцы брешут, что давно Москва взята. Ты-то сам откуда прилетел, из столицы?

Росин кивнул. Действительно, через четыреста лет в пригородном лесу за Сокольниками будет построено здание Института времени — восемьдесят этажей, дископорт на крыше, энергетический канал на Меркурий через собственный спутник…

— Ходил я смотреть на твой самолет. Близко не удалось подобраться очень сторожат его немцы, но в бинокль посмотрел. Какой-то чудной он ни крыльев, ни мотора… Неужели ракета какая? Как у Циолковского — читал я однажды в книжке…

— Нет, это не ракета, — машинально ответил Росин, думая о своем, — он вдруг понял, что нашел наконец выход. — Слушай, а какое сегодня число?

— Ты чего вскочил? Вот скажи лучше, не боишься ты, что твой самолет фрицы увезут?

— Не увезут! — закричал Росин. — Не по зубам им мой самолет!

То, что он решил сделать, категорически запрещалось инструкциями для путешественников во времени. Росин понимал, что, если ему повезет и он сумеет вернуться домой, его, скорее всего, навсегда отстранят от полетов, но какое это имело значение!

С ослепительной отчетливостью Владимир понял, какое могучее оружие находится в его руках — ведь сегодня он единственный человек на планете, который знает исход кровавой битвы, гремевшей в подмосковных лесах.

Он схватил комиссара за плечи и затряс.

— Слушай, мне надо туда, в мой аппарат! Немедленно!

Деревня, как всегда, проснулась рано. Это было невеселое пробуждение — без крика петухов, без тявканья собак, без мычания скотины. В неподвижном морозном воздухе кое-где поднялись над трубами жидкие дымки — даже с топливом было худо в деревне под немцем. Лишь там, где стояли оккупанты, дымы были такими, какими им положено быть в зимний морозный день.

Вскоре после одиннадцати по избам пошли солдаты — выгонять народ к месту казни. Люди, подталкиваемые прикладами, медленно тянулись к правлению, перед которым в оцеплении автоматчиков белела новенькая виселица.

Хмурое небо, затянутое облаками, казалось, давило сверху — на крыши, на лес, на угрюмых людей. Снова начал падать снег, приглушая звуки, засыпая следы. Черная ворона сорвалась с ветки и спланировала на чью-то трубу — поближе к теплу.

Росин сидел под самой крышей пустой, разграбленной избы и рассматривал в бинокль зловещее каре перед правлением. За прошедшую ночь он не спал ни минуты — днем был скоротечный бой с охраной хронолета, потом он несколько часов лихорадочно работал в кабине, а среди ночи вместе с двенадцатилетним Юркой пробрался в деревню мимо часового, которого заколол подошедший закурить полицай Пашка Артемьев. В полной темноте Юрка лазил по крышам и деревьям, которые указал ему Владимир, потом исчез, а Росин забрался в пустую избу. Хозяина немцы убили две недели назад, найдя у него красноармейскую фуражку. Они выбили двери и окна, а в печь швырнули ручную гранату. Сейчас изба служила Росину наблюдательным пунктом. Две таблетки антеина из аптечки хронолета вернули ему бодрость и силу, и сейчас он внимательно наблюдал за событиями.

До правления отсюда было метров триста, но бинокль позволял рассмотреть все: заросшие лица солдат, угрюмые глаза женщин, их стиснутые рук и… Все происходило в молчании. Лишь изредка доносились гортанные командные возгласы. Снег все сыпал и сыпал, и казалось, в мире осталось только две краски — черная и белая.

То и дело Росин смотрел на часы. Его браслет немцы не вернули, но в бортовом комплекте интрахронолета имелись три скафандра — с часами, рациями, аккумуляторами. Сейчас все это очень пригодилось. Почему-то Владимиру казалось, что стрелки совсем остановились, и он удивился этому раньше он думал, что в подобной ситуации время должно мчаться с огромной скоростью, а оно еле тянулось… Росин не знал, сумеет ли выполнить свое обещание тот неизвестный ему человек, с которым он разговаривал по радио ночью, и все время прислушивался. Однажды ему показалось, что он слышит вдалеке грохот взрывов, но, съеденные расстоянием, звуки быстро растаяли.

Он еще раз глянул вперед, и сердце у него забухало — он увидел, что немцы ведут Деда в кольце автоматчиков.

Как хорошо, что сегодня снегопад, подумал Росин. Немцы, обнаружив убитого часового, долго метались по деревне, но никого не нашли. Снег все надежно укрыл. Сколько сейчас градусов? Наверно, не меньше двадцати. А Дед — босиком, в нижней рубашке… Как же это возможно? Да что они не люди?

Стоп, сказал себе Владимир. Сейчас эмоции — роскошь. Если дать им волю, то не выдержишь, схватишь автомат — вот он, лежит рядышком, поставленный на стрельбу очередями, — и кинешься наружу, чтобы стрелять, стрелять в этих нелюдей… И упадешь, пробитый пулями, так ничего и не сделав. Да, фашисты не люди. Это даже не звери. Это гораздо хуже. И если ты понял это, то стисни сердце в кулак и жди. Думай о чем-нибудь другом, только не о босых ногах идущего по снегу человека. Ну, например, о том, что дома сейчас весна, а через неделю у тебя доклад на Марсе — там интересуются технологией полетов в прошлое, чтобы попытаться отыскать вымерших жителей этой планеты.

Стрелка секундомера шла тугими толчками, словно повинуясь ударам сердца. Удар — шаг. Удар — шаг. Все меньше шагов остается сделать. Неужели эти шаги последние?

Вот Деда поставили на ящик. Что-то читает по бумажке офицер. Черный квадрат солдат. Черная толпа на белом снегу. Белая рубаха в темных пятнах крови. Как медленно бьется сердце! Еще десять ударов! Еще пять! Еще один!

Владимир повернул тумблер передатчика.

И тогда над придавленной страхом деревней, над черным каре палачей, над заснеженным лесом, над бескрайними полями, над окоченевшими реками и озерами возник торжествующий, звенящий от восторга голос:

— ВНИМАНИЕ! ГОВОРИТ МОСКВА!

Голос звучал сразу со всех сторон, он заполнил собой деревню, и лес, и небо, он ворвался в человеческие сердца, вселяя в них надежду и радость. Голос звенел, стряхивая снег с придавленных ветвей, и они распрямлялись, и вместе с ними распрямлялись спины согнанных сюда людей.

— ИЗ ПОСЛЕДНЕЙ СВОДКИ. ПРОВАЛ НЕМЕЦКОГО ПЛАНА ОКРУЖЕНИЯ И ВЗЯТИЯ МОСКВЫ. ПОРАЖЕНИЕ НЕМЕЦКИХ ВОЙСК НА ПОДСТУПАХ МОСКВЫ!

Ликующий вздох пронесся над толпой. Люди кричали, плакали, падали на колени.