Ксения Духова - Игра в любовь Страница 16

Дома у бабули есть две вещи, из-за которых стоит ее навещать. Характер бойкой вдовы, конечно, не сахар, но ради бабушкиных котлеток я терплю многочасовые монологи. Приглашая любимую внучку на ужин, старушка, с хитростью заправской домокозявки, никогда не готовит его точно к моему приходу. Внучка — голодная и уставшая — приходит к любимой бабульке, а там… Фарш для котлеток еще томится в тазике, а в углу внучку ждет килограмм картошки и тупой ножик. Бабушка вручает мне кастрюльку, и я в который раз играю в новобранца, получившего наряд вне очереди. А старушка начинает неторопливо лепить котлетки и делиться со мной всевозможными идеями. За неделю идей в бабушкиной голове накапливается огромное количество, а излагаются они хаотично и без предварительной подготовки. Поэтому я совершенно не могу уловить переходов от — к… И логические связки у бабушки напрочь отсутствуют. Талант у бабушки: перейти за минуту от колористического таланта Ренуара к желтой кастрюле соседки Маши и — обратно — к ядерной физике.

Но тут, в разгар интеллектуальной оргии, кухня начинает плыть и покачиваться у меня перед глазами. Если вы думаете, что сейчас я признаюсь в беременности и токсикозе — ошибаетесь. Меня качает от счастья. Подумать только — ни один мой дедушка не ходил по морям и океанам, а я так замечательно сохраняю равновесие на скользкой кухонной палубе! Волшебный запах котлеток делает меня спокойной и мудрой, как позолоченный Будда с блестящим пузиком. Чудесные невесомые овальные штучки шлепаются на белоснежные тарелки рядом с горкой воздушного волнистого пюре. Нет, не зря бабушка в свое время плавала на исследовательском судне по Байкалу, не зря! Морские волны и пенные гребни взбитого по всем правилам картофельного пюре — с горячим молоком и деревенским сливочным маслом — выдают в старушке старого морского волка. И вот оно! Священнодействие в заключительной стадии! Чайную ложку растопленного масла — сверху на картофельное облако — шмяк!!! И — щепотку душистой зелени. А две котлеты — шкворчащие, изысканно-коричневые, изнывающие, — рядом, чтобы не задеть, не испортить волны и пенные гребни.

Я умираю от слюноотделения, я теряю нить разговора, я вдыхаю и забываю выдыхать! Это блюдо — моя индульгенция и фата-моргана, моя малая родина и застарелый опиум для народа. Я получила медаль в школе и звание лучшего читателя в районной библиотеке — только ради этого. Бабушка гордится моим высоким общеобразовательным уровнем и заманивает меня на наши воскресные беседы едой, против которой не возражает сам Будда.

Итак, я теряю нить разговора, вожделея и предвкушая. А в это время старушка продолжает рассказывать о своей нелегкой жизни. Очухиваюсь я, когда Ренуар и коэффициенты плавления перестают мелькать в разговоре. А через несколько минут возникает стойкое ощущение театра абсурда с сумасшедшими актерами.

Бабушка (громко колошматя пестиком в кастрюле с картошкой):

— … А я говорю — нет, почему это я не должна пользоваться благом?! Если есть варианты с мячом и гимном, то почему бы не сделать розовые рюшечки, а? Или я не Клавдия Максимовна?!

Я (глядя на зовущие меня котлетки):

— Я совершенно согласна с тобой, Клавдия Максимовна! Вот если бы ты была Циля Махмудовна — тогда, конечно, вопрос стоял бы по-другому… А так — получается какая-то дискриминация!

Бабушка (в сердцах взмахнув колотушкой и заляпав горячим пюре окно):

— … А этот молодой человек мне и говорит — «не слишком ли вы замахнулись, бабуля? Мы можем замуровать вас хоть в хрустальный саркофаг, только вот спящей красавицы из вас все равно не выйдет! Формат не тот!»

Ты представляешь — он мне еще намекает на мой возраст, сопляк! (пюре уже взбито до состояния воздуха, но бабушка все еще не может остановиться).

Я (окончательно потеряв представление о предмете разговора):

— А мне, например, хрустальный саркофаг тоже не нравится. Кто его чистить будет? Он же мутнеет! Может быть, молодой человек прав?

Бабушка (негодующе шлепнув котлеты мне на тарелку):

— Вот ты и будешь чистить! Ты же мне внучка! Но самое печальное, что по техническим причинам я не смогу вам петь! И больше никогда вы не услышите на праздники моего голоса!

Я (проникнувшись огромной благодарностью к неизвестному молодому человеку, который лишает нас бабушкиного пения):

— Это ничего! Мы будем вспоминать твой голос часто-часто! Мы даже сами можем петь для тебя твои любимые песни!

Бабушка:

— Я! Буду лежать! В гробу! Не в силах вымолвить ни слова! А вы — голосить и радоваться, что можете своими нестройными голосами мучить мой абсолютный слух?! Не дождетесь!!! Пока они не сделают аудиосистему — умирать не собираюсь.

Я (хрипя от застрявшей в горле котлеты):

— Так ты собиралась петь нам из хрустального гроба?!

Бабушка:

— А то откуда же еще?! Уж не из мавзолея, это точно! И не мечтайте, что вы меня закопаете, несчастную и бессловесную, а сами будете приходить ко мне раз в год с чахлыми цветочками и банкой засохшей зеленой краски для кривой оградки! (Тут бабушка начинает громко всхлипывать.)

В процессе утешения старушки и дальнейшего поедания котлет выясняется страшное. На днях бабуля прочла заметку про американские мавзолеи и загорелась идеей облагородить свой уход. Иногда я вот думаю — как было бы хорошо иметь неграмотную бабушку, а?

В газете «Счастливая старость» писали, что любая нью-йоркская старушка при наличии скромных пенсионных накоплений может позволить себе почетно лежать в пятиэтажном мавзолее со стеклянной крышей и двумя водопадами. Моя уязвленная бабушка, вооруженная свежей прессой, за один день довела до белого каления сотрудников всех похоронных агентств города. Траурные менеджеры с тихими скорбными голосами минут через пятнадцать срывались на стоны и высокий фальцет.

— Удивительно нервные и несдержанные сотрудники, совершенно не умеющие удовлетворять запросы усопших, — резюмировала бабуля, жизнерадостно поедая третью котлетку.

Оказывается, по примеру американских пенсионерок, старушка хотела выкупить себе индивидуальный склеп в современном колумбарии и оформить его по собственному вкусу. Прочитав, что футбольным фанатам украшают ниши мячами, а поклонникам Одри Хепберн можно транслировать на экран фильмы с участием кинозвезды, бабушка решила, что хочет много меньше. И затребовала украсить ее персональную нишу розовыми обоями, семью слониками на кружевной салфетке и записать диск с ее песнями для посещения родственников. А также установить программу автодозвона с предупреждением, если ее будут посещать реже, чем раз в два месяца.

Бабушка выхватила у меня котлетку и поволокла в комнату, где стребовала с меня страшную клятву на радиоле «Прибалтика». Что именно я буду самоотверженно прослушивать диск с бабушкиными песнями хотя бы два раза в год. На ее и мой день рождения. После чего мне захотелось заказать себе индивидуальный склеп со звуконепроницаемыми стенками.

Клятвы на радиоле — любимое бабушкино развлечение. Это и есть вторая достопримечательность ее квартиры. Бабуля завещала мне этот чудо-инструмент еще лет пятнадцать назад, перед операцией по сведению родинки на губе. Торжественно объявив об этом на прощальном родственном ужине (с котлетками). Все собранные родственники прослезились от умиления и обещали помочь мне перевезти радиолу — если что…

«Если что» не случилось, и радиола продолжала радовать бабушку своими многочисленными достоинствами. Во-первых, она незаменима для раскладывания на ней кружевных салфеточек и расстановки искусственных цветов. Во-вторых, именно из-за радиолы бабушка не заводит кошек (которых и я терпеть не могу!). Ведь кошка непременно прыгнет на радиолу со шкафа, и тонкие ножки антикварного инструмента с хрустом подломятся. В-третьих, радиола напоминает старушке о бурной молодости и многочисленных попытках развода со вторым мужем. Я много раз слушала рассказы о том, как «этот подлец меня хотел унизить и выбросить с балкона, но я была очень гордой. Я ушла, забрав ковер, ребенка и радиолу. А что — я должна была оставить подлецу музыкальный инструмент? Чтобы он радовал своих баб моей Шульженкой?!»

Я тщетно пыталась выяснить — как же можно было тащить на себе ковер 1,5x2 метра, радиолу с ножками и весьма упитанную трехлетнюю дочь, но тут бабушка пояснений не давала. Или очень туманно говорила — «была бы ты на моем месте — еще и шкаф утащила бы!» А когда бабушке соседки доложили, что «подлец» все-таки кого-то привел, страстная бабушка искромсала бывшее супружеское ложе. Ну и одежду «подлеца» заодно. После чего ей стало намного легче, и она пошла слушать музыку на радиоле.

И вот эта чудесная вещь все еще работает. На ней можно крутить пластинки, предварительно протирая их специальной фланелькой, а можно слушать иностранные голоса. Когда я остаюсь у бабушки на ночь, объевшись котлеток и вишневого киселя, она разрешает мне, как главной наследнице, включать радиолу и крутить в темноте ручки. Резкий немецкий, высокий китайский, гортанный французский… Я чувствую себя далеким полярником, которому мир доступен только через голоса. Сразу хочется выучить азбуку Морзе, уехать на Камчатку, испытать шторм на «ревущих сороковых» и выжить на арктической зимовке… Пробираюсь на кухню, пью сгущенку из дырочек в банке, сижу на подоконнике и мечтаю.