Владимир Топилин - Тропа бабьих слез Страница 16

Два месяца прошло с памятного дня, когда мужики сговор решили: этой зимой идти в тайгу с обметом вместе. Было дело, за праздничным столом Егор свой сон рассказал. Гришка тогда эпизод выслушал внимательно, спросил у товарища, как сезон отошел, а потом долго усмехался над тем, как Семен Пономарев во время раздела добычи себе двух соболей взял, а Егору одного сунул: «Ты молодой в нашем промысле, тебе и меньше причитается. Я тайгу больше знаю. Зимовье мое, обмет мой, значит, мне больше отходит!..» Ничего Егор Семену не сказал, пусть будет так, как есть, один соболь, тоже неплохая добыча! А вот Гришке такой фарт явно не понравился.

– Обманул тебя Сенька, как простофилю! – гремел тогда на всю избу громким голосом Гришка, для важности ситуации помогая кулаком по столу. – Как есть надул!.. А ты согласился… а еще казак!

– Отчего же не согласиться?! – пожал плечами Егор. – Один соболь – и так достаток.

– Ну да. Сенька себе коня купил, а тебе на сапоги не хватило! А знаешь ли ты, что Сенька – пройдоха первой гильдии? С ним всегда так, никто в тайгу идти не соглашается, а ты пошел!

– Отчего же не пойти? Он мне всю тайгу показал, где, что и как!

– Хе, тайгу… – покачал головой Гришка. – Подумаешь, за поскотину один раз сходили, и только…

– Почему за поскотину, – растерялся Егор, – вон где были!.. Аж под Крутыми гольцами соболя гоняли…

– Хе, – не унимался хмельной Гришка, – под Крутыми гольцами… четыре дня спокойного хода на лыжах. А хочешь, с тобой пойдем?! Вместе?! Покажу тебе настоящую тайгу, куда мало кто ходит?!

– Отчего же не сходить! – не раздумывая, согласился тогда Егор, сомневаясь, что хмельной Гришка вспомнит об этом разговоре.

– Тогда по рукам! – протянул Соболев руку через стол и пожал жилистую руку казака. – Готовь чуни, чтобы ноги до пахов не мозолить!

– Да уж готовы… – улыбнулся Егор, чувствуя, какая сильная рука у Гришки.

В тот день Григория опять ребятишки увезли из дома Запольского на нартах, спать уложили, печь истопили. На следующий день Гришка бросил пить, отлежался два дня, куда-то сходил по крепкому насту в тайгу на неделю, а потом, вернувшись, вдруг зашел к соседу.

– Разговор помнишь? – спросил он у Егора, глубоко заглядывая ему в глаза.

– Помню, – ответил Запольский, пыхая сердцем, – не забыл…

– Тогда понемногу собирайся. После Троицы пойдем, под Курбатым гольцом избу срубить надо, там зимой с обметом промышлять будем!

Курбатый голец для Егора – все одно что созвездие Гончих Псов на небе: слышать слышал, говорили мужики, а где находится, не имел малейшего представления. Однако побывать там пришлось. Привел Гришка напарника в глухое урочище, за четвертый водораздел. После шестого дня пути на лошадях, когда в густых облаках перед ними вдруг выросли низкие горы, остановил Григорий своего уставшего, спотыкающегося коня, осмотрелся, довольно заключил:

– Вот здесь, Егорка, будем с тобой промышлять. Мало кто сюда хаживал, места глухие, соболем богатые! Приходил я сюда как-то, был немного, да не выдержал, ушел. Высоко здесь, горы, у костра много не проживешь… избу рубить надо!

Зимовье мужики ладили недолго: на третий день к вечеру венцы из круглого леса под крышу загнали, дверь и оконце вырубили, нары на двоих да стол слепили, черную печь из камня выложили. Под конец работы, убедившись, что все задуманное сделано, Гришка наконец-то воткнул топор в чурку и облегченно вздохнул:

– Вот, однако, теперь будет куда зимой прийти! – и к Егору: – А ты ничего, молодец в тайге! Проворный, как горностай, да не ленивый. С таким в паре ходить можно…

– Что там, – обрывая похвалы, равнодушно ответил Егор. – Всегда так надо, по-хозяйски, чтобы прочно да крепко было. На моем месте любой таежник так сделает!

– Да нет, не ставь в один ряд коня с коровой! Конь работает, а корова, знай себе, только сено жует! – усмехнулся Гришка. – Человек человеку рознь! С одним пойдешь – одно не нравится. Второй на себя права старшего берет. Третий учит, как промышлять зверя. Четвертый, как начнешь соболей делить, хочет себе поболе урвать. А я так думаю: в тайге все равны! Будь ты хоть сам Иван Царевич, а с другими считаться надо. И добычу делить по справедливости! Однако не каждый это понимает… поэтому я хожу в тайгу всегда один. Тяжело одному-то, да что поделать? Вот с тобой ныне сходим, посмотрим, как все будет. Если ты мужик, значит, честь тебе и хвала. А коли что не так, опять один бродить буду…

Остановили работу Григорий и Егор, стали ужин готовить. Последний вечер под Курбатым гольцом проводят, завтра утром надо в сторону дома продвигаться. Дома тоже работа ждет. Подрядились мужики по реке Казыру лес плавить через Гуляевский порог. Заработки хорошие, да летом в тайге большой работы нет. Главное, на зиму зимовье поставили! Однако одним обметом сыт не будешь: Егору семью надо кормить.

Горит костер. Редкий дым поднимается столбом и рассеивается высоко в воздухе: к хорошей погоде! Вокруг, куда ни посмотрит глаз, красота высокогорий! Грязные плешины не растаявшего снега перемешиваются с молодой зеленью. Густая трава пестрит яркими эдельвейсами и жарками. Ароматный воздух несет свежесть подступающего вечера. Запах молодой смолы растворяется в терпкой прохладе оттаявшей земли. Холод ледников несет сырость промозглых каньонов. Вершины господствующих пиков разбивают визуальное представление о близости предметов. Кажется, стоит протянуть руку, и можно дотянуться до отдельной гряды камней. На самом деле, курумники находятся на расстоянии полета пули. В горах все по-другому, чем в глухой тайге. В глубоких долинах празднует бал жаркое лето. Здесь, под Курбатым гольцом, еще весна.

Егор любуется красотами гор. Второй день, как на пиках гольцов растворились облака. Он не знает, не помнит дороги, как Григорий привел его сюда. Все дни, пока они шли сюда, над тайгой стояла плотная пелена туч, по горам нельзя было определиться, где находишься. Мелкий, моросящий дождь вымотал силы. Сильный, волевой Егор под конец пути горел желанием отказаться от перехода, идти назад. И только спокойная, безмолвная спина Гришки тянула и звала его вперед. Иногда выносливый проводник останавливался, строго смотрел в глаза напарнику, будто проверял дух Егора. Егор молчал, знал, испытывает его Григорий. А тот равнодушно отжимал мокрую кепку, укрывал на спинах лошадей груз и опять продолжал шагать вперед:

– Сегодня дождь, завтра хорошая погода! Не сахарные, не растаем!..

Так и получилось, не растаяли. Однако когда пришли на место, ночь проспали у потухшего костра, не было сил проснуться, подживить огонь. Утром встали от холода, на одежде снег. Кое-как справившись с волей, стали работать, готовить лес для постройки. А лошади, после перехода, еще день не могли встать на ноги…

Любуется Егор красотой диких гор, удивляется: как могла природа создать такое чудо? Смотришь пики, глаз не отвести, будто бабка ворожея взгляд присушила! Горы, распадки, поляны луговые, гривы каменные, ущелья черные, будто из сказки про Кощея Бессмертного. Если смотреть долго, разыграется воображение: вот они, чертоги злодея! И станет немного не по себе, кажется, выйдет из-за пика страшный демон, спросит: «Зачем пришли? Уж не за той ли красавицей, что спрятана в горном каньоне?» А навстречу Кощею добрый молодец на лихом коне: «Вот он я! Долго я к тебе ехал, отдавай мою красавицу! Не отдашь добром, будем биться!..»

Егор много раз задавал себе вопрос: как Гришка шел без какого-то ориентира шесть дней и не ошибся в направлении? Проводник на его немой вопрос лишь тяжко вздыхал: «Коней жалко… ноги по камням набили!» Лошадей Егору тоже жаль, однако и о себе подумать не грех, как поднимались последний хребет, ноги судорогой свело, не разогнуть. Гришка на боль Егора вопрос решил быстро, ткнул острием ножа в мышцы, судорога отступила, легче стало.

– Я себе всегда так делаю, когда ноги заламывает! – смеется Гришка, толкая нож в ножны. – В таких случаях главное – острие под рукой держать… вдруг где на переправе такой случай произойдет!

Переправ было много, Егор со счету сбился. За один день несколько речек преодолели, где вброд, а где и за лошадьми, вплавь. За ними хребты, перевалы, спуски, водоразделы… наконец-то пришли! Умный бы сказал: «Макар телят не пас!» Наверно, так и получается. В таких местах пастухам не место, медведи в вид друг за другом по луговым полям ходят, квадратные головы на людей смотрят. Егору не по себе, зверям со счету сбился, а Гришка смеется:

– Не трусись, мужик! Они нас сами боятся!

Медведя Егор не боялся, не из робкого десятка, одно слово – казак! Казакам трусость неведома. Другое дело, интересно знать, куда пришли, где они находятся. Гришка, будто понимая состояние друга, при хорошей погоде стал объяснять.

– Вот, перед нами бугор каменный, в скалах: это и есть Курбатый голец. Это он со стороны кажется высоким да неприступным, самый высокий в округе. А сейчас маленький потому, что мы рядом с ним на высоте, все время, сколько дней шли, постепенно поднимались. Зачем поднимались? Так, паря, чем выше в горы, тем соболь чернее, дороже стоит!